– Ты видел его лично, Тимофей?
– Да, видел.
– И в каком он был настроении?
– Мне показалось, что в подавленном. Но ведь могло только и показаться? Верно, профессор?
– Могло, – Матвей Евграфович согласно кивнул. – Хотя я в этом сильно сомневаюсь. Да-с…
Глава 8Деликатные подробности из личной жизни покойного капитана Симакова
Орлову не показалось, когда он упомянул в разговоре с Головацким о подавленном настроении поручика Рытвиненко. Поручик действительно был подавлен. А к моменту визита на его квартиру Матвея Евграфовича он был еще и пьян…
Рытвиненко оказался молодым человеком лет двадцати четырех, высоким, по-военному подтянутым, с правильными и красивыми (может быть, даже слишком красивыми для мужчины) чертами лица. Такие мужчины определенно нравились женщинам, как сразу отметил Головацкий при первом же взгляде на поручика, и частенько именно их имена были связаны с различными скандалами по амурной части.
Рытвиненко принял гостя, сидя на столе в гостиной своей съемной квартиры. По правую руку от него стояла початая бутылка красного вина, по левую – лежал пистолет с посеребренной рукояткой. Точно такой же, какой большинство задир используют на дуэлях. Длинные светло-каштановые волосы поручика были всклокочены и местами спутаны. Мундир расстегнут, равно как и рубашка, что позволило Матвею Евграфовичу разглядеть болтавшуюся на груди Рытвиненко золотую ладанку с изображением святого Пантелеймона.
– Кто вы такой? – не слишком вежливо и в то же время с долей вызова бросил поручик, коротко взглянув на профессора. – И что вам угодно?
Головацкий представился и, не дожидаясь приглашения, опустился на свободный стул в метре от собеседника. Поручик сделал очередной глоток вина, приложившись губами к бутылочному горлышку. Покосился на пистолет. У Матвея Евграфовича возникло стойкое убеждение, что, накачивая себя алкоголем, Рытвиненко морально готовится к волевому поступку, намереваясь пустить себе пулю в лоб в самые ближайшие минуты.
– Я расследую обстоятельства гибели генерала Корниевича, – неспешно принялся излагать Головацкий, старательно подбирая нужные слова. Собеседник явно находился на взводе, и совершенно не стоило провоцировать его сейчас на опрометчивые поступки. – И в связи с этим у меня возникло несколько вопросов к вам, Игнат Назарович. Я слышал, что вы пропадали некоторое время, а вернувшись только сейчас…
– Я не имею никакого отношения к смерти генерала! – безапелляционно заявил поручик. – Я с ним и знаком-то толком не был. Слышал только и не более.
– А я и не говорю, что вы имели к этому отношение, – Головацкий выудил из нагрудного кармана сигару, после чего неторопливо размял ее между пальцами. – Вы имели отношение к гибели другого человека, Игнат Назарович. К гибели капитана Симакова, и об этом, собственно, я и желал с вами…
Рытвиненко стремительно спрыгнул со стола, схватил пистолет и шагнул к сидящему Матвею Евграфовичу. Бутылка опасно покачнулась, но каким-то чудом устояла на месте.
– Какого черта?! – вскричал поручик. – Вы явились добить меня, господин Головацкий? Вы что, не видите, что я и так на взводе? Вам всем этого мало? Так?
– Не кипятитесь, Игнат Назарович, – спокойно парировал профессор и сунул сигару в рот. – Прошу вас успокоиться и выслушать меня. Дело это действительно важное, и я бы не обратился к вам…
– Еще бы не важное! Это дело стоило мне всего – службы, положения в обществе и… – Рытвиненко взглянул на пистолет, – и даже жизни.
– С последним я бы на вашем месте не торопился, – предостерег его Головацкий. – Во всяком случае, пока все не прояснится. А там, глядишь, вернется к вам и служба, и положение в обществе.
– Что это значит? – нахмурился Рытвиненко.
– А значит это, уважаемый Игнат Назарович, что есть у нас опасения о нечистоплотности этой дуэли. Не с вашей стороны, конечно…
– Я вас не понимаю.
– А я готов объяснить, – Матвей Евграфович улыбнулся и чиркнул спичкой. – Только вы бы убрали покамест оружие, Игнат Назарович. Не ровен час выстрелить может. Не себя, так меня пораните. Уберите, уберите. Ни к чему это. Тогда и разговор у нас с вами деловой выйдет.
Пару мгновений Рытвиненко стоял без движений, лишь переводя взгляд со своего пистолета на Головацкого и обратно. Затем все же решил последовать совету странного человека, явившегося к нему с неожиданным визитом. Поручик вернулся к столу, вновь взгромоздился на него, положил пистолет на прежнее место и немедленно сделал новый глоток из бутылки. Глаза Рытвиненко совсем осоловели.
– Ну-с, – сказал он, энергично встряхивая головой. – Я вас слушаю, господин Головацкий. Извольте теперь объясниться.
– Охотно. Как я уже сказал выше, есть у нас подозрения, что дуэль ваша с капитаном Симаковым была спровоцирована. С целью его дальнейшей смерти, Игнат Назарович. Так-то. Вы стали всего лишь орудием убийства в руках профессионального интригана. Если нам удастся доказать это и истинный преступник будет пойман, вас ждет полное оправдание в случившемся. Вас ведь разжаловали, как я понимаю?
