Проснулся Звонарев с первыми рассветными лучами. Единственным его желанием было немедленно увидеть Беллу. Он собрался и в начале девятого часа поехал к дому госпожи Розенталь. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Солнечные лучи отражались от ровного, как скатерть, снежного покрова.
Звонарев нашел нужный дом и отправил туда с запиской подвернувшегося парнишку. Заходить внутрь сам он не стал – ведь Белла ничего не говорила о своем семейном положении, – а предпочел обождать ее в сквере напротив. Госпожа Розенталь появилась через час после отправленной записки.
– Прости, раньше никак не получилось, – виновато призналась она, хотя Степану и в голову не пришло предъявлять женщине какие-либо претензии. – Я старалась как могла…
– Все в порядке, дорогая. Мне просто необходимо было увидеть тебя. После вчерашнего инцидента… Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, я немного успокоилась. А как ты? Узнал что-нибудь?
Они двинулись через сквер, держась за руки, подобно влюбленным гимназистам. Давно уже Звонарев не чувствовал себя так уютно и умиротворенно.
– Увы, ничего, – неохотно ответил он и повторил услышанную накануне от Маронского фразу: – Тайна следствия. Но то, что Гурьянов арестован и дает показания, – свершившийся факт. С этим необходимо смириться.
– Это ужасно! – Белла закатила глаза.
– Я понимаю.
– А ты смог предупредить кого-нибудь из наших?
– Честно говоря, не многих. Большинство из них и так уже знали о случившемся. Единственный, о ком я действительно забыл, так это профессор Шевельков. Хотя… Ему тоже должно быть известно. Ты ничего о нем не слышала? Он не уезжал?
– Насколько мне известно, нет.
– Хорошо, – Звонарев согласно качнул головой. – Я заеду к нему сегодня вечером. В любом случае, кому-то из нас теперь все равно придется взвалить на себя бремя лидерства. Ты вчера словно в воду глядела. Но Белла…
– Да?
Она чуть приподняла голову и встретилась глазами со Звонаревым. Свет заиграл на ее выбившейся из-под шапочки пряди волос.
– Я хочу, чтобы ты осталась в стороне от всего этого, – даже не сказал, а, судя по жестким интонациям, потребовал Степан.
Белла сморгнула и ничего не ответила. Волнение мужчины, связанное с ее персоной, было вполне понятным и очевидным. Он же в свою очередь выяснил все, что его интересовало на данный момент. Шевельков, судя по всему, за последние несколько часов с Беллой не встречался, следовательно, на этот счет Звонарев мог чувствовать себя относительно спокойно…
Они вышли из сквера через центральные ворота и взяли пролетку. Белла не спросила, куда и зачем они направляются. Все было ясно и без лишних слов. Как и вчера, Звонарев вез женщину к себе на Гороховую. Чувства, которые испытывала Белла, были написаны у нее на лице. Он любила. Может быть, любила впервые в жизни…
– Я никогда, никогда не была так счастлива, Степан, – шептали ее губы, когда они вновь оказались в полумраке комнаты, куда солнечные лучи едва пробивались сквозь тяжелые плюшевые портьеры. – У меня такое ощущение, что до встречи с тобой моя жизнь была лишена смысла. Я пыталась найти этот смысл, участвуя в антиправительственном движении, в попытках что-то изменить…
– Молчи. Не нужно ничего говорить.
Звонарев закрыл ей рот поцелуем. Платье упало к ногам Беллы, она переступила через него, не отрываясь губами от губ мужчины, и он властно заключил женщину в объятия…
– Мне нужно ехать, – сказала она, когда большие напольные часы пробили четыре. – Дома будут обеспокоены… Я не могу…
– Ну, разумеется, – он откатился в сторону и посмотрел на нее. – Я все понимаю. Не нужно ничего объяснять. Если необходимо, иди. Я возьму тебе экипаж.
– Не обижайся, Степан. Увидимся завтра?
– Непременно.
Мысленно Звонарев уже был не здесь, не рядом с ней в одной постели. Он уже прорабатывал предстоящую операцию по устранению профессора Шевелькова. Лицо Степана закаменело и стало сосредоточенным.
Они оделись, и Звонарев, как и обещал, спустился вниз вместе с Беллой, нанял ей экипаж и некоторое время задумчиво смотрел вслед. Белла помахала ему рукой, и он машинально ответил ей. Степану хотелось верить, что они еще увидятся. Завтра или, может быть, на днях. А сейчас надо сделать свое дело.
Он вернулся в квартиру. Сел на смятую постель, поставил рядом саквояж и внимательнейшим образом исследовал его содержимое. Звонарев еще не знал, каким образом избавится от Шевелькова. Единственное, что он знал, так это то, что исполнить намеченную работу придется непосредственно дома у жертвы. Вряд ли в свете последних обстоятельств удастся выманить профессора на улицу. А стало быть, и действовать придется предельно осторожно и осмотрительно. Огнестрельное оружие тут уж точно не годилось. Звонарев решил даже не брать его с собой…
Без четверти семь он поехал к профессору с визитом. На пороге его встретил сам хозяин дома. Он словно поджидал его, стоя рядом с дверью.
– Степан Германович! Ну, слава богу! – профессор тепло обнял Звонарева. – Слава богу, что хоть с вами все в порядке. А то у меня уже начали закрадываться подозрения, будто я один из наших и остался. Кого арестовали, а кто стал жертвой несчастного случая… Вы уже слышали про князя Рушанского?
