е падение. -- Возвращение во Францию.
Какова была её жизнь в это время? Какова была жизнь Рима в конце 17-го столетия? Родоконаки в этом отношении нам представил довольно подробную картину, где часто идет речь о королеве польской. Самое заглавие книги выразительно: "Куртизанка Толла". Имя "Толла" тесно связано с именем Марысеньки в её новом местопребывании. Здесь перед моими глазами встает личное воспоминание, -- увы! давно прошедшее, -- о ясном весеннем утре в одном итальянском городе. Мы выходили на заре из одного дворца, где всю ночь раздавалось веселое пение; мы были в бальном туалете, некоторые в масках; кавалеры и дамы направлялись в ближайшую церковь принести покаяние. При этом мы не имели никакой дурной, или оскорбительной мысли. Мы в этом не видели ничего предосудительного. Напротив! И Родоконаки говорит в своей книге, что так же было и в Риме времен Иннокентия ХII. Это был город всепрощающий, город, куда Христина шведская въезжала иногда верхом, в костюме амазонки. Марысенька, направляясь сюда, хорошо понимала, что её ожидает.
По своей природной беспечности, она не без увлечения должна была отдаться привычкам благочестия этого города. Она всегда была религиозна, с того времени, когда раздавала наплечники. В это время как раз праздновали юбилей Иннокентия ХII; она присутствовала на всех богослужениях в базилике Св. Петра и на Страстной неделе вместе с своим сыном подавала пример глубокого благочестия. Все остальные дни она посещала еще другие церкви, где приступала к Св. причастию. Если по дороге она встречала священника со святыми дарами, она выходила из кареты и становилась на колени в пыли или грязи. Ее особенно привлекал монастырь Св. Эгиды. Думали, что она намерена в нем постричься; быть может, она об этом и думала мимоходом. Когда в 1701 г. Климент XI заменил Иннокентия, она его просила принять в Рим сестер бенедиктинок, которым покровительствовала в Польше. Она для них построила монастырь на площади della Trinita de Monti. Она выпросила у кардинала Карпеньи, римского викария, мощи Св. Юстины для монастыря капуцинов в Монсо. Каждый год по её желанию служили обедню в церкви Св. Станислава "Польского", в память воинов, павших под стенами Вены. Каждый год Марысенька ходила туда на богомолье пешком, раздавая щедрые подаяния. В 1707 г. она была в Неаполе, инкогнито, под именем герцогини Ярославской, чтобы присутствовать на празднике св. Януария. Можно себе представить, как она этим хвалилась. Она не могла молиться, как простая смертная, не стесняя других и не выставляя себя на показ. При больших церемониях она требовала себе отдельную ложу, роскошно украшенную. Если она запаздывала, являясь поздно на проповедь, проповедник должен был повторить свою речь сначала.
Она хвалилась тем, что идет по следам своей знаменитой предшественницы, основательницы академии Аркад.
5-го октября: академики всем составом явились во дворец Одескальки праздновать годовщину своего учреждешя. Было заседание с музыкой, пением, говорили речи и стихи; за всем этим следовало "великолепное угощение", и Марысенька сделалась членом академии под именем "Amirisca Telea".
Римляне, как люди тонкие и насмешливые, не ошиблись. Новоприбывшая не походила на свою предшественницу. Её гений, столь же бурный, был иной по своей сущности. Распространился следующий терцет:
Naqui da un gallo simplice gallina,
Vissi tra li Polastri e poi regina,
Venni a Roma Christiana, e non Christina [*].
[*] -- Родилась от простого петуха простой курицей. (Игра слов: gallo -- петух и галл, gallina -- курица); жила между поляками и стала королевой, приехала в Рим христианкой, но не Христиной.
Я повторил вкратце сведения, собранные одним римлянином того времени (Diario del Valesio) о жизни королевы польской, и мне кажется, что картина римской жизни Марысеньки довольна верна. В ней только не достает цельности. Но вот еще другой свидетель: резидент Флоренции дает новое изображение. С ним мы проникаем во внутренность дворца Одескальки. Прежде всего бросается в глаза роскошная обстановка: мажордом, статс-дамы, кавалеры -- настоящий двор. Претензии хозяйки соответствуют обстановке: она требует посещения посланников; при отказе венского посла, она обращается к императрице, к невестке её сына. Она держит открыто салон.
Как принимает она гостей? Под видом безутешной вдовы, или жертвы катастрофы, доведшей весь дом до разорения, и всю страну до гибели? Я нахожу ответ в одном письме от 1702 г. к великому первосвященнику, попавшею, неизвестно почему в коллекцию British museum:
"Приняв за правило, Святой Отец, ничего не предпринимать, не получив одобрения Вашего Преосвященства, я убедительно прошу сообщить мне, найдете ли Вы возможным дозволить в моем доме представить комедию труппой актеров на моем жалованьи?"
Трагические события, недавно пережитые, были легко забыты. Граф Федэ, флорентийский дипломат, нам сообщает, что в своем изгнании Марысенька давала вечера, за которыми следовали веселые ужины и картежная игра. Климент XI принимал строгие меры против картежной игры, но дом королевы польской имел свои привилегии, как раньше дом королевы Христины, пользовавшейся этим, давая приют убийцам, за отсутствием картежников. Марысенька не ограничивалась собственным домом для удовлетворения своих светских привычек; она много выезжала; часто посещала т. н. Sabbatini, вечера кардинала Барберини и принца Одескальки в его доме, за Porto del Porolo. За обедом следовал бал. Расходясь ранним утром, гости отправлялись в церковь св. Варфоломея, по соседству. Всё было! Вообще говоря, довольно веселое времяпрепровождение для падшей королевы, которая не родилась на ступенях трона. Но эти удовольствия обходились довольно дорого, и Марысенька вошла в долги.
Её семья ей помогала; кроме её сына Александра, сопровождавшая её в Рим, к ней присоединились и другие родственники: её второй сын Константин, её внучка Мария-Казимира, не считая кардинала д'Аркиен, тратившего за четверых. Молодые принцы следовали его примеру. Материнские увещевания оставались без последствий. Как и в политике, мать не умела выдержать характера. Кроме Гротанелли, и Родокинакки подробно говорит о забавном романе, в котором участвовали эти повесы. Я вкратце передам рассказы современников, которыми воспользовался романист. "Ла Толла" была первой фавориткой молодого герцога Сфорца Цезарини. Александр в нее влюбился; затем Константин, и дон Гаэтано Цезарини застал красавицу под окнами дворца Одескальки, когда она распевала любовные романсы. В бешенстве он обнажил свой меч. Но Марысенька имела слуг, они вмешались, завязалась драка, взбунтовавшая весь околоток. Королева в этом нашла государственное преступление. Она, по своему обыкновенно, требовала изгнания виновника. Получив отказ дипломатического корпуса, она с ним перессