которой явится коалиционное правительство. Он и против доверия правительству, составленному из политиков «высокого уровня», которые пошли «на такой политический шаг» во избежание «с самого начала разрыва с революционной демократией»: «Они согласились на все, но это не значит навсегда». Революционная демократия должна установить «строгий контроль» над деятельностью Правительства и заявить, что поддержит те шаги, которые будут делаться в направлении закрепления революционных завоеваний, ибо «мы не верим в то, что Гучков и Шульгин, если они поехали в начале переворота для переговоров с Романовыми, то это не значит еще, что они не поедут к отпрыскам Романовых и вообще к той буржуазии, которая безусловно заинтересована в восстановлении если не абсолютной царской монархии, то во всяком случае конституционного строя».
Оригинальную аргументацию против коалиции, во имя «политического реализма» развил одесский делегат меньшевик Сухов. Это была единственная серьезная речь против коалиции – достаточно догматическая, но без тех трафаретных и шаблонных «словесных заклинаний», которых было слишком много в ораторских выступлениях квалифицированных представителей «революционной демократии». Для него вхождение социалистов во Временное правительство было таким же «политическим максимализмом», как и желание «передать» Советам Р. и С. Д. всю власть. «Политический авантюризм» он считал «смертным грехом» перед русской революцией. Сухов отмечал, что революция «первая ступень», только «начало пробуждения общественного сознания», и «поэтому при поверхностном взгляде на вещи кажется, что есть только одна сила на сцене – пролетариат, да рядом с ним армия», которая до сих пор ощущает «неясное, неопределенное стремление к светлому будущему, но никак не больше…» «Сейчас многие силы еще не мобилизованы… но они проснутся, и тогда соотношение сил может измениться не в нашу пользу… Если мы увлечемся нашей властью сейчас, нашим могуществом, то… от Временного правительства мы можем, быть может, требовать любой закон, надавив на него как следует… Но… изменится обстановка, и то, чего мы добились, пойдет обратно. Это будет дезорганизацией масс, люди потеряют веру в дело, а те классы, жизненные интересы которых мы нарушили, не учитывая правильно историческую обстановку, они пойдут против нас, и в этом… может крыться зерно контрреволюции. Надо обладать большим политическим тактом, можно оказывать давление, но надо точно соображать, действительно ли мы стремимся к тому, что достижимо не только в условиях временно создавшихся, но и в условиях, которые будут немедленно, в послереволюционное время», «надо помнить, что мы не вся Россия» – «мы только социалистический – да и не всегда социалистический авангард революционной демократии…» «Если мы – демократия, если действительно хотим делать общенародное дело, то узурпировать власть, таким образом, как есть искушение это сделать, мы не имеем права». Вхождение социалистов в министерство оратор считал огромной ошибкой. Они должны были бы своими социалистическими руками делать несоциалистическое буржуазное дело, и это было бы «гибелью доверия демократии и социалистических партий к своим вождям. К ним предъявляли бы требования невыполнимые…» «Посмотрите на положение Керенского… разве он не горит все время, разве ему заодно со всеми не выражается недоверие? Один человек пошел туда, и ему плохо приходится там, плохо под нашим давлением». «Буржуазное дело» должны выполнять «люди из буржуазии», и насколько Совет будет «осуществлять жизненные требования демократии», он получит поддержку страны и «давление» на правительство будет действительным. Не надо только «афишировать этого давления, не надо опьяняться властью, позволять себе таких сцен, как вчера: слыша вчера вызов Врем. правит., я почувствовал: вот люди, опьяненные властью, которые, неожиданно получив в руки власть, начинают пускаться на эксцессы»512.
На собрании была высказана несколькими представителями с мест точка зрения, принципиально, может быть, и далекая от коалиционной идеи сотрудничества и отстаивавшая скорее создание однородной демократической власти, но фактически проводившая коалиционный принцип, поскольку он считался необходимым в создавшейся конъюнктуре «активного сочувствия» и «содействия» со стороны «либеральной буржуазии». Так, делегат одного из провинциальных советов Попов говорил о необходимости существования «сильной и свободной от всякого влияния» (власти) правительства. Временное правительство – это «душа новой России, это ее глаза, это – центр, около которого должна группироваться вся русская демократия», а чтобы это было так, туда должна войти «настоящая демократия», а не те, которые «покраснели за 30 дней». «Двоевластие призрачно», – утверждает Зверев. Дело не в контроле над правительством: само правительство должно быть «единым полновластным органом», исполняющим волю революционной демократии. К числу сторонников такой сильной власти принадлежал, конечно, и упомянутый выше Скачков, который обосновал концепцию о «неписаной конституции», созданной революцией.
