— Рианле утверждает, что вы потеряли память, и хочет этим воспользоваться? — повернулся к Эфраиму барон Балтазар. — Пусть так! Но я-то ничего не забыл! В летописях нет упоминания о древнем уговоре — ну и что же? Фвай-чи не отрицают, что он существует только на словах. Я отчетливо помню — кайарх Йохайм обсуждал этот уговор в моем присутствии!
— Я тоже! — вмешался барон Гектр. — Рианле не посмеет усомниться в наших словах.
Эфраим печально усмехнулся:
— Посмеет — отчего бы ему не посметь? Мы не в силах ему помешать.
— Сдаться без боя значило бы допустить опасный стратегический промах, — возразил барон Балтазар. — Мы твердо откажемся выполнять его требования. Если он оккупирует Дван-Джар, мы возьмем измором его гарнизон и разрушим все, что он построит. А если его стервятники начнут кружить над долиной Эсха, шарродские орлы набросятся на них с Эйлодских скал и переломают им крылья!
— Хорошо! — поднял брови Эфраим. — Если таково ваше решение, можете на меня рассчитывать. Помните, однако, что твердость не исключает осторожности. Не провоцируйте Рианле. Не заводите разговор об обороне, пока он не станет угрожать. Рад слышать, что для вас — так же, как и для меня — повиновение нестерпимо. Ага! Над плечом Шаннайра появилась муха. Надо полагать, Рианле и его свита.
Аэромобиль приземлился. Первым вышел Рианле, за ним — крайке Дервас, лиссолет Маэрио и четыре эйодарха. Герольды поспешно промаршировали из-под ворот странга, исполняя церемониальную фанфарную перекличку. Рианле и его спутники стали подниматься по ступеням, ведущим на террасу. Эфраим и шарродские эйодархи спустились, чтобы встретить их на полпути.
Покончив с формальными приветствиями, Рианле картинно выпрямился, выставляя красивую голову в самом выгодном ракурсе:
— Сегодня кайархи Шаррода и Эккорда встречаются, чтобы отметить начало новой эры дружественных отношений между их пределами, в связи с чем мне приятно сообщить, что я благосклонно рассматриваю возможность тризмы между вами и лиссолет Маэрио.
Эфраим слегка поклонился:
— В высшей степени любезное предложение, ваше могущество, целиком и полностью согласующееся с моими намерениями! Но вы проделали утомительный путь — я обязан предоставить вам возможность освежиться. Через два часа мы увидимся в парадной гостиной.
— Превосходно! Допускаю, что вы не нашли дальнейших возражений против моего незначительного проекта?
— Ваше могущество, примите мои заверения в том, что укрепление взаимовыгодных отношений между нашими пределами, основанное на принципах равноправия и сотрудничества — одна из первоочередных задач шарродской политики.
Лицо Рианле помрачнело:
— Почему вы не отвечаете по существу? Намерены вы или нет уступить Дван-Джар?
— Ваше могущество, давайте не будем обсуждать важные дела на крыльце. Через пару часов, когда вы отдохнете, я разъясню шарродскую точку зрения.
Рианле поклонился и резко повернулся спиной к Эфраиму. Помощники камергера провели его и прибывших с ним гостей в отведенные им апартаменты.
Маэрио стояла у высокого сводчатого окна, глядя на долину Эсха. Проведя рукой по каменной плите подоконника, она вздрогнула, пораженная прохладной шероховатостью поверхности. Как живется в странге Бен-Буфаров, в громадных сумрачных залах, наполненных отзвуками веков? Здесь творились странные дела, положившие начало многим мрачным легендам. Говорили, что ни в одном горном пределе не было замка, испещренного столькими тайными ходами. Эфраим изменился, спору нет! Он явно повзрослел и, пожалуй, соблюдал рунические условности почти неохотно, без убеждения. Наверное, все это только к лучшему. Ее мать, Дервас, когда-то тоже была веселой и простодушной, но Рианле (по всей видимости, ее отец) ежеминутно напоминал, что крайке обязана служить примером соблюдения рунических традиций в глазах всего предела, и Дервас принесла себя в жертву благонравию во имя вящей славы Эккорда. Благонравие Эфраима вызывало у Маэрио сомнения: он не походил на человека, способного беспокоиться о неукоснительном соблюдении обычаев. По сути дела, ее собственный опыт исключал такую возможность!
Легкий шорох заставил ее обернуться. Панель стенной обшивки скользнула в сторону — перед ней стоял Эфраим.
Быстро подойдя ближе, он оказался лицом к лицу с девушкой и улыбнулся:
— Извините, я вас напугал. Нам нужно поговорить — так, чтобы никто не знал. Другого способа не было.
Маэрио покосилась на дверь:
— Хорошо бы закрыть засов — а то нас застанут вместе.
— Верно. — Эфраим закрыл дверь на засов и вернулся:
— Я о вас думал. Не могу вас забыть.
— Я тоже о вас думала — особенно с тех пор, как кайарх завел разговор о тризме.
— Должен вам кое-что сказать. Как бы я ни хотел, чтобы вы жили со мной под одной крышей, с тризмой ничего не получится, потому что эйодархи не намерены отдавать Дван-Джар и готовы сражаться, чтобы его отстоять.
Маэрио медленно кивнула:
— Я так и знала... Но я больше нигде не хочу жить! Что мне делать?
— Пока ничего. Мне придется готовиться к войне.
— Вас могут убить!
— Надеюсь, до этого дело не дойдет. Дайте подумать. Вы готовы бежать со мной — сбежать из пределов?
Маэрио затаила дыхание:
— Куда?
