— Сей миг выясню, — мурлыкнула тень. Растаяла зыбким маревом, для того, чтоб через мгновение проявиться и сообщить:
— Вук, Жданов сын, мой царь. Из суседок он. Живет с родичами в Неревском конце Навьгорода, на Розважи улице, пятый двор.
— Можешь быть свободен, — кивнул царь. Повернулся к Маше: — Идешь, царевна?
— Да куда ж я денусь с подводной лодки?
Если Кощей и не понял, о чем сейчас говорит невеста, виду он не подал. Наверное, надоело спрашивать.
Ниян смотрел на Огненного Змея пустыми глазницами, скалясь истлевшим ртом:
— Какая встреча, советник! Каким ветром сюда занесло?
— Ты обманул меня! — выкрикнул мужчина. Голос дрожал и срывался, а перед глазами от бешенства стоял багряный туман.
— О чем речь, советник? — голос правителя царства мертвых был сладок и медоточив.
— О чем?! — хриплое шипение. — О сговоре нашем! Ты клялся мне Пеклом, что зла для Нави в нем нет и не будет! Именем Чернобога божился, что вся польза Пекельного царства лишь в нескольких пробоинах в охранной стене! Что лишь для свежего воздуха это нужно!
— А, — ласково протянул Ниян. — Ты о своем предательстве баешь?
— Ах ты ж… — советник рванулся вперед, метя огненным всполохом туда, где у истлевшего мертвеца когда-то было сердце…
Он не достал самую малость. Пламя обессиленной вспышкой истаяло в пяди от груди Нияна — слишком много сил отнимало пребывание в Пекле — а на самого Огненного Змея накинулись слуги правителя Пекельного царства повалили на пол, заставили встать на колени.
Мужчина рванулся, выламывая руки из суставов, пытаясь послать огненный всплеск вперед, метя в ненавистное, истлевшее лицо, но холодные руки умертвий, заложных покойников, умрунов держали крепко, гасили жаркое живое пламя…
Из-за трона Нияна выскользнула легкая тень. Ния в алых одеяниях мягко шагнула к коленопреклоненному змею, нежно погладила его по левой щеке…
Прикосновения восковых ледяных пальцев обжигали пламенем. Мужчина дернулся в сторону, пытаясь уйти от болезненной ласки, но там, где пальцы Живьей дочки касались кожи — бережно установленная личина сползала, обнажая с каждым мигом все увеличивающуюся на лице у Огненного Змея гниль…
Ния склонилась к мужчине. На восковой маске лица застыла мягкая улыбка. Пожелтевшие губы шевельнулись, кожа пошла трещинами:
— Ах, советник — советник… Что ж ты так яришься? — уветливо мурлыкнула она.
— Вы обманули меня! Оба — обманули! — ненавидяще выдохнул он. — Вы клялись, что это не затронет Навье царство, не причинит вреда!..
Она чуть слышно рассмеялась:
— Какая тебе в том печаль, советник? — пальцы бережно касались его истлевшей плоти, причиняя новую боль, пускающую крошечные молнии к самому сердцу.
К тем мукам, что уже пять лет вгрызались в голову, Змей привык, свыкся, сжился с ними, но эти, новые прикосновения, подобные укусам ядовитых змей, заставляли сжимать зубы, чтоб не закричать…
— Вы обещали! — прошипел — простонал он
— Какое тебе дело до Нави, советник, — нежно шепнула она. — Ты уже — наш…
— Врешь! — бешено выдохнул он. — Навьи люди умирают навечно. Ни Пекло, ни Ирий нам не грозят!
— Уверен, советник? — хихикнула она. Мелкие трещинки, искажавшие застывшую маску лица, осыпались трухою. — А кого ж ты вернуть тогда стремишься? Ради кого душу на кон поставил?
Ядовитые аспиды боли, пущенные ее прикосновениями доползли до груди, впились острыми зубами в сердце…
По короткому жесту повелительницы Пекла от стены шагнула закутанная в серые ткани фигура, протянула небольшой ларец, откинула крышку.
Тонкие пальцы Нии извлекли из глубин шкатулки тонкую плетенку. Закачались перед глазами шитые пуговицами розетки, пустил искры колотый бисер, мелькнули между пальцами алые, золотые и лазоревые нити.
Сердце пропустило удар. В памяти, как наяву всплыло смеющееся лицо. Пальцы, плетущие украшение. Стук рассыпавшегося бисера. Гневный оклик:
— Что ты натворил?! Я же к сроку не успею!..
— Ну и леший с нею!.. — и вкус ее губ — горький и сладкий одновременно…
Ния медленно повесила длинное ожерелье — грибатку на шею пленнику, ласково погладила его по груди:
— Твоя последняя награда, советник. Царь Ниян держит свое слово, — женщина отступила на шаг, а с черного трона послышался злой, каркающий голос:
— К Злодию в пещеру его! Уж ее-то стены не пробьет!
Если Маше не изменяли склероз, маразм и амнезия, суседко — это кто-то вроде домового. Чем он там от классического отличался, Кощеева невеста не знала. Впрочем, это ведь не важно? Главное, чтоб лекарства на местных пациентов как полагалось действовали.
Хозяева встречали важных гостей у самых ворот. Приняли с поклонами, проводили к накрытому столу.
Маша поняла, что сейчас все закончится таким же пшиком, что и у Соловья. Сперва часик за столом посидят, потом — несколькими словами перекинутся, а Маша даже ничего и сделать-то не сможет!