– Час назад, – Рытвиненко вновь потянулся к бутылке. Его пальцы сомкнулись на стеклянном горлышке, но сейчас пить он не торопился. – Оно и понятно. Я ожидал чего-то подобного. И я не скрывался, скажу вам прямо, господин Головацкий. Я просто… Мне требовалось все это обдумать.
– И как? Обдумали?
– В общих чертах. И вы правы. В нашей с капитаном дуэли было немало странностей. И в первую очередь то, почему не выстрелил пистолет Симакова. Признаться, я даже не задумывался о провокации… Хотя… Черт возьми! Скажите, с чего такое предположение? Вы подозреваете, что капитан Симаков намеренно искал смерти?
– Боюсь, что нет, – Матвей Евграфович покачал головой. – Его смерти искали другие. Эта история тесно связана с гибелью генерала Корниевича.
– Как? Почему?
– Я задам вам один вопрос, Игнат Назарович, если вы не против, конечно.
– Ну, задавайте.
Пальцы поручика, лежавшие до сих пор на горлышке бутылки, разомкнулись. Он так и не выпил. Напротив, казалось, Рытвиненко усилием воли старался согнать с себя хмель, но тщетно – процесс этот требовал немалого времени, как минимум, до утра.
– Вопрос этот щепетильный, уважаемый Игнат Назарович, и я прекрасно понимаю, что, как человек благородный, я не имею права его задавать, а вы, как человек не менее благородный, имеете полное право не отвечать на него… Да-с… Однако от вашего ответа зависит очень многое. Поверьте. И я уверенно могу обещать вам, что все сказанное вами, если вы все же решитесь ответить, останется строго между нами…
– Ну же! – поторопил собеседника Рытвиненко.
– Из-за чего состоялась ваша дуэль с капитаном Симаковым? Какова причина, Игнат Назарович?
Поручик вспыхнул, казалось, до корней волос, и его правая рука снова зашарила по столу в поисках пистолета. Он даже нащупал его, но в последний момент опомнился, взяв в расчет все то, что говорил Матвей Евграфович несколькими минутами ранее. На лице Рытвиненко появилась гримаса боли, затем она сменилась выражением отчаяния, и в итоге поручик попросту тяжело опустил взгляд.
Головацкий терпеливо ждал.
– Это личное, – негромко произнес Рытвиненко.
– Я понимаю. И все-таки? Я должен знать, Игнат Назарович.
– Капитан Симаков обесчестил мою сестру! Я, сами понимаете, не мог не…
– Вы уверены в этом? – профессор слегка подался вперед.
– Уверен в чем?
– В том, что вы сказали… про вашу сестру?
– Черт возьми!
Рытвиненко спрыгнул со стола, но Головацкий, как и в первый раз, остался абсолютно невозмутим.
– Успокойтесь, Игнат Назарович. Я убедительнейшим образом прошу вас успокоиться. И также прошу вас хорошенько подумать. Откуда вы узнали о вашей сестре и капитане Симакове?
– От одного человека.
– Кто этот человек?
– Он отрекомендовался одним из адъютантов генерала Корниевича и близким другом Симакова. Однако, как он сказал, поступок капитана претит его пониманиям о чести и…
– Этот человек назвал свою фамилию? – в нетерпении перебил поручика Головацкий.
Рытвиненко наморщил высокий лоб.
– Да, он, кажется, представился, но у меня в памяти как-то не отложилась его фамилия. Гораздо важнее то, что этот человек сообщил… И у меня, помню, словно разум помутился. Я немедленно отправил Симакову вызов, и мы…
– А описать того человека можете?
Матвей Евграфович почти не сомневался в том, что услышит. И не ошибся.
– Ну, он был невысок, относительно упитан, – Рытвиненко на время забыл и о бутылке вина, и о своем заряженном пистолете. Не говоря уже о том, с какой целью он собирался использовать оружие. – Смуглая кожа, чуть раскосые глаза…
– И прихрамывает на левую ногу, – закончил за поручика Головацкий. – Одет в темное пальто и котелок.
– Откуда вы знаете? – вскинулся Рытвиненко. – Вы с ним знакомы?
– К сожалению, пока еще нет, – вздохнул профессор. – Но очень, знаете ли, мечтаю познакомиться. Это именно тот человек, которого мы ищем, Игнат Назарович. Он представился как Звонарев, не так ли?
– Да! Черт возьми, да! Вы правы! Звонарев! Вы сказали сейчас, и я вспомнил… – поручик осекся. – Постойте-ка… Как же это?.. Вы хотите сказать, что он обманул меня? Он не друг Симакова?
– Не друг. И не адъютант покойного генерала Корниевича. Так что вполне вероятно, что и вся эта история с вашей сестрой, уважаемый Игнат Назарович, – не более чем выдумка. Вам следовало бы сначала…
– Я убью его! – Рытвиненко снова схватился за пистолет. – Я убью этого сукина сына! Вы знаете, где он?
Матвей Евграфович покачал головой:
– К сожалению, пока нет.
По-прежнему сжимая сигару зубами и время от времени попыхивая ею, профессор встал. Он уже выяснил все, что хотел выяснить. Да и поручику Рытвиненко сейчас будет нелишним побыть наедине с собственными мыслями. Единственное, что беспокоило Головацкого, так это – как бы Звонарев сам не заявился к Рытвиненко, чтобы избавиться от очередного свидетеля. В этом случае избежать перестрелки между двумя мужчинами будет весьма затруднительно.