В довершение всех бед испортилась погода. Налетел сильный ветер, зашумел камышами, а из-за гор вылезла огромная туча – жирная небесная тварь с вороненым брюхом. Стало смеркаться. Примолкли птицы, отключили свои трещотки кузнечики. В отдалении глухо прозвучал гром.
– Гроза будет! – крикнула Маруся прыгающему впереди ёхху.
– Не-а, – уверенно покачал головой гигант, не оборачиваясь. – Грофа туда ходить. Уф… Там капать, – и он указал на сопки, с которых они спустились час назад.
Это заявление несколько приободрило девочку, но настроения не улучшило. Давал о себе знать переход через сопки, а в голове занозой сидели слова Ковалева: «…главным свидетелем обвинения стал мой компаньон и твой отец – Андрей Гумилев. Он оболгал меня, Маруся. Оболгал цинично, выгораживая себя».
И вроде все понятно – это подлог, вранье, такого просто не может быть, но неприятный осадок в душе остался и теперь серьезно мешал жить.
Девочка украдкой взглянула на коммуникатор. Он все так же отказывался работать на вызов, а вот цифры в окошке таймера поменялись. До таинственного часа «Х» осталось пятьдесят шесть часов.
Кочки под ногами пропали, сменившись более-менее твердой землей. Болото кончилось. Впереди появились березы. Вообще-то березы всегда нравились Марусе – необычное дерево, светлое, доброе…
Но сейчас белые стволы показались девочке похожими на обглоданные кости, на скелеты каких-то чудовищ. Будто бы неведомые жуткие существа целой стаей выбрели из реки и мгновенно погибли, застигнутые врасплох. И вот стоят теперь, качают ветками-лапами, роняют желтые листья-чешуйки, жуткие в своей посмертной белизне…
– Белый гора софсем мало ходить. Скоро, – подбодрил Марусю Уф, остановившись на опушке березняка. – Тфоя стараться. Уф… Моя помогать. Тфоя садиться?
И он тряхнул своим коробом.
– Моя пефком ходить, – со злостью в голосе пробормотала Маруся. В этот момент туча закрыла клонившееся к закату солнце. Сразу стало очень темно и холодно. Откуда-то донесся заунывный, леденящий кровь вой.
– Волки?! – вскрикнула девочка, бросаясь к ёхху. Она никогда в жизни не видела этих хищников, и оттого волки казались Марусе настоящими исчадиями ада, злобными оборотнями, свирепыми и безжалостными.
– Не-а, – широко улыбнулся Уф. – Фолка на тайга нет. Уф… Это фетер…
2
То ли этот самый сильный встречный ветер не дал Уфу учуять мясоглотов, то ли те вели себя слишком осторожно, но только Маруся и ёхху едва не столкнулись с целой охотничьей стаей, пробиравшейся через пойменный лес.
В самый последний момент гигант успел свалить Марусю в траву и зажать ей рот широкой, похожей на лопату ладонью. Она сперва ничего не поняла, попыталась вырваться, но вскоре сообразила, что это бесполезно: Уф обладал железной хваткой.
– Тфоя софсем тихо лежать… – одними губами прошептал он в Марусино ухо и пояснил: – Мясоглоты… Уф…
Маруся зажмурилась.
Когда же все это закончится?!
Пошел мелкий холодный дождь. Гроза ворочалась где-то в небесах, медленно уползая прочь. Лежать девочке было не очень удобно: живот колола случайно подвернувшаяся ветка, локоть угодил в семейку перезрелых грибов, размазавшихся по траве вонючей коричневой жижей. Но ужас перед неведомыми мясоглотами пересилил желание устроиться комфортнее – Маруся точно превратилась в камень, даже дышать стараясь через раз.
Охотники появились между деревьями и прошли совсем рядом с затаившимися ёхху и девочкой. Сквозь ажурное плетение ветвей Маруся увидела быстро двигающиеся темные силуэты. Она насчитала семерых мясоглотов. Все они имели при себе вместо оружия толстые палки или дубины. У двоих за плечами торчали кривулины луков.
«Да это же дикари, – удивилась Маруся. – Куда я попала? Сначала снежный человек, теперь вот папуасы какие-то… Хочу в Москву! Вот прямо сейчас. Довольно с меня глупостей и подвигов».
– Ой!
Маруся, слишком увлекшись размышлениями о себе, забылась, повернула голову в ту сторону, где лежал Уф, и испуганно вскрикнула: ёхху исчез!
А когда прямо из мешанины трав и опавших листьев на нее с упреком взглянули знакомые желтые глаза с вертикальным зрачком, испугалась еще больше. Испугалась, потому что рыжий великан и не думал никуда исчезать! Он все так же лежал рядом, просто его рыжая шерсть взяла и поменяла цвет, полностью слившись с окружающими растениями.
«Ну и ну! Прямо как хамелеон. Так вот почему люди до сих пор не могут поймать ни одного снежного человека».
Услышав короткий вскрик Маруси, мясоглоты остановились и начали озираться. До девочки долетели обрывки фраз:
– Ша, паца! Секи по углам!
– Чё, кипеш? В натуре?
– Не, зыри нагнуло. Ништяк.
– Так не базлай без темы!
Все это густо перемежалось отборной руганью. Не сказать, чтобы Маруся была пай-девочкой; она, бывало, и сама могла сгоряча отпустить такое словечко, что потом приходилось краснеть, оправдываться и извиняться, но сейчас матерная брань мясоглотов ее озадачила и удивила одновременно.
