— Я хожу на заочные курсы гипнотизеров. И уже говорил тебе, что он, на мое счастье, промахнулся. Ты же видишь разбитую лампочку.
— Послушай, меня не так-то легко загипнотизировать. Этот парень был профессионалом, а у профессионала отобрать пистолет практически невозможно.
— Профессионалом в чем? В торговле мужским бельем? Не говори глупостей, Тесмер, в этих делах он был просто ребенок.
— Ну что ж, тем хуже для тебя, поскольку он уже никогда не станет взрослым.
— Он, конечно, был молод, — сказал я, — но отнюдь не слабак. Я не кусаю себе губы, оттого что ты так привлекателен, и кровь, которую ты видишь, это настоящая кровь, и это моя кровь. А мой халат порван. Надеюсь, ты это заметил?
Тесмер презрительно рассмеялся:
— А я подумал, что ты просто неряха.
— Этот халат стоил мне пятьдесят марок. Ты что, думаешь, я его специально порвал, чтобы ты мне поверил?
— Если у тебя столько денег, что ты можешь себе позволить такие халаты, значит, тебе ничего не стоит порвать его. Я всегда думал, что частные детективы слишком хорошо получают.
Я откинулся на спинку стула, вспомнив, что Тесмер был доверенным лицом майора полиции Вальтера Веке, который отвечал за борьбу с консерватизмом и большевизмом в рядах полиции. Конечно, таких ублюдков, как Тесмер, надо еще поискать. Я подумал: как это Штальэкеру до сих пор удается держаться в Крипо?
— Сколько же ты загребаешь, Гюнтер? Триста, а может, четыреста марок в неделю? Наверное, столько же, сколько мы с тобой получаем вместе. Слышишь, Штальэкер?
Мой друг предпочел уклониться от этой темы.
— Я не знаю, — пробормотал он.
— Ты понял? — обратился ко мне Тесмер. — Штальэкер даже представления не имеет, сколько тысяч ты заколачиваешь за год.
— Ты зарыл свой талант в землю, Тесмер. У тебя просто страсть к преувеличениям. Похоже, твое место не в полиции, а в министерстве пропаганды. — Он промолчал. — Ну хорошо, хорошо, я все понял. Сколько это будет мне стоить?
Тесмер пожал плечами, пытаясь справиться с улыбкой, которая снова невольно появилась на его лице.
— Человеку, который может позволить себе купить халат за пятьдесят марок, это будет стоить сотню марок, и ни пфеннигом меньше.
— Сотню? За этого слюнявого пижона? Присмотрись к нему, Тесмер. У него нет усиков, как у Чарли Чаплина, и неподвижной правой руки.
Тесмер встал.
— У тебя слишком длинный язык, Гюнтер. Будем надеяться, что ты протрешь его еще до того, как он накличет на тебя беду. — Он посмотрел на Штальэкера, а потом опять на меня. — Я пойду помочусь. А твой дружок, когда я сюда вернусь, надеюсь, убедит тебя заплатить, иначе…
Он поджал губы и пошел в туалет, а я крикнул ему вслед:
— Не забудь поднять сиденье! — И обернулся к Штальэкеру: — Ну, как дела, Бруно?
— Что с тобой, Берни? Ты что, пьян? У тебя какое-то горе или еще что? Ты не догадываешься, что Тесмер может устроить тебе крупные неприятности? Мало того, что ты откровенно над ним издеваешься, ты еще и отказываешься выложить деньги на бочку. Заплати этому ублюдку, иначе тебе дороже обойдется.
— Слушай, если я не буду с ним торговаться, он решит, что с меня можно взять еще больше. Поверь мне, Бруно, как только я увидел этого сукиного сына, то сразу понял, что раскошелиться мне придется. Перед тем как я ушел из Крипо, он и Веке внесли меня в черный список. Я этого не забыл, он тоже, и я ему должен отплатить.
— Но в данном случае ты сам виноват. Когда ты назвал сумму, в которую тебе обошелся халат, он понял, что с тебя можно получить кое-что, и получить неплохо.
— Ты думаешь, я такой дурак? Я заплатил за этот халат почти сотню марок.
— О Боже! — выдохнул Штальэкер. — Так Тесмер прав — у тебя и вправду слишком много денег. — Он засунул руки глубоко в карманы и посмотрел мне прямо в глаза. — Ты не хочешь рассказать мне, что здесь на самом деле произошло?
— Как-нибудь в другой раз, Бруно. Я почти ничего не утаил.
— Кроме одной-двух незначительных деталей.
— Ты прав. Послушай, окажи мне услугу. Мы сможем встретиться завтра? На дневном сеансе в кинотеатре «Дома Отечества». Последний ряд, в четыре часа.
Бруно вздохнул:
— Я попытаюсь.
— А перед этим попробуй разузнать что-нибудь о деле Пауля Пфарра.
Он нахмурился и уже собирался мне что-то сказать, как Тесмер вернулся.
— Надеюсь, ты вытер пол.
Тесмер повернулся ко мне с лицом, перекошенным от ненависти. В эту минуту он напоминал тех дьявольского происхождения животных, фигурами которых средневековые зодчие украшали сточные желоба готических соборов. Передо мной возник неандерталец в современном костюме.
— Я надеюсь, ты понял, что тебе придется вести себя разумно. — Он уже закипал.
Убеждать в чем-либо такого человека, подумал я, все равно что пытаться остановить разъяренного буйвола.
— Похоже, что у меня нет другого выхода, — сказал я. — На расписку, видно, тоже надеяться не стоит.
