– Сеньор маркиз?! – Лейтенант вскочил на ноги, густо краснея и пытаясь показать, что он здесь вовсе и ни при чем.
Всего за мгновение до этого сидевшие на лавке солдаты вытянулись в струнку, точно шуты из коробочки. Их побледневшие лица выдавали три составные части одной общей мысли, разделенной на три головы: «Ну, все», «Вот и попались», «Прощай, матушка».
– Все нормально, Ирвин, – расхохотался маркиз. – Чего это вы, ребята, так погрустнели?
– Ваша светлость, мы…
– Ладно-ладно, – успокаивающе поднял руку маркиз, заходя в караулку. – Не сбежали пленники господина барона, пока вы тут в тепле да уюте греетесь?
– Никак нет. То есть совершенно точно не сбежали.
– Ирвин, направь ребят вниз. Пусть стерегут зорче. Сам сын господина Бремера каземат квартирует, негоже, чтобы он выбрался каким-нибудь способом.
– Так точно, ваша светлость. Дирк, Демми, Тротт, вы все слышали? Исполнять.
Солдаты отвесили уставные кивки и, схватив алебарды, поспешили ретироваться из караулки. Ирвин Хелси остался с маркизом наедине.
– Если позволите, ваша светлость, я отправлюсь проверить караул на дозорной площадке, не прикорнули ли часом наши храбрые парни у зубцов.
– Не спеши, Ирвин, дай ребятам передышку – мы ж не изверги какие, верно? Зубцы, они, сам знаю, мягче перины будут. Пусть все идет как идет. – Сегренальд Луазар уселся на скамью и поставил на стол перед собой то, что до этого держал в руке. Оказалось, что это небольшая клетка с тремя белыми голубицами.
– Какие красивые птицы, – услужливо восхитился лейтенант. – Позвольте поинтересоваться, сеньор маркиз, зачем они вам?
– Да вот выиграл в кости давеча у Олафа Бремера. Могу я тебе доверить тайну, Ирвин? Слыхал о «Блуждающем Трофее»?
– Конечно! – воскликнул ярый любитель игры в кости. – Но я и представить не мог, что это клетка с тремя голубицами.
– Я тоже не сразу поверил. Да, «Три голубицы мага Ронана Улинна» – это и есть легендарный «Блуждающий Трофей». Ты знаешь его историю, Ирвин?
– Конечно, милорд. Все ее знают. Это трофей, который переходит из рук в руки уже несколько десятилетий. Кроме тех, кто его выигрывал и проигрывал, никто точно не знает, что это, но выиграть его – поистине знак того, что ты удачлив, как сам Бансрот. Поздравляю, милорд, добрые предзнаменования с вами, раз вы выиграли его у господина Олафа.
– Благодарю, Ирвин, но знаешь… – задумчиво протянул маркиз, – почему бы нам с тобой сейчас не сыграть на него? Как считаешь?
– Но… это… – Глаза солдата округлились, а руки задрожали. – Как можно, сэр?! Говорят, равной «Блуждающему Трофею» ставкой является… жизнь.
– Чепуха, Ирвин, – расхохотался маркиз. – Это все сплетни. Легенды, чтобы подзадорить игроков и побудоражить их суеверные умишки. Неужели ты думаешь, что я убил бы Олафа Бремера ради трофея?
– Конечно, нет, милорд. Даже побоялся бы такое предположить, сэр.
– Вот и отлично. Что у тебя есть?
– Семьдесят пять золотых – скопил на службе у господина Танкреда. Но позвольте поинтересоваться, милорд, вам не будет жалко расставаться с самим «Блуждающим Трофеем»?
– Ха! Да он и создан для того, чтобы переходить из рук в руки. Иначе бы его не назвали «Блуждающим».
– И то верно, милорд. Вы совершенно правы.
– Ну что, играем? В случае проигрыша ты потеряешь лишь бессмысленные деньги, а в случае выигрыша обретешь ни много ни мало сам «Блуждающий Трофей»!
– Играем, сэр. – Лейтенант начал спешно отвязывать мешочек с накопленным жалованьем от пояса. – Я хочу проверить свою удачу на зуб…
– Вот и замечательно, Ирвин. Только должен тебя предупредить. Если выиграешь, спрячь клетку до конца смены где-то здесь. – Сегренальд Луазар оглядел караулку. – Если тебя с ней увидит господин Олаф… Впрочем, ты ведь знаешь нрав господина Олафа, верно?..
Маркиз вздохнул и сжал зубы. Сегодня он пришел сюда не выигрывать – он пришел проиграть.
Глава 7Обман и стрелы
Стрелу мы ставим на кон,
Когда играть садимся.
И пусть то будет знаком,
Что схватки не боимся.
Стрелою шлём любимой
Письмо с признаньем милым.
И с клятвой нерушимой
Вино мы пьем потиром.
В руке – ладонь невесты,
В другой стрела зажата.
Семья и дом – насесты,
Стрелы свобода – злато.
– Ребенок плачет и кричит,
Что делать, ты скажи!
– А в колыбель, пусть там лежит,
Стрелу ты положи!
Порой откроешь ты сундук,
Кафтан наденешь старый,
И шляпа, и перо, и лук —
Бывал же меток, право!
Когда замерзну я – не плачь! —
И вынесут меня,
Ты в гроб стрелу мою припрячь —
Всю жизнь со мной она.
За 3 дня до Лебединой Песни. Перед рассветомБаронство Теальское. Окрестности Теала
Мельница «Осел и Зяблик» была возведена еще во времена старого барона Эрика Бремера, едва ли не двести с лишним лет назад. И с тех пор ее ни разу серьезно не ремонтировали. Дряхлые крылья были много раз штопаны, крыша как текла, так течет и поныне, а ветхие жернова никто не удосужился заменить на новые: «Мол, раз столько прослужили, еще пару веков простоят!» Да к тому же где-то в стенах «Осла и Зяблика» обитало ворчливое привидение, которое вечно оставляло следы сапог на просыпанной муке. И несмотря на все это, мельница действительно исправно работала, перемалывая и измельчая пшеницу в порошок столь же белый, как костяной.
Перед самым рассветом, в сумеречный час, когда еще даже кобольды спят, худющий и костлявый, как гордая крыса, мельник уже зажег свет и, попыхтев добрых пятнадцать минут с рычагами, запустил жернова. Четыре крыла дрогнули и со скрипом начали вращаться. Мельник отворил ставни и выглянул на тракт.
В туманной дымке, наползшей на дорогу, послышалось небыстрое цоканье подкованных копыт. Приглядевшись, хозяин «Осла и Зяблика» увидел фигуру всадника, выплывшую из мглы. Ранний странник склонился к самой гриве коня – по всему видать, спал. Его богатый сине-зеленый двухцветный плащ был оторочен беличьим мехом; на голову человека был наброшен капюшон, так что разглядеть лицо не представлялось возможным. За всадником на длинном поводе следовал второй конь, груженный сундуком и большим бесформенным мешком.
– Доброе вам утро, сударь! – Мельник кивнул страннику.
Не ответив, незнакомец просто проехал мимо, в сторону вольного города Теала.
По обе стороны от тракта колосилась высокая пшеница, холодный ветер раздувал пашни, от чего те расходились золотистыми волнами. Дорога была разбитой, с глубокими грязными лужами после дождя, но это не заботило вельможу в сине-зеленом плаще. До того момента, когда откроют ворота города, оставалось еще несколько часов – ему было некуда торопиться, есть время поспать, и хоть в седле не слишком удобно, ему не привыкать.
Прошлым вечером он останавливался в деревне, что располагалась в двенадцати милях от мельницы, и там вызнал все, что хотел. Слухи – вот была его цель. Конечно, сам он никогда не доверился бы пустым сплетням да крестьянским байкам в тавернах, но его наниматель, должно быть, очень любил всякие сказки, ведь интересовался именно упомянутыми слухами. Теперь путь его лежал в Теал, чтобы кое с кем встретиться и обменять добытые при помощи крепкого эля и чутких ушей сведения на блестящие рельефные монетки со столь милым глазу желтым отблеском.
Не сказать, что последнее задание было из тяжелых, но когда за посиделки в харчевне еще и платят, это ведь просто мечта для любого солдата удачи. Теперь выручки должно хватить даже на новые сапоги. Человек, что небыстро продвигался к городу, был наемником, и, признаться, одним из лучших в своем ремесле. А то, что глупый мельник с легкостью спутал его с человеком благородных кровей, могло объясняться лишь чрезмерной любовью обладателя сине-зеленого плаща к дорогим красивым вещам. На эту замечательную (как ему казалось) накидку со складчатым подолом и зубчатой пелериной он копил деньги не одну неделю, подчас недоедая и недопивая, ночуя на улице. Но это того стоило…
Дул довольно сильный ветер, проникавший через одежду, – осень вцепилась в эти земли, словно прожорливый упырь-людоед в грудь покойника. Озябшему страннику меньше всего хотелось сейчас шевелиться, но ему пришлось вытащить из-под плаща правую руку, чтобы глубже натянуть капюшон. Левый рукав его камзола висел пустой – руки под ним не было по самое плечо. Все верно: человек был однорук, но это нисколько не мешало его ремеслу.
Уже никого не осталось в живых из тех, кто знал, что еще совсем недавно этот человек был обычным солдатом армии его величества, а конечности он лишился в одном из боев с орками на юго-восточной границе. После такого увечья его уволили из армии, и бесславному вояке стало некуда податься. Положенная пенсия не окупала даже хлеба, нечего уж говорить о мясе – казна пуста, не сметь жаловаться, сержант! Обычным трудом он уже не был в состоянии заработать: что он мог, с одной-то рукой? Поэтому подался на опасную стезю наемничества и стал делать то, что выходило у него лучше всего, – убивать.
Поначалу все шло просто превосходно: несколько самовлюбленных хиляков отправились прогуляться на тот свет, и жизни их, как оказалось, стоили кошеля с золотом, приличного камзола и добротных штанов. Но дальше будто ведьма сглазила. Новый наниматель просил украсть кое-что. Причем не выламывая дверей, никого при этом не скармливая могильным червям – ишь, чего захотел! Пришлось наемнику отказаться от такого предприятия и пойти к следующему заказчику. Но и тут незадача: требовалось незаметно подбросить кое-что злостному конкуренту. Опечалился солдат удачи – все эти тайные дела с одной лишь рукой ему не по силам! Горевал он, да вспомнился ему как-то старый знакомец, Грешный Джон. Поговаривали, что когда-то давно, в молодости, тот служил в тайной королевской службе в виде скрытного агента, шпиона то есть. Томас Однорукий (так, к слову, звали наемника) отыскал старика и упросил того научить его своему мастерству. Все, что имел, до последнего медяка Томас отдал Грешному Джону, но ему повезло: бывший шпион оказался не жуликом или каким простофилей – много тайных секретов он выдал, многому обучил Однорукого. С тех пор-то наемник и брался за любые дела, практикуясь от задания к зад