Князь судорожно промокнул лоб платком.
– Как я уже сказал, время играет не на нас, господин Звонарев. Однако… Я понимаю, что не могу торопить вас с исполнением, а потому будет разумнее, если вы сами обозначите срок, который вас устроит.
Степан мысленно прикинул что-то и уже через мгновение дал ответ:
– Дайте мне два дня.
– Хорошо.
Убийца уже начал было подниматься с кресла, попутно подхватывая с пола свой неизменный малиновый саквояж, но князь остановил гостя:
– Есть еще кое-что, господин Звонарев…
– Слушаю вас.
– Некоторое дополнение к вашей работе… Но, разумеется, после того, как вы выполните этот заказ. Это дополнение также будет щедро оплачено и…
– Что за дополнение? – Звонарев не любил ходить вокруг да около.
– Насколько нам известно, – на этот раз князь сделал особенное ударение на слове «нам», – по рекомендации покойного генерала Корниевича вы тоже уже являетесь членом кружка… Но всего лишь рядовым членом.
– Это так.
– А нам хотелось бы, чтобы вы в нем, так сказать, укоренились. Стали своим, господин Звонарев. На случай возможного развития событий…
– Я вас понял. Можете быть спокойны, – ответил Звонарев и, раскланявшись, покинул кабинет князя, легко придерживая малиновый саквояж правой рукой.
Не в его правилах было откладывать дело в долгий ящик, но для начала нужно было составить план действий…
От великого князя Степан прямым ходом отправился с визитом к князю Рушанскому. Его приняли. Не то чтобы он находился с Константином Макаровичем на короткой ноге, но два или три раза за последние пять месяцев ему доводилось бывать в доме князя вместе с Корниевичем. А последний раз они и подавно виделись с Рушанским два дня назад на похоронах Кирилла Александровича…
– Очень рад, Степан Германович, очень рад, – Рушанский славился природным дружелюбием и гостеприимством. – Меня редко кто посещает, особенно в последнее время. Положение в обществе – штука непостоянная. Ну да это я так, к слову. А вы по делу ко мне или так, мимоходом?
– По делу, Константин Макарович.
Звонарев опустился на предложенный ему стул. Выражение лица его было предельно серьезным. Рушанский тоже нахмурился, принимая сосредоточенный вид.
– Иного я и не ожидал, – признался он. – Итак?.. Что за дело привело вас ко мне?
– Все то же, Константин Макарович, все то же. Общее дело нашего кружка. Вернее, одно крайне важное, как мне кажется, обстоятельство. На похоронах Кирилла Александровича я, увы, не имел возможности перекинуться с вами и полусловом. А между тем разговор у меня к вам серьезный.
– Что же это?
– Накануне своей кончины генерал вручил мне кое-какие бумаги… Да, в общем-то, и не бумаги это вовсе, – Звонарев понизил голос до шепота и вроде как невольно покосился в сторону незапертой двери. – Это чистые листы за подписью генерала и с его печатью. Он велел мне сохранить их…
– Как? И вам тоже? – искренне удивился Рушанский.
– Да-с.
– А разве?.. – Взгляд князя неожиданно сделался испытующим и в некотором роде настороженным. – Разве вы входите в круг посвященных, Степан Германович?
– В некотором роде, – уклончиво ответил Звонарев. – Вам ведь наверняка известно, Константин Макарович, что нас с генералом связывает весьма давнее знакомство…
– Да, он упоминал об этом.
– Так вот, Кирилл Александрович мне многое объяснил. Далеко не все, конечно, скрывать не стану, но вы ведь понимаете… постоянная нехватка времени. Я должен был быть посвящен на ближайшем заседании кружка…
– В эту пятницу? – подобрался Рушанский.
– Именно.
– Однако… – Настороженность Константина Макаровича сменилась задумчивостью, – я ничего не знал об этом… Стало быть, в пятницу вы будете?
– Непременно буду. Только… – Звонарев вновь покосился на дверь. – Как же относительно бумаг, Константин Макарович? Я ведь не в полной мере, да и вообще…
Он замолчал, ожидая, что скажет собеседник, но Рушанский сидел в состоянии все той же напряженной задумчивости и не произносил ни слова. Наконец он решительно поднялся с дивана и прошел к огромному, в полстены, секретеру.
– Я снабжу вас запиской, Степан Германович, – пояснил он. Взяв перо и бумагу, князь живо подсел к столу и принялся быстро писать. – Отправляйтесь с этой запиской к Антону Антоновичу. Вы знакомы?
Звонарев ничем не выдал охватившего его внутреннего ликования. Все складывалось так, как он и рассчитывал.
– Я много слышал об этом человеке, – только и ответил он.
– Вот и прекрасно, – Рушанский продолжал писать. – Передайте ему эту записку от меня, и он вас примет. Может быть, не сегодня, но до пятницы обязательно. Ему и надлежит передать бумаги, оставленные вам на хранение покойным Кириллом Александровичем.
– Сделаю все, как вы говорите, – покорно отозвался Звонарев.
Рушанский закончил писать, поднялся из-за стола, сложил записку в четыре раза, предварительно помахав ею, чтобы чернила высохли, и протянул ее визитеру.
– Отправляйтесь сейчас же, – напутствовал он Звонарева. – Антон Антонович должен быть у себя. Адрес я указал на обороте.
Степан учтиво поклонился, спрятал записку в карман и, подхватив саквояж, направился к выходу.
Того, что история с бумагами, которых у него не было, выйдет наружу и вызовет определенные подозрения, он не боялся. На заседании кружка в будущую пятницу, где Звонарев действительно собирался присутствовать, исполняя вторую часть полученного от великого князя задания, он прямо и открыто заявит, что бумаги были переданы Сербчуку при их личной встрече. А подтвердить или опровергнуть его слова к этому моменту уже будет некому. Антон Антонович будет убит. Вернее, с ним произойдет несчастный случай. Недоразумение. Увы и ах!..
Уже сидя в пролетке и улыбаясь собственным потаенным мыслям, Звонарев развернул записку, составленную князем Рушанским, и бегло прочел ее.
В записке говорилось следующее:
«Дорогой Антон Антонович!
Убедительнейшим образом прошу вас принять и выслушать человека, обратившегося ко мне по протекции покойного Корниевича, Звонарева Степана Германовича, о котором вы, должно быть, уже слышали все от того же генерала. Уведомляю вас также о том, что на руках господина Звонарева имеется часть известных вам бумаг, оставленных Корниевичем на случай возможного осложнения ситуации. Господин Звонарев намерен передать вам их лично.
С глубочайшим уважением и безмерной симпатией к вам князь Р.».
Звонарев прочел записку еще дважды, а затем приказал извозчику доставить его на Гороховую, где и находилась нанятая Степаном квартира. Содержание записки Рушанского натолкнуло его на определенные мысли. План устранения губернского чиновника Антона Антоновича Сербчука стал принимать видимые очертания. Во всяком случае, Звонарев уже знал, как и от чего ему следует отталкиваться. Весьма кстати припомнился и недавний разговор с Кириллом Александровичем, состоявшийся менее месяца тому назад. Память никогда не изменяла Звонареву, вот и сейчас он вспомнил, как генерал обмолвился в том самом разговоре об одной из пассий Антона Антоновича, проживающей на Васюкова. Речь шла о том, чтобы провести очередную встречу как раз на квартире этой дамы. Кажется, ее звали Анна. Фамилии Корниевич не упоминал. Но это Звонареву было и не нужно. Равно как и адрес этой особы. Достаточно было самого наличия тайного пристрастия Антона Антоновича. Дело оставалось за малым – слегка изменить содержание записки, адресованной Рушанским Сербчуку. Именно этим Степан и намеревался заняться по прибытии к себе на Гороховую…
Умение подделывать почерк, имея непосредственно перед глазами образец руки писавшего, также относилось к числу уникальных способностей Звонарева. Эти способности он не раз применял на практике. В том числе и в России, когда столь удачно была проведена операция с самоубийством господина Доронина. Предсмертная записка Доронина была делом рук Звонарева.
Сегодня ему требовалось исполнить тот же самый трюк, но уже с несколько иной целью…
– Обожди меня здесь, – приказал Звонарев извозчику, выбираясь из пролетки.
– А долго ли ждать, барин?
– Жди столько, сколько потребуется. Заплачу, не обижу…
Ему понадобилось больше часу на то, чтобы исправить записку. Почерк у Рушанского оказался еще сложнее, чем у Доронина, но результатом Степан остался доволен. В измененном виде записка выглядела следующим образом:
«Дорогой Антон Антонович!
Убедительнейшим образом прошу вас принять и выслушать человека, обратившегося ко мне по протекции покойного Корниевича, Звонарева Степана Германовича, о котором вы, должно быть, уже слышали все от того же генерала. Уведомляю вас также о том, что на руках господина Звонарева имеется часть известных вам бумаг, оставленных Корниевичем на случай возможного осложнения ситуации. Господин Звонарев намерен передать вам их лично. Однако в интересах дела будет лучше, если вы примете господина Звонарева не у себя, а на квартире известной вам особы, проживающей на Васюкова. Я сообщил господину Звонареву нужный адрес, где он и будет ожидать вас в начале четвертого часа сегодняшней ночью для передачи вышеозначенных бумаг.
С глубочайшем уважением и безмерной симпатией к вам князь Р.».
Звонарев свернул записку и спустился с ней вниз. Извозчик ждал его на том же месте, где Степан и оставил коляску часом ранее. Он спал. Звонарев растолкал его и вручил бумагу.
– Отправляйся-ка на Каргановскую, милейший, вот по этому адресу, что указан на обороте, и передай записку господину Сербчуку, Антону Антоновичу. Не забудь сказать, что записку вручил тебе в руки сам князь Рушанский. Все запомнил?
– Запомнил, барин. Чего уж тут не запомнить?
Щедро расплатившись, Степан отпустил извозчика и снова поднялся к себе. Записка, вне всяких сомнений, попадет по назначению и не вызовет излишних подозрений. А значит, и на предлагаемую встречу к назначенному часу он должен явиться. А там уж Звонарев знал, что ему нужно делать. Задание, полученное от великого князя, будет выполнено уже сегодня. Что же касается странных совпадений во всей этой истории, то тут все тот же великий князь ясно дал понять наемному убийце, что это не его проблема. Стало быть, и беспокоиться не о чем…