Мужчина медленно поднял руку, по кончикам пальцев скользнули серые искры…
Маша испуганно-удивленно отступила на шаг: вроде ничего совсем уж плохого не говорила. Но кто этих Кощеев Бессмертных знает?
На глаза упала прядь волос. Орлова автоматически заправила ее за ухо… и вдруг поняла, что волосы у нее чересчур уж длинные… Женщина охнула, вновь вскинула руку к голове и вдруг поняла, что у нее заплетена коса. Длинная. До пояса.
Маша даже дернула себя за волосы пару раз. Больно. Настоящая.
— С ума сойти… — потрясенно прошептала она и перевела ошарашенный взгляд на Кощея: — А какие еще косметические услуги оказываются?
Царь непонимающе нахмурился:
— Что? — он уже и сам пожалел, что поддался первому порыву.
Колдовство простенькое, в лягушку и то сложнее превратить, — хотя общая канва похожа — да только зачем он вообще это сделал?
Маша хихикнула:
— Ну, не знаю. Веснушки убрать, брови подкорректировать…
— Веснушки — не надо убирать, они тебя только красят, — чуть слышно пробормотал Кошей, и запнулся, поняв, что же он сказал.
— Что? — не расслышала Маша. Ответа не получила и продолжила трещать, чтоб скрыть смущение: — Гиаулронку в губы, конечно, не предлагаю, это слишком. А что-нибудь попроще можно.
Судя по опустевшему взгляду, царь понял хорошо, если половину сказанного.
Маша решила над ним больше не издеваться. Она вон тоже многих слов здесь не понимает, будто на разных языках говорят.
— Шучу я, — вздохнула Маша. — Не надо больше ничего менять, я себя во всех местах устраиваю. А за косу спасибо — я бы сто лет такую отращивала.
О том, что у нее теперь будет куча мороки с тем, чтобы такое счастье вымыть, высушить и расчесать — Маша решила не говорить. Видно же, что будущий муж из лучших побуждений действовал.
Мог же, вон, как Соловьевичи, гадости всякие говорить и в спину плеваться, а он — ничего, наращивание бесплатное сделал.
Маша бы сама на такое не отважилась. Да и на парикмахера денег бы не хватило.
— Не за что, — вздохнул мужчина.
Маша помолчала, подождала продолжения разговора, ничего не дождалась и улыбнулась:
— Ну, я пошла? — и уже даже развернулась, когда ее вновь за руку поймали:
— Погоди, царевна, я с тобой.
Оказавшись в своих хоромах, Змей задвинул засов — не хватало только, чтоб слуги заглянули. На нетвердых, подгибающихся ногах прошел к кровати, повалился на постель.
Болело все. Ныла спина, превратившаяся в один сплошной синяк. Острая боль впивалась в ребра — наверняка есть пара трещин. На затылке рассек кожу — волосы слиплись от крови: хорошо хоть череп не пробил.
Лежал он не долго: несколько раз проваливался в беспамятство, приходил в себя, понимал, что не может подняться, и вновь скатывался в зияющую бездну забытья… На последнем издыхании собрался с силами, боком скатился с постели, ударился оземь, осыпавшись жгучими искрами, и, кашляя дымом и чадом, вылетел в окно.
В прежнее время путь до Пекла занимал час, не больше. Сейчас лететь пришлось намного дольше: из-за дурноты подкатывающей к горлу, — в хоромах у Соловья на честном слове да на желании колкость сказать держался, — из-за того, что добираться пришлось днем, из-за того, что приходилось скрываться от любопытствующих.
Границу между мирами Огненный Змей пересекать сразу не стал. Опустился на берег, перекинулся в человека. Видоков вокруг не было — место советник выбрал не приметное. Так что, можно было хотя бы слегка отдышаться, собраться с силами.
За беспокойными серыми волнами противоположный берег был почти не виден. Воды прожигают любую плоть… Но кроме этой, заметной каждому преграды, есть и иная, незримая, проходящая от дымных вод до самого поднебесья. И эту, невидимую стену каждый раз приходилось пробивать собственным пламенем, для того, чтобы вырваться из Нави в Пекло и обратно.
И для того, чтоб выполнить свою часть договора с Нияном…
Змей сцепил зубы, собираясь с силами и огненной свечкой взмыл в воздух.
До черного терема Нияна лететь пришлось долго. Если б советник не знал, что у него полдня и вся ночь впереди — царь только на рассвете позовет — он бы и не рискнул добираться сюда.
Злость и гнев гнали советника вперед.
Огненный всполох на миг застыл над крышей терема, а затем рухнул вниз, пробивая собою крышу, потолок, пол…
Там, где сил не будет — дури хватит!
Пламенеющая вспышка в щепки разнесла потолок из мертвого огня, рухнула на пол перед черным троном, а на ноги советник уже в человеческом облике поднялся.
Вытянулся в струну, шагнул мимо прижавшихся к стенам упырей да умертвий, остановился в нескольких шагах от престола и, глядя глазницы Нияна, выдохнул — зло и хрипло:
— Ты обманул меня! — голос отразился от стен, прогрохотал горным обвалом, откликнулся шелестом и скрипом лесным, криком звериным…
Зайти за умной книгой Маше все-таки удалось. Женщина только потянулась за томиком, как на многочисленных матрасах кровати материализовался Васенька, всплеснул длинными лапками:
— Ой, какая ты красивая, царевна!