— Не знаю. Того положения, какое мы занимаем здесь, у нас нигде больше не будет. Возможно, нам придется зарабатывать на жизнь!
— Я поеду с вами.
Эфраим взял ее за руки. Она задрожала и закрыла глаза:
— Эфраим, не надо! Вы снова потеряете память!
— Маловероятно, — он поцеловал ее в лоб.
Маэрио ахнула и отшатнулась:
— Я не чувствую под собой ног! Все увидят, что я не в себе!
— Мне пора. Не торопитесь, успокойтесь. Потом приходите в парадную гостиную.
Эфраим вернулся по мерк-ходу в свои покои и переоделся в церемониальный костюм. В дверь постучали. Эфраим взглянул на часы — Рианле, так рано?
Распахнув дверь, он обнаружил Бехараба, нового старшего камергера:
— Да, в чем дело?
— Простите, ваше могущество! Под стенами замка несколько туземцев. Они желают говорить с вашим могуществом. Им объяснили, что вы отдыхаете, но они не уходят.
Эфраим проскочил мимо камергера, вихрем спустился с лестницы и пробежал со всех ног через приемный зал и внутренний двор, заслужив надменное изумление Сингалиссы, чинно беседовавшей во дворе с эккордским эйодархом.
Под террасой стояли четверо фвай-чи — облезлые красновато-бурые ветераны «дороги жизни», все в лохмотьях и клочьях дрожащего на ветру ворса. Два лакея, отворачивая брезгливо вытянутые лица, пытались их вытолкать. Когда Эфраим появился на террасе, обескураженные фвай-чи уже собрались уходить.
Сбегая по ступеням, Эфраим жестом приказал лакеям отойти:
— Я — кайарх. Вы хотели меня видеть?
— Да, — сказал один фвай-чи, и Эфраиму показалось, что он узнал сутулого пилигрима, говорившего с ним на отроге Шорохов. — Ты сказал, что не помнишь уговора. Уговора с кайархами о Дван-Джаре.
— Это правда. Ко мне приехал кайарх Эккорда. Он требует, чтобы я отдал Дван-Джар.
— Ничего не отдавай. Он слишком многого хочет. Возьмет Дван-Джар, захочет еще и еще. Захочет, чтобы мы утоляли его... алчность.
Фвай-чи протянул Эфраиму небольшой пыльный флакон, наполовину заполненный темной жидкостью:
— Твоя память заперта. Ее уже нельзя открыть... никакими ключами. Выпей это.
Эфраим взял флакон и с любопытством рассмотрел содержимое:
— Что со мной будет, если я это выпью?
— Вещество тела содержит память. Вы зовете ее... инстинктом. Я даю тебе лекарство. Оно соединяет... клетки тела. Клетки обмениваются памятью. Все. Даже запертые. Открыть запертые клетки нельзя. Можно... расплавить решетки. Ты выпьешь лекарство? Или боишься?
— Я умру?
— Нет.
— Сойду с ума?
— Трудно сказать. Наверное, нет.
— И я вспомню все, что знал — все, что забыл?
— Да. Память вернется. Ты вспомнишь, что обещал охранять Дван-Джар.
Эфраим задумчиво поднимался по ступеням.
У балюстрады ждали Сингалисса и Дестиан. Сингалисса резко спросила:
— Что в этом флаконе?
— Память. Мне достаточно это выпить — и память вернется.
Сингалисса наклонилась вперед, ее руки вздрагивали. Эфраим попятился. Сингалисса спросила:
— И вы это выпьете?
— Разумеется.
Сингалисса закусила губу. Эфраиму показалось, что у него внезапно обострилось зрение — он увидел тусклую бледность кожи Сингалиссы, мельчайшие морщинки вокруг глаз и рта, ее ключицы, выпяченные, как грудка ощипанной птицы.
— На вашем месте я не рисковала бы, — произнесла Сингалисса. — Подумайте! У вас все идет хорошо. Вы — кайарх. Вы собираетесь заключить тризму с крупнейшим, богатейшим пределом. Что вам еще нужно? Содержимое этого сосуда может нарушить равновесие, и что тогда?
Дестиан покровительственно вставил:
— Будь я на вашем месте, я довольствовался бы тем, что имею!
Сингалисса продолжала:
— Вам полезно посоветоваться с кайархом Рианле. Он очень неглупый человек, он вам поможет.
— Казалось бы, вопрос о восстановлении моей памяти не должен интересовать никого, кроме меня, — заметил Эфраим. — Сомневаюсь, что мудрость Рианле в данном случае уместна.
Пройдя в приемный зал, он увидел Рианле, спускавшегося навстречу по парадной лестнице. Эфраим задержался:
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули?
Рианле вежливо поклонился:
— Очень хорошо, благодарю вас.
К ним подошла Сингалисса:
— Я рекомендовала Эфраиму попросить вашего совета по важному вопросу. Фвай-чи передали ему жидкость, способную, по их словам, вернуть ему память.
Рианле задумался, потом извинился:
— Одну минуту, с вашего позволения.
Эккордский кайарх отошел в сторону с Сингалиссой, и они стали о чем-то говорить, почти беззвучно шевеля губами. В конце концов Рианле кивнул и задумчиво вернулся к подножию лестницы, где его ждал Эфраим.
— Пока я освежался, — сказал Рианле, — у меня было время заново оценить ситуацию, вызвавшую напряжение между нашими пределами. Предлагаю отложить дальнейшее обсуждение Дван-Джара. Нельзя допускать, чтобы столь несущественная мелочь служила препятствием для предложенной тризмы. Как вы считаете?