– Я тут раздумывал о предателях… – повторил Танкред.
– О предателях, Тан? – с дрожью в голосе спросил Олаф.
– Да, ты знаешь, братишка, – говорил барон с ехидной усмешкой, – что предатели и изменники выстроились вокруг меня, как тени мертвых вокруг Деккера Гордема. И даже те, кто не должен и помыслить о заговоре, все же смеют задумываться, ты представляешь?
– Как такое возможно? – изобразил удивление на широком некрасивом лице младший брат. У него это плохо вышло.
– Ну все! – глаза Танкреда сверкнули злостью. – Хватит играть со мной, Олаф. Или мне лучше называть тебя твоим тайным прозвищем Копатель?
– Что? – удивился и ужаснулся градоправитель.
– Отвечай, предатель, давно ты под меня копаешь? Давно роешь, словно мерзкая крыса?!
Откуда ни возьмись из-за портьер и из темных углов вынырнули тайные агенты Бремеров, среди них был и доверенный человек самого барона, капитан Кейлем. Танкред хорошо подготовился к разговору с братом. Ловкие шпионы тут же схватили Олафа, с силой заломив ему руки за спину.
– Я ничего не понимаю, Тан, – пытался сопротивляться младший брат Бремер. – Что ты делаешь?
– Тебя сдали, Копатель, – скривился Танкред. – Прево под пытками рассказал, что ты агент тайной королевской стражи, причем из Первой ее Дюжины!
– Что? Он солгал! Он солгал тебе! Я не агент, я твой брат!
– Он не мог солгать, ему дали зелье правды. Он не мог солгать, мерзкий Копатель. Да, мне остается лишь похвалить твое мастерство. Я раньше никогда бы не заподозрил в тебе агента, Олаф. Ты казался непроходимо тупым, вечно во всем соглашавшимся со мной и не имевшим собственного мнения размазней, не способной и шагу ступить без моей указки. Но я аплодирую: ты настоящий мастер своего дела! Так ловко подслушать мой разговор с эльфийским посланником, что даже остроухий не сразу почувствовал…
– Я ничего не делал! – сопротивлялся бургомистр Теальский. – Я всегда был при тебе! Как я мог стать тайным агентом, если я всегда был с тобой?
– Это правда, – задумался вдруг барон. – Постой-ка, – он вспомнил, – а в то время, когда я обучался магии огня в Элагоне?! А?! Что ты теперь скажешь, Копатель?!
– Опомнись, брат, мне тогда было пять лет! Как я мог стать агентом Первой Дюжины, если мне было всего пять лет?!
– Ваша светлость, позволите? – вмешался в разговор капитан Кейлем.
Танкред кивнул, и офицер продолжал, склонившись к самому его уху:
– Милорд, позвольте вам напомнить обстоятельства того случая, когда у вас был тайный разговор с вашим… эээ… гостем. Это не мог быть сэр Олаф, милорд. Сэр Олаф был тогда в ратуше, подписывал бумаги о реквизиции двух дальних полей у семьи Хартов, что вы сами приказали ему сделать, поскольку семья Хартов владеет самыми тучными полями пшеницы в баронстве и… – Танкред зло глянул на своего капитана, нахмурив брови, – они являлись, по всем источникам, верными приверженцами злодейского Инстрельда.
Барон задумался. В самом деле, в тот день, когда состоялся разговор с саэграном Неллике, их подслушивал очень ловкий шпион. Причем насколько искусный, что сумел незаметно проникнуть в Бренхолл, сломать его «круг тишины» и улизнуть даже от Сэмюеля… А ведь правда, когда неживой был спущен с цепи, он велел всех запереть в их комнатах, чтобы кровожадный пленник не покусился на родственников, Танкред сам проверял двери…
– Да, это так! – кинулся доказывать Олаф, который отличался завидным слухом. – Капитан ждал подписей, чтобы направить карательный отряд на поля Хартов. Я подписывал бумаги прямо у него на глазах!
– Неужели? – скривился барон. – Тогда как Прево смог солгать? Очень странно… Что ж, я поверю тебе, Олаф. Забудем пока про Копателя. Отпустите его!
Бургомистр начал потирать сжатые секундой ранее медвежьей хваткой тайных агентов запястья.
– Наклонись ко мне, Олаф, я одарю тебя братским поцелуем.
Младший брат испуганно наклонился, но барон и вправду только лишь поцеловал его в щеку, незаметно дотронувшись до его шеи. В тот же миг тонкая золотая ниточка зазмеилась с расшитого танкредовского рукава и обвила горло Олафа.
– Что это?! Что?! – захрипел от боли младший брат Бремер, когда нить загорелась магическим огнем.
– Это на всякий случай, братишка, – усмехнулся барон. – Если ты вдруг подумаешь о предательстве, нить так накалится, что отожжет тебе голову с плеч. Я тебе не доверяю, Олаф.
– Я тебя не понимаю, Танкред. Зачем говорить мне об этом, если ты не доверяешь?
– Потому что даже если ты мерзкий предатель, то будешь верно мне служить, зная, чем грозит тебе измена. И еще одно…
– Что? Что ты еще от меня хочешь? – Олаф Бремер тер шею под остывшей нитью.
– Завтра в полдень… я предоставляю тебе лучшее место на турнире.
– Что? – ужаснулся Олаф. – Это же верная смерть! Роланд убьет меня, ты ведь знаешь, каков он в бою!
– Когда это ты вдруг начал все схватывать на лету? – расхохотался Танкред. – А может быть, племянник пощадит своего нелюбимого дядюшку, а?..
…Олаф Бремер отполз в сторону, Роланд шагнул следом. Удивление прошло, вернулась злость.