Кощей, остановившийся в дверях светлицы, недобро нахмурился:
— А это еще кто такой?!
Зеленый человечек испуганно пискнул и растаял в воздухе. Маша поняла, что запахло жаренным.
— Коловертыш это. Мой. Кажется.
— А ты никак чародействовать умеешь, царевна? — заломил черную бровь Кощей. — А говорила, только в лекарском деле разумеешь…
Тут было два варианта. Можно было делать квадратные глаза и спрашивать "а разве лекарское дело с чародейством не связано?" — ну, были же всякие бабки, которые лечили заговорами. Можно — перевести стрелки: мол, я — не я, лошадь не моя, коловертыши здесь сами появились.
Маша нашла третий.
— Так вроде коловертыши не только у ведьм бывают?
Васенька, тем более, тоже об этом говорил.
— Бывают, — согласился Кощей. — Но реже. — Шагнул вперед, оглянулся на дверь и сильнее нахмурился: — Охранник где?
Пришлось рассказывать обо всем по порядку: благо было этого "всего" не так уж и много — разговор с охранником, да как Васенькой его обозвала.
Кощей молча выслушал Машину спутанную речь, и лишь когда она замолчала, спросил:
— И кто тебя надоумил чуру имя дать, царевна?
Маша пожала плечами:
— Ну, не могла же я каждый раз в него пальцем тыкать. А имя — это ж не носок. Откуда я знала, что так получится?
— Что? — не понимающе нахмурился Кощей.
Орлова вздохнула. Маркиз, конечно, утверждал, что Маша классику не читает, но современной литературы не знали, похоже, как раз-таки здесь.
— Забудь, мой царь.
Все равно ведь не объяснишь, что поп-культура лезет из всех щелей, а славянскую мифологию в школе не изучают.
— И где он твой… Васенька? Тьфу, придумала же имя!
Маша возмутилась:
— Нормальное русское имя!
— С чего бы это?
Орлова открыла рот, вспомнила о происхождении спорного имени — греческое ведь, что-то, да? — и спорить передумала.
— Ну, может и не русское. Но сейчас используется.
— Где? — скептически заломил бровь Кощей.
Маше очень хотелось ответить ему в рифму. Сдержаться удалось лишь благодаря профессиональной деградации педиатра, мешающей ругаться матом.
— В Яви, мой царь. В Яви.
— Зови своего коловертыша, — сухо приказал Кощей.
У маши на губах крутился вопрос: мол, самому сложно, что ли? — но женщина вспомнила, как появился Васенька и решила не спорить, а то мало ли, вдруг Кощей не имеет права Васеньку звать, раз имени ему не давал?
— Вася! — позвала Орлова.
— Асеньки? — откликнулся звонкий голосок из-под кровати.
— Выходи.
— Зачем?
Маша улыбнулась:
— Царь тебя видеть хочет.
— Ну, ежели царь… — тяжко вздохнули из-под кровати.
На многочисленных матрасах материализовался крошечный зеленый человечек, хлюпнул носом и добавил: — Только потому, что царь. Был бы кто другой — я б и не появлялся!
— Почему? — удивилась Маша.
— Потому что я твой коловертыш, царевна, — ласково, как ребенку, пояснил Васенька. Как я могу перед остальными являться?.. Что ты хотел, мой царь?
— Пока — только посмотреть. — вздохнул Кощей. — Давно не слышал, чтоб коловертыши так просто появлялись.
Васенька помрачнел:
— Границы истончаются, мой царь. Происходит то, что раньше только в летописях баялось…
Уточнять, помнит ли коловертыш, как чуром был, Кощей не стал. Какое это сейчас имеет значение?
— Можешь быть свободен, — вздохнул мужчина.
Васенька лишний раз спорить не стал — тут же растаял в воздухе.
Кощей долго стоял, сверля взглядом пол. Границы истончаются. С каждым днем все больше и больше свидетельств этому. Мало того, что хранитель Мирового Древа об этом заявляет, уже и простые навьи люди в полный голос кричат.
Седьмица. Осталась не больше седьмицы. И хорошо — если не меньше. Лютогост прямо об этом сказал.
Один день из назначенного срока прошел.
И кожей чувствуешь, что стоишь на тонкой грани, что мир катится в бездну… И не знаешь, не ведаешь, как это остановить!
Мужчина мотнул головой, поднял глаза на молчаливую царевну:
— Пошли… Ты ведь хотела мальчишку увидеть?
…Книжку Маша сунула к травам, подаренным Ягицей Кощеевной. Перебирать мешочки сейчас не было времени, а что-то умное всегда в энциклопедии найти можно. Особенно, если нормальных лекарств нет, и приходится вспоминать про достижения народной медицины.
Орлова подозревала, что пострадавшего придется искать долго и нудно — идти на кухню, разыскивать, кто там вчера еду разносил, объяснять, что нужен конкретный ребенок…
Кощей решил эту проблему проще:
— Болеслав Предрагович!
По полу скользнула легкая тень, и Маша вздрогнула, когда от нее послышался мягкий голос дворского:
— Звал, мой царь?
— Как зовут мальчишку — помощника стольника, которого вчера добудиться не могли?