– Слышал, – Звонарев снял пальто, но передавать его на руки одному из подоспевших слуг не стал, а лишь небрежно перебросил через руку. Котелок также остался на голове Степана. – Ужасная трагедия. Хотя, на мой взгляд, ни к чему иному это пристрастие купаться в проруби привести не могло.
– Так вы полагаете, это и впрямь был несчастный случай? – удивился Шевельков.
– В случае с князем Рушанским – абсолютно.
– А в случае с остальными?
– А вот здесь есть над чем задуматься, милейший Назар Илларионович.
– В самом деле?
– Да. Поэтому я и приехал.
По лицу Шевелькова было видно, что он не совсем понял, что же именно пытался донести до него гость своей последней фразой, но все равно настороженно нахмурился. За те два дня, что Звонарев не видел этого человека, Назар Илларионович серьезно сдал. Он весь как-то осунулся, был бледен больше обычного, а глаза блестели нездоровым огнем. И трудно было предугадать, что подействовало на него больше – безвременная кончина Рушанского или окончательный развал кружка, что, вероятно, было для Шевелькова полнейшим крахом. В его возрасте начинать строить все заново было, мягко говоря, поздновато.
– Не желаете отужинать, Степан Германович?
– Нет, спасибо, – отказался Звонарев. – Я не голоден.
– В таком случае предлагаю сразу подняться ко мне в кабинет.
На этот раз гость согласно кивнул.
Однако чтобы подняться по лестнице на второй этаж, мужчинам пришлось пройти через гостиную, где в настоящий момент расположились жена и младшая дочь профессора. Звонарев поприветствовал их небрежным поклоном. Его приход к Шевелькову для многих не остался незамеченным. Что ж… На этот случай у Степана имелся запасной вариант. Потому он и держал до сих пор при себе котелок и пальто. Саквояж надежно покоился в правой руке.
Назар Илларионович собственноручно отпер дверь кабинета и пропустил гостя вперед. Звонарев вошел. Ему уже приходилось бывать здесь прежде, а потому он отлично знал, что боковая дверь справа ведет прямиком в спальню профессора, а большие окна, лишь наполовину прикрытые ставнями, выходят в сад. Эти, казалось бы, несущественные детали должны были сыграть для убийцы немаловажную роль.
Шевельков прошел к столу, чуть отодвинул кресло и удобно устроился в нем. Гость занял место на стуле.
– Итак, я вас слушаю, – плечи Назара Илларионовича поникли еще больше. – Что вы собирались мне сказать, Степан Германович? Что-то по поводу произошедших за последние пару недель несчастных случаев? Я вас правильно понял?
– Именно, профессор, – подтвердил Звонарев. – Правда, не всех несчастных случаев, а лишь некоторых из них.
– Каких же?
– Это касается гибели генерала Корниевича и последовавшей вскоре за ней трагической гибели чиновника Сербчука… – Звонарев помолчал, но, заметив, что собеседник не собирается ничего более спрашивать, вынужден был незамедлительно продолжить… – Многие из наших подозревают, что в обоих случаях имела место насильственная смерть. Кириллу Александровичу была намеренно подсунута большая доза кокаина, а Антона Антоновича попросту толкнули под лошадь…
– Но кто? – не выдержал Шевельков.
– Как раз это нам и предстоит выяснить. Общими усилиями, Назар Илларионович. Нас осталось не так уж много – тех, кто способен спасти наше общее дело, – вы, я, Ольга Степановна, Беспалов, госпожа Розенталь… При желании я смогу, наверное, насчитать еще три-четыре фамилии, но не более того. Однако речь не об этом, – перебил сам себя Звонарев, вроде бы в крайней степени волнения. – Мы подозреваем, что Корниевич и Сербчук были убиты с целью предотвратить готовящийся заговор.
– Об этом я и сам мог бы догадаться, – недовольно буркнул Шевельков и машинальным движением зачем-то придвинул к себе чернильницу.
– Вероятно, могли бы, – не стал спорить Звонарев. – Но вряд ли даже вам пришло бы в голову, что в наших рядах завелся предатель, доносчик.
– Как? – Назар Илларионович даже вскочил, но тут же поспешно опустился на место. – Вы так считаете?
– Я в этом уверен, – решительно отрезал Степан. – Судите сами, уважаемый Назар Илларионович. Сначала все эти смерти, затем арест Гурьянова.
– Вы правы, правы… Да, я почти согласен, что вы правы. Но кто же? Кто этот доносчик?
– Любой из нас.
– Любой?
– Исключая вас, конечно, Назар Илларионович, иначе я бы не посмел явиться к вам с этим разговором. И, разумеется, я знаю, что доносчик не я. В противном случае этого разговора также не было бы. Вы согласны?
– Согласен, – затравленно молвил профессор. – Но это же выходит… Что и Ольга Степановна, и Белла…
Звонарев кивнул:
– Любой. Повторяю вам, любой. Поэтому крайне важно, чтобы мы с вами пока держали суть этого разговора в тайне. К тому же я почти наверняка могу предположить, что следующая жертва – я, – с воодушевлением, словно гордясь этим, продолжил Степан. – Я чувствую, что за мной охотятся.