«Они – люди? Нормальные люди… Хотя нет, скорее ненормальные. Нормальные люди так не говорят и с дубинами по тайге не бродят. Не зря же большой, сильный, добрый Уф их опасается».
Тем временем мясоглоты, не переставая оглядываться, вышли из зарослей на более-менее открытое место, и Маруся смогла рассмотреть их во всех подробностях.
Все-таки это были дикари.
Спутанные длинные волосы. Бороды до пупа. Вместо одежды – грязное тряпье и шкуры. Голые руки покрыты синими татуировками, лица разрисованы красной, белой и черной краской. У каждого мясоглота за спиной имелся мешок, на поясе – нож, в руках – дубина или копье.
Жуть!
Увлекшись наблюдением за охотниками, Маруся приподняла голову, неосторожно задев ветку. Раздался еле слышный на фоне шороха дождевых капель треск, но мясоглотам этого хватило.
– Атас! На скачок! На скачок! – завопили они и бросились к тому месту, где прятались Маруся и Уф.
– Маруфя, тфоя быстро бегать! – рявкнул ёхху, поднимаясь из травы во весь свой огромный рост.
– А ты?
– Моя быть тут, – не очень понятно ответил гигант и устремился навстречу мясоглотам.
3
Самой схватки Уфа и дикарей Маруся не видела. И пусть тот, кто нашел бы в себе силы не убежать в подобной ситуации, назовет ее трусихой – она не против.
Трусиха и есть.
С другой стороны, уже на бегу к девочке пришло понимание: одному ёхху будет проще. Ему не придется защищать Марусю, бояться, что с ней что-то случится.
Без оглядки устремившись в чащу, Маруся вскоре остановилась. Теперь громкие крики, какой-то треск, рев Уфа – видимо, битва там шла нешуточная – еле-еле долетали до нее. Можно было перевести дух и немного отдохнуть.
Усевшись под мокрой березой, Маруся затаилась, тревожно прислушиваясь. Ей и думать не хотелось, что поблизости могут оказаться другие мясоглоты. Свирепый нрав дикарей, их жуткие раскрашенные морды и уголовный сленг говорили сами за себя. Яснее ясного: если Марусю схватят, ничем хорошим это для нее не кончится.
Уф появился спустя несколько минут. Ему здорово досталось. Гигант приволакивал ногу и пошатывался.
– Ты их победил?
– Моя драться. Уф… – ёхху свалил на траву охапку трофейных дубин, тяжело оперся рукой о березу. – Мясоглоты драться. Сильно бить. Уф… Моя стоять, тоже бить. Мясоглоты лежать. Фсе. Уф…
– Молодец! – обрадовалась Маруся.
Уф покачнулся и со стоном сел.
– Бедный, тебя ранили. Куда? В голову?
– Уф…
Голова гиганта и вправду пострадала: на добродушном волосатом лице виднелась кровь, борода слиплась и висела бурыми сосульками. Но хуже всего оказалась рана на правой руке. Маруся только глянула на страшную дыру с рваными краями, из которой толчками била темная, почти черная кровь, и у нее закружилась голова.
– Маруфя не смотреть, – прогудел ёхху. – Моя лечить. Уф…
Он сунулся в короб, вытащил узелок, зубами развязал его и принялся посыпать рану какими-то беловатыми хлопьями. Потом попытался забинтовать руку, но у него ничего не вышло.
«Помоги, – сказала себе Маруся. – Помоги ему. Без Уфа ты здесь не выживешь».
Пересилив себя, девочка подошла к страдальчески сморщившемуся гиганту, взяла тряпицу и неумело перевязала рану.
– Потерпи, бедненький, потерпи…
Сквозь слои материи тут же проступило кровавое пятно.
– Она не останавливается! – в отчаянии топнула ногой Маруся. – Что же делать?
– Уф… – отозвался ёхху. – Моя не хорофо. Не нрафится…
«Ящерка! – обожгло Марусю. – Она вылечила меня после взрыва, когда арматурина проткнула тело насквозь. Вдруг и Уфу поможет?»
После секундного колебания девочка сунула руку в карман и протянула ёхху серебристую фигурку.
– На, возьми.
– Тфоя дафать? Пофему? – не понял Уф.
– Просто возьми и сожми в кулаке, – терпеливо объяснила Маруся. – Вот так. И держи.
Гигант бережно принял ящерку, и послушно спрятал в ладони.
– Ну, что чувствуешь?
– Моя не знать… Моя холодно. Уф… Офень холодно!
– Холодно – это хорошо! – повеселела Маруся. – Значит, помогает. Держи, держи, не выпускай.
– Уф… – ёхху повернул косматую голову, недоверчиво посмотрел на раненую руку. – Фефелится… Уф…
– Что шевелится? – не поняла девочка.
– Тама. Фекотно. Уф…
– Подожди-ка, – Маруся осторожно сняла повязку.
Крови не было!
На месте страшной дыры теперь темнел звездообразный шрам, но и он на глазах подсыхал, уменьшался в размерах, делаясь все незаметнее и незаметнее.
Ящерка работает!
– Ну, вот и все! – торжествующе объявила Маруся.
Уф недоверчиво поковырял пальцем в том месте, где еще минуту назад была рана, и с изумлением посмотрел на девочку.
– Маруфя! Тфоя хорофый! Как Мам-ефа.
– Конечно, – почти кокетливо улыбнулась Маруся. – Мы же родственницы…
Покончив с лечением, они спешно покинули березняк. Перед уходом Уф вытащил из груды дубин небольшой ржавый топорик и кинул его в короб. Ёхху не был уверен, что в окрестностях нет других шаек мясоглотов. Он немал