Пора было брать дело в свои руки.
— А где Вук?
Родители — невысокие и все такие квадратные люди (у Маши даже язык не повернулся бы их гиперстениками назвать — слишком уж они были одинаковы и в высоту, и в ширину) — переглянулись — Орлова тут как-то напряглась — и женщина — круглолица, румяная — улыбнулась:
— Да с детишками другими, на улице. Дворский ему сегодня отгул дал.
У Маши на языке крутился вопрос — с сохранением зарплаты? — но женщина благоразумно его проглотила, просто попросив:
— А позовите его, пожалуйста?
Мужчина с поклонами выскользнул наружу, а Кощей хмуро спросил:
— В Ночной храм с утра водили?
— А как же, мой царь! — всплеснула руками хозяйка. — Едва третьи петухи пропели, к Белобогу его и сводили, чтоб и добрые, и злые наветы снять.
У Кощея камень с души упал. Но уточнить все же стоило:
— Сняли?
— Лютогост ключевой водой умыл, Жизнобуд вокруг статуи Белобога обвел, Дреме жертву принесли… Волхвы сказали — чист сынок. Ни проклятья, ни благословения, ни сглаза, ни урока нет на нем.
По крайней мере, не сильно проклял. С первого раза снять удалось. Хуже было б, если б несколько дней продержалось — бессонницу ведь каты как пытку используют… Мальчик еще легко отделался.
А хозяйка продолжила:
— Под вечер хотим еще к шепотухе с соседней улице сводить. Пусть своим глазом глянет.
Вернулся хозяин. Привел за руку веселого конопатого мальчишку.
Царь прищурившись, окинул Вука долгим взглядом. Вчерашнего проклятья на ребенке действительно не было. На грани виденья, если смотреть боковым зрением на плечах мальчишки виднелась черная накидка, но это так, мелочи, последышек не стершийся. Пара дней — с утра росой умыться, в ключевую воду окунуться — и это уйдет. А аспид, мутивший ребенку вчера голову — пропал. И это самое главное.
У Маши тоже от сердца отлегло.
Ребенок явственно чувствовал себя намного лучше по сравнению со вчерашним.
Осмотр тоже не занял много времени. Даже родители пациента не спорили, не мешали.
Состояние удовлетворительное, сознание ясное, активный, признаков интоксикации нет, видимые функциональные нарушения систем организма не видны… В общем, можно жить спокойно.
Орлова уже даже к дверям повернулась, когда родители ребенка забеспокоились, кинулись в ноги Кощею:
— Пожалуй к столу, царь — батюшка! Не побрезгуй!
Пришлось задержаться…
Сколько ударов он получил, пока полуживая — полумертвая лавина несла его прочь от Нияновых хором, Змей и не пробовал сосчитать. Первое время он пытался еще оборотиться в огненный всполох, но ледяные руки цеплялись за одежду, впивались в кожу, гасили едва начинающее разгораться пламя, раз за разом сбивая покуда живой огонь.
Их было много… Слишком много…
Истерзанное тело бросили на каменный пол пещеры, загрохотали тяжелые засовы…
Тело била крупная дрожь — мужчина все никак не мог добраться до того источника огня, что вечно жил в нем. Казалось, на месте сердца застыл осколок льда. Крупный, с кулак величиной — и с каждым вздохом лишь увеличивавшийся в размерах.
Советник с трудом перекатился со спины на бок. Некоторое время лежал неподвижно, пытаясь загнать новые вспышки боли как можно глубже, дальше, отстраниться от них.
Сесть удалось лишь с третьей попытки. Кружилась голова. Во рту стоял металлический привкус. В царившем в пещере мраке не было видно ни зги.
Пленник зло сдернул с шеи ожерелье — грибатку, размахнулся — отшвырнуть ее подальше…
И вновь всплыло перед глазами… Женское лицо — веселое, смешливое… И оно же — изможденное, осунувшееся… Алое платье… Шилось на свадьбу… И комья земли, летящие на тяжелую крышку домовины…
Не выкинул, намотал плетенку на левое запястье — у ладони закачалась розетка из шерстяной нити.
Огненный Змей медленно поднял руку: на ладони вспыхнул крошечный, с ноготь величиной чадящий и плюющийся искрами огонек — на большее сил не хватило. Неверное, дрожащее пламя осветило слишком уж небольшой участок пола…
На то, чтоб встать без чужой помощи — сил не было. Змей поднял руку с огоньком повыше, силясь разглядеть ближайшую стену… Разглядел. Не меньше двух аршинов до нее.
С трудом сдвинувшись в сторону, мужчина дополз до стены, опираясь на нее, встал…
Пора было выбираться отсюда.
Личину мужчина и пытаться надеть не стал. Смысл-то? Кто тут кроме Злодия его лицо увидит? А сами чары только силы лишние заберут…
Держась рукою за стену, советник осторожно двинулся вперед. Под сапогом что-то хрустнуло. Огненный Змей опустил взгляд — под ногой лежала раскрошившаяся кость. Поодаль скалился белоснежными зубами отполированный временем череп.
Мужчина вытер рукавом разбитые в кровь губы и прошипев:
— Врешь, не возьмешь, — шагнул вперед.
Сейчас важнее всего было выбраться. Добраться до выхода. Вырваться на свободу.
И он справится. Не имеет права не справиться.