– Дядя, почему ты так подло бился? Такие, как ты, и умаляют рыцарскую славу, они лишены и чести, и благородства, они недостойны жить…
– Нет, – прохрипел Олаф. – Нет, я признаю себя побежденным, не убивай…
– Помни. – Роланд поднял меч. – Помни этот позор до конца своих дней, недостойный именоваться рыцарем.
Сэр Безземельный воткнул клинок в землю меж двух плит, которыми был вымощен внутренний двор, и начал расстегивать ремешки своего шлема.
Танкред Бремер молчал. Толпа застыла в ожидании – всем хотелось увидеть лицо Черного Душегуба, самого известного теальского преступника.
– А ежели это монстр какой? – неуверенно спросила толстая продавщица зелени с рынка.
– Да вряд ли он страшнее тебя, Хигга! – усмехнулась ее соседка, продавщица рыбы.
– Ах, ты! – замахнулась на нее толстуха, но и та не осталась в долгу – шмякнула товарку по темечку.
Когда баб разняли, рыцарь уже снял шлем.
– Че-то у меня с глазами деется, люди…
– И мне мерещится небывалое…
– Да ведь это наш барон! – неуверенно воскликнул один голос.
– Но как он может быть в двух местах сразу?! – не понял второй. – Вон же он на лестнице кривляется!
– Болваны! – ответил третий. – Это не барон. Он – моложе!
– Я Роланд Бремер, сын Танкреда Теальского! – на весь двор прокричал Черный Рыцарь, оборачиваясь кругом, чтобы всем было видно его лицо.
– Так и есть, это сэр Роланд! – воскликнул Сэмми-башмачник, невзирая на то, что его приятель-писарь пытался зажать ему рот ладонью – не приведи, вздумает еще выдать какой-нибудь опасный стишок.
– И что же ты будешь делать, отец? – воскликнул Черный Рыцарь, обернувшись ко входу в донжон.
– Взять его, – приказал своим солдатам Танкред Бремер. – И запереть в подземелье. Пусть там сгниет, чтобы я никогда больше его не видел.
Люди играют в игры по разным причинам. Кто-то, чтобы просто развлечься, кто-то ради выигрыша – это о профессиональных шулерах и королевских придворных, а лейтенант Ирвин Хелси играл, поскольку в его жизни помимо пары костяных кубиков с черными точками, поди, и не было ничего, если, конечно, не учитывать опостылевшую службу.
Ирвин был человеком долга, не задумывался ни о чем дальше двусложного приказа, больше всего боялся гнева господина барона и наивысшим для себя счастьем считал обыграть подчиненных в кости.
Вот и тем вечером, когда он наивно полагал, что весь замок уже отправился на покой, в караулке дозорной башни сидели четверо стражников, включая командира караула, которые занимались не чем иным, как самозабвенным подсчетом черных точек, и с замиранием сердца следили за кульбитами двух граненых костей.
Сейчас был ход сержанта Тротта. Низкорослый, едва ли не гном, с огромными ручищами, он тряс ладони, сложенные домиком, и в них перекатывались кубики. В какой-то момент солдат разжал руки, и кости, стукнувшись друг о друга, запрыгали по столешнице.
– Пять и четыре! – воскликнул лейтенант и закусил губу – его противник выдал неплохой результат.
– Ваш черед, сэр, – громыхнул сержант, передавая кости лейтенанту.
Ирвин взял кубики и зажал их в руках. Начал трясти… Сержант и два присутствующих рядовых подались вперед, затаив дыхание, и вот случилось то, чего они все так ждали. Кости со стуком покатились. «Шестерка» и «тройка»! Нет, это просто невероятно!
– Девять, сэр. – Тротт потянулся за костями. – Мой черед.
Игра продолжалась, и выигрышем должны были стать семнадцать золотых тенриев со стороны Ирвина Хелси и двенадцать – его сержанта. Играли на все. Это был финал схватки, и от него зависело то, к кому отправится недельное жалованье двух солдат.
И вот Тротт бросает… При этом он сделал странный жест – будто бы стряхнул кости с одной ладони другой, а не просто раскрыл обе руки, как обычно. «Шестерка» и «пятерка». Окружающие, не сговариваясь, присвистнули. Рядовой даже хлопнул сержанта по плечу, поздравляя.
– Рано радуетесь, – зло проговорил лейтенант и схватил кости.
«Двойка» и «четверка». Проклятие! Ну, что за невезение! Ирвин Хелси проиграл, но он не собирался так просто сдаваться:
– Вы видели, как он бросил? Нельзя так бросать!
– Лейтенант, вы проиграли, сэр, – сказал сержант и потянулся за выигрышем.
– Эй! Я все видел, ты бросил неправильно! – Хелси положил ладонь на рукоять меча. Солдаты застыли на своих местах.
– Все было честно, Ирвин, – раздалось из дверей. – Не дури ребят.
В проеме стоял широкоплечий человек в синем камзоле. На лице у него застыло выражение, к которому, как к винной бутылке, можно было приделать ярлык: «Темное. Густое. Недоброе». Командир гарнизона Бренхолла был человеком честным и справедливым, хоть и суровым. Правда, вся его честность изошла в тот день, когда господин барон едва его не убил, нанеся чудовищные ожоги, которые, как поговаривали в замке, выжгли с его кистей всю плоть, оставив лишь голые кости. С того дня в Сегренальда Луазара будто демон вселился: он не давал солдатам спуску даже за самое мелкое нарушение устава, хоть до этого, бывало, вообще закрывал глаза на такое, за что порка, колодки и каземат были бы в самую масть. Бытовало мнение, что это барон заразил своего родственника злобой и начисто выжег в нем снисходительность и понимание. Почему-то из всех, кто был знаком с Танкредом Бремером, никто не сомневался, что он на подобное способен.