В этой гамме многообразных мнений Церетели стремился не всегда удачно вывести «среднюю» линию. Советский лидер исходил из положения, что жизнь еще не изменила того исходного пункта, который заставил в дни переворота Совет пойти на соглашение с «буржуазией» и признать Временное правительство «носителем власти революционной России». При существующем соотношении сил Совет, по мнению Церетели, мог бы теперь «даже захватить власть», но «разум революции» заставлял исходить из соображения о том, что «можно удержать и закрепить, а не на мгновение только завладеть». Он не делал ответственным Правительство за ту кампанию против Совета, которая диктовалась «узкой своекорыстной политикой некоторых кругов буржуазии»513.
Акты Правительства свидетельствуют, что оно идет навстречу общедемократическим стремлениям, и говорить о том, что «в настоящий момент уже назрела та пора, когда мы должны Временное правительство рассматривать, как кучку, выражающую своекорыстные интересы отдельной части буржуазии», – значит не видеть того, что совершается. Правительство творит «общенародное дело», и «как у пролетариата оказалось достаточно сознания для того, чтобы ценить единение общенародных сил», так же есть это сознание до настоящего времени в тех «кругах буржуазии, которые представлены Временным правительством и которые играют доминирующую роль». «Я не утверждаю, – заканчивал Церетели, вступая на рискованный путь предположений, – что это положение сохранится. Быть может, там кругам буржуазии, которые толкают Временное правительство на безответственные шаги, на гражданскую войну… удастся достигнуть своего; быть может, общественное мнение, на которое опирается Временное правительство, изменится, сдвинет их нынешнюю политику на иные рельсы, вот… тогда и настанет момент, когда Советы Р. и С. Д. вступят в конфликт с Временным правительством – тогда за нашей спиной будет весь народ, и Временному правительству останется уйти, и будет создан новый орган общенародной власти».
Будущий «благородный рыцарь» (слова Потресова) коалиции не обмолвился о ней ни словом и не отозвался на призывы, шедшие из собрания. Он обосновывал лишь правильность позиции, занятой Исполнительным Комитетом, логичность которой была дискредитирована выпадами против Временного правительства официальным докладчиком. «Стеклов и Каменев, Каменев и Стеклов, – констатировал представитель 12-й армии Кучин, – по существу постановки ими вопроса о взаимоотношениях Совета Р. и С. Д. и Временного правительства представляют из себя одну совершенно определенную, ничем друг от друга не отличающуюся политическую линию». Кучин настаивал на том, чтобы резолюция Совещания дала бы «ясный и определенный ответ» на вопрос о взаимоотношении между Временным правительством и Советом: надлежит признать, с одной стороны, что Временное правительство «является законной, признанной властью…, которой мы сами поручили власть»; с другой, что «Совет Р. и С. Д. или иной орган, который в дальнейшем будет представлять революционную демократию», активно «будет поддерживать Временное правительство, как законный орган, осуществляющий программу в духе требований демократии».
Начались закулисные переговоры лидеров фракций. В гущу их мы проникнуть не можем. «Средняя» линия во имя призрачного уже единства революционного фронта стремилась нивелировать разногласия и под одно знамя поставить несоединимое514.
В результате получился компромисс, не отвечавший действительному взаимоотношению сил и вовсе не соответствовавший настроению большинства собрания. То, что в первоначальном тексте резолюции заключалось «в скрытом виде», как выразился докладчик, тем же Стекловым, в заключительном слове, в новой формулировке было уже отчетливо развернуто. Такой компромисс удовлетворил большевиков, ибо даже внешняя словесная формулировка пункта о «контроле» и «сплочении» вокруг Советов целиком была заимствована из большевистской резолюции – они сняли отдельную резолюцию и заявили, что будут голосовать за положения Исполнительного Комитета. Совещание признавало, что программа Временного правительства «содержит основные политические требования русской демократии» и что «до сих пор Временное правительство в общем и целом (отвратительное выражение революционного жаргона) идет по пути выполнения принятых на себя обязательств». Совещание признавало необходимость постоянного политического контроля и воздействия демократии (умалчивая о формах этого воздействия) и призывало демократию, «не принимая на себя ответственность за всю деятельность Правительства в целом, оказывать поддержку Временному правительству, поскольку оно будет неуклонно идти в направлении к упрочению и расширению завоеваний революции и поскольку свою внешнюю политику оно строит на почве отказа от захватных стремлений». Совещание призывало «всю революционную демократию России сплотиться вокруг Советов, как созданных революцией центров организации сил демократии, способных в союзе с другими прогрессивными силами отразить попытки царистской и буржуазной контрреволюции и упрочить и расширить завоевания революции». Вместе с тем революционная демократия должна была «быть готовой дать решительный отпор всякой попытке Правительства уйти из-под контроля демократии или уклониться от выполнения принятых им на себя обязательств».