Глава 7
Поместье Сикса с огромными чугунными воротами располагалось на окраине Далема, в самом конце Клайалле. Я вышел из машины, решив понаблюдать за дорогой. Несколько раз я ловил себя на том, что мои глаза слипаются, а голова падает на грудь — слишком поздно я лег вчера. Я позволил себе немного вздремнуть, а затем вышел из машины и открыл ворота.
Дорога, посыпанная гравием, шла слегка под уклон; сосны с обеих сторон заслоняли ее от солнца.
Днем дом Сикса впечатлял еще больше. Собственно, это было не одно, а два здания — красивые и прочные сельского типа дома в стиле императора Вильгельма, поставленные очень близко друг к другу.
Я подъехал к парадной двери и поставил свою машину там, где стоял «БМВ» Ильзы Рудель в ту ночь, когда я впервые ее увидел. Я вышел из машины, но не стал закрывать дверцу на случаи, если появятся два добермана, сторожившие дом. Известно, что собаки инстинктивно не любят частных детективов, и, надо сказать, эта неприязнь взаимна.
Я постучал в дверь, и стук эхом отозвался в прихожей. Ставни были закрыты, и я уже подумал, не напрасно ли сюда приехал. Я закурил и, прислонившись к двери, ждал, наслаждаясь сигаретой и вслушиваясь в тишину. Сначала в доме было тихо, но потом за дверью раздались шаги, и я еле успел отстраниться, когда она открылась, и моему взору предстало смуглое лицо дворецкого Фаррэя.
— Доброе утро, — бодро поздоровался я. — Я надеюсь, что еще застал господина Хауптхэндлера.
Дворецкий окинул меня взглядом, каким человек, делающий педикюр, взирает на ноготь клиента, внезапно обнаружив там грязь или гной.
— А вы с ним договаривались о встрече? — спросил он.
— В общем-то, нет, — ответил я, протягивая свою визитную карточку. — Хотя надеюсь, что он сможет уделить мне пять минут. Позавчера ночью я был здесь и встречался с господином Сиксом. — Фаррэй молча кивнул и вернул мне карточку.
— Извините, что не узнал вас, господин Гюнтер. — Не отпуская дверной ручки, он отступил назад, давая мне понять, что я могу войти. Закрыв дверь, он с улыбкой посмотрел на мою шляпу. — Вы, конечно, и сегодня хотели бы взять с собой свою шляпу, господин Гюнтер?
— Наверное, мне действительно лучше так сделать.
Очутившись рядом с дворецким, я уловил запах спиртного, далекий от изысканного аромата вин, которые подают в элитарных мужских клубах.
— Очень хорошо, господин Гюнтер. Если вы подождете здесь немного, я найду господина Хауптхэндлера и выясню, сможет ли он вас принять.
Я поблагодарил его и поинтересовался, есть ли здесь пепельница. Опасаясь, что пепел с моей сигареты упадет на пол, я держал ее, чуть приподняв, словно шприц для подкожных инъекций. Фаррэй достал огромную пепельницу из темного оникса размером не меньше Библии, какие бывают в церквах. Пока я гасил сигарету, он держал эту пепельницу обеими руками, а когда сигарета погасла, повернулся и удалился с ней вместе. Мне же оставалось только гадать, о чем я буду говорить с Хауптхэндлером, если он сейчас выйдет. У меня не было к нему никаких конкретных вопросов, и я, конечно, представить себе не мог, что он разоткровенничается по поводу своих отношений с Гретой Пфарр. Я действовал наугад. Иногда бывает, что опросишь десять человек, каждому задашь десять совершенно случайных вопросов и так же случайно где-нибудь обнаружишь больное место. Бывает и по-другому: если не полениться, внимательнее приглядеться к собеседнику, его поведение тебе подскажет — что-то не так, что-то здесь есть. Работа сродни старателям, добывающим золото: целыми днями промываешь лоток за лотком, и вдруг в речном песке тебе попадется грязный маленький камешек, который на поверку оказывается самородком.
Я подошел к подножию лестницы и взглянул вверх. Солнечный свет, который проникал сквозь большой круглый проем, освещал картины, висевшие на стенах, окрашенных в алый цвет. Я разглядывал натюрморт, когда услышал за своей спиной шаги, отдававшиеся эхом, благодаря мраморному полу.
— Это картина Карла Шуха, как вы, наверное, догадались, — объяснил Хауптхэндлер. — Она стоит целое состояние. — Он помолчал, а потом добавил: — Но мне она кажется очень, очень скучной. Пожалуйста, следуйте за мной. — Он повел меня в библиотеку Сикса. — Боюсь, что не смогу уделить вам много времени, поскольку мне нужно еще кое-что сделать в связи с завтрашними похоронами. Надеюсь, вы понимаете.
Я выбрал для себя один из диванов и закурил. Хауптхэндлер скрестил на груди руки, отчего кожа на рукавах его спортивного пиджака цвета мускатного ореха заскрипела, и сел на краешек стола своего хозяина.
— Итак, по какому поводу я вам понадобился?
— Я приехал справиться о похоронах, — ответил я, импровизируя и как бы продолжая разговор. — Собирался выяснить, когда они состоятся.
— Прошу меня извинить, господин Гюнтер, — сказал он, — но я не думаю, чтобы в планы господина Сикса входило ваше присутствие на похоронах. Он дал мне указание все приготовить, пока сам он будет в Руре, но не оставил никаких инструкций относительно приглашений на церемонию похорон.