Мартовскіе дни 1917 года — страница 14 из 53

признак разложенія арміи". В первое время вообще солдаты без разрѣшенія Исп. Ком. никого не пропускали; конечно, то была фикція контроля, ибо сам Шляпников признался, что он в качествѣ члена Исп. Ком. десятками подписывал чистые бланки. Одного мемуариста всегда можно побить другим. Не разбираясь в безчисленных субъективных контроверсах, ограничимся ещё одним противоположным приведенному свидѣтельством, которое мы можем сопоставить с имѣющимся документом. Рѣчь идет о преображеніях. Вот картина, изображенная секретарем Родзянко Садиковым. Она столь характерна, что приведем ее, іn extenso. "Одним из первых послѣ переворота в полном составѣ в Думу явился запасной бат. л.-гв. Преображенскаго полка со всѣми офицерами и командиром полк. кн. Аргутинским-Долгоруким", — пишет Садиков, воспроизводя легенду, нами уже разсмотрѣнную. Батальон первые нѣсколько дней нес наружную и внутреннюю охрану Таврическаго дворца, а также и караулы у министерскаго павильона, гдѣ находились арестованные министры. Солдаты были дисциплинированы и безприкословно подчинялись всѣм приказаніям своих офицеров. И вот через нѣсколько дней батальон смѣнил другой полк, а преображенцы отправились к себѣ в казармы. В тот же день картина совершенно измѣнилась. В казармы явились агитаторы, и к вечеру всѣ офицеры были уже арестованы, подверглись всевозможным издевательствам и, как потом мнѣ разсказывали, к ним в комнату ворвались окончательно распропагандированные, обезумѣвшіе и вооруженные до зубов их же солдаты, обезоружив всѣх офицеров, хватали их и тащили для немедленной расправы во двор казарм. Кто-то догадался крикнуть: "тащите, товарищи, их в Думу, там разберут". Этот призыв спас несчастных. Всѣх офицеров, как они были, без шинелей, без фуражек, гурьбой по морозу и снѣгу гнали в Думу. Их втащили в Екатерининскій зал. Возбужденіе росло с каждой минутой. Уже раздавались крики: "бей измѣнников, бей предателей". Случайно увидѣв эту картину, я понял, что спасти положеніе может только М. Вл. Я бросился к нему. Через нѣсколько минут в залѣ появилась могучая фигура предсѣдателя Гос. Думы. Воцарилась тишина. Громовым голосом он приказал немедленно освободить всѣх офицеров и вернуть им оружіе, а затѣм, обратившись к солдатам, громил их и в концѣ концов выгнал обратно в казармы. В полном порядкѣ солдаты, молча, покинули помѣщеніе Думы. Послѣ этого случая в батальонѣ надолго воцарился относительный порядок. Офицеры со слезами на глазах благодарили М. В. за спасеніе и просили разрѣшенія на эту ночь остаться в Думѣ". "Не одну тысячу жизней спас М. В.", — заключает мемуарист...

Перед нами, таким образом, яркій образчик разложенія, к которому привел "приказ № 1". Однако подобныя воспоминанія можно объяснить лишь своего рода психозом воспріятія — так далеко это от того, что было. По совокупности того, что мы знаем о жизни батальона в первые дни революціи, можно сказать, что эта жизнь протекала не так спокойно, как воспринимал ее секретарь Родзянко. Напряженность атмосферы внутри казарм на Милліонной выступает вполнѣ опредѣленно, и она, дѣйствительно, проявлялась в отношеніи солдат к нѣкоторой части команднаго состава. У потомков "декабристов" не все было благополучно во внутренней жизни батальона. Вот что говорит Шидловскій, старавшійся, как мы знаем, перваго марта через солдат выяснить настроеніе в полку, "Подробныя разъясненія", между прочим, "нарисовали мнѣ такую картину, существованіе которой я не считал возможным даже в самом глухом полку арміи, а не то, что в первом полку гвардіи. Мнѣ потом разсказывали офицеры других гвардейских частей, что им давно уже было извѣстно о существованіи в Преображенском полку таких дисциплинарных взысканій, которыя никакими уставами не были предусмотрѣны и с чувством человѣческаго достоинства совершенно несовмѣстимы". Этот "тюремный режим" создавал повышенное настроеніе в батальонѣ до революціи; возможно, что как раз Преображенскій полк надо отнести к тѣм частям, гдѣ в дни переворота пытались неудачно произвести свои эксперименты сторонники диктатуры, что осложнило положеніе. Посколько в нашем распоряженіи находятся протоколы 1-4 марта батальонных комитетов, мы можем судить, что как раз в Преображенском полку с наибольшим напряженіем происходило урегулированіе взаимных отношеній между офицерами и солдатами. Так, напр., если в л.-гв. гренадерском полку командиром батальона был избран полк. Коренев, а в Измайловском полк. Козено, то в Преображенском на этот пост попал подпор. Зарнич. Группу офицеров солдаты не хотѣли принимать, и этот вопрос должен был обсуждаться в засѣданіи батальоннаго комитета 5 марта. Временный командир батальона совмѣстно с предсѣдателем бат. комитета рядовым Падериным (большевиком) составили список офицеров, которые не подлежат привлеченію к работѣ в батальон и должны были быть распущены "по своим квартирам", полк. кн. Аргутинокаго-Долгорукова и еще 6 офицеров предполагалось "арестовать впредь до выясненія в собраніи на Милліонной под отвѣтственность командира и адъютанта". Протокол засѣданія 5 марта дает матеріал для характеристики, произведенной сортировки офицерскаго состава, но ничего не говорит об арестах, которые должны были быть произведены в условіях, совершенно не соотвѣтствовавших описанію Садикова.

К 5 марта полоса cамочинных арестов в Петербургѣ в значительной степени отошла в прошлое... Наиболѣе ярким доказательством того, что в гарнизонѣ наступило успокоеніе (это, конечно, нельзя цѣликом отнести за счет "приказа № 1", но важно то, что "приказ № 1" не углубил разрухи), служат протоколы, возникших батальонных комитетов, т. е. делегатов, избранных от рот. Они рѣзко выдѣляются своим дѣловым характером и, дѣйствительно, почти исключительно посвящены насущным нуждам воинских частей петербургскаго гарнизона. Трудно усмотрѣть в них проявленіе непримиримой "ненависти" к каждому, носящему "офицерскій мундир". На первом планѣ всюду стремленіе внести порядок послѣ революціонной встряски и установить желѣзную "просвѣщенную дисциплину", как выражался в первом приказѣ по батальону л.-гв. Измайловскаго полка новый командир его Козено, предлагавшій "немедленно собрать комиссію из выбранных от всѣх строевых частей батальона солдат, бывших на войнѣ и равнаго числа офицеров" для разработки начал этой дисциплины. "Командир батальона, — гласит первый протокол от 2 марта засѣданія комитета в Измайловском батальонѣ, — получает "полную власть по своей должности. Его приказанія, как исходящія с одобренія делегатов, должны исполняться безпрекословно всѣми офицерами и нижними чинами батальона. Это единственный путь к полной организаціи нашего батальона"... В засѣданіи 3 марта "единогласно" постановлено предложить офицерам выбрать из своей среды делегата для присутствія на батальонных засѣданіях: 4 марта также "единогласно" рѣшено; в состав комитета ввести командира батальона, четырех ротных, начальников учебной и нестроевой команд и засѣдать под предсѣдательством командира батальона. Очень характерно и постановленіе, опять принятое единогласно, о том, что начальствующія лица избираются лишь на срок, "до появленія перваго закона об организаціи батальонов". Приказ полк. Козено от 3 марта, изливающій "восторг, радость и счастье", которыми переполнена его "душа", красочный бытовой документ, заканчивающейся патетическим призывом: "Да здравствует великая русская побѣда над подлым нѣмцем, такая же полная и славная, какая совершена нашими гражданами внутри отечества". Протоколы засѣданія комитета запаснаго батальона л.-гв. Измайловскаго полка отнюдь не представляют исключеніе, как явствует из протоколов других батальонных комитетов, образцы которых опубликованы в работѣ Шляпникова. Они опровергают утвержденія этого автора, что в первыя недѣли солдаты не довѣряли и выборному командному составу.

Такова общая картина состоянія петербургскаго гарнизона послѣ изданія ''приказа № 1". Ее можно подытожить разговором по прямому проводу в 10 час. утра 3 марта представителя морского штаба верх. главноком. Гончарова с представителем главнаго морского штаба Альфатером.

"Г.: Скажите, как обстановка?

А.: Обстановка значительно спокойнѣе, постепенно все налаживается.

Г.; Вчера распространился (слух), что вчера была произведена рѣзня офицеров и Наморштаверх просит узнать, всѣ ли офицеры здоровы.

А.: Все это сплошной вздор. Всѣ живы и здоровы.

Г.: Наморштаверх просит также выяснить, сильно ли в настоящее время правительство Гос. Думы или авторитет его уже поколебался.

А.: Полагаю, что сильно".

Не без основанія, таким образом, в тот же день посол Соед. Штатов телеграфировал своему правительству: "Революція, повидимому, удачна и находится в надежных руках. В городѣ вполнѣ спокойно".

II. Экспедиція генерала Иванова.

Перваго марта министр ин. д. стараго правительства сообщил союзным послам англійскому, французскому и итальянскому, что "революція — совершившейся факт" — и что "у правительства нѣт войск для ея подавленія". Сообщеніе Покровскаго зарегистрировано было в спеціальной телеграммѣ, отправленной Бьюкененом в Лондон. Оно подводило итог событіям и Петербургѣ. Событія во внѣ еще были не ясны, но в ночь с 1-го на 2-ое обстановка вырисовалась болѣе отчетливо и с этой стороны. Мы знаем, что Рузскій в первой же своей бесѣдѣ с Родзянко передал послѣднему, что отдано распоряженіе о пріостановкѣ движенія эшелонов, назначенных в распоряженіе ген. Иванова, которому были даны диктаторскія полномочія. Отпадали, таким образом, опасенія правительственнаго разгрома петербургскаго "мятежа" при содѣйствіи двинутых с фронта войск, настроенія которых 'были неизвѣстны. Это должно было, с своей стороны, содѣйствовать успокоенію в столицѣ — особенно в рабочих кварталах и в солдатских казармах.

Многіе из отвѣтственных дѣятелей революціи впослѣдствіи склонны были утверждать, что никакой реальной опасности продвиженіе эшелонов ген. Иванова не представляло и большого впечатлѣнія в Петербургѣ не произвело. Прежде всего это засвидѣтельствовал в показаніях перед Чр. Сл. Ком. Гучков. То же повторяли его помощники (напр., Половцов). Впечатлѣніе кн. Мансырева — явно преувеличенное в воспоминаніях — было иное. Он говорит даже о "паническом ужасѣ", охватившем Думскій комитет и руководящіе политическіе круги. По словам Керенскаго, нервничавшей и возбужденной была лишь толпа, затоплявшая зданіе Таврическаго Дворца. В дѣйствительности, со стороны Ивановскаго отряда никакой опасности не могло быть (rien à craindre). Ея не было, конечно, потому что ни одну воинскую часть нельзя было направить против возставшаго народа. Мемуарист, не слишком считающійся с необходимостью изложеніе фактов вставлять в рамки хронологической точности, во второй своей книгѣ, больше уже претендующей на историческое повѣствованіе, патетично описывает иностранному читателю трагическое положеніе вечером 1-го марта прибывшаго в Псков Царя. Единственную новость, которую могли ему сообщить явившіеся генералы — Рузскій и нач. шт. Данилов, — заключалась в том, что части, посланныя с фронта на поддержку "диктатора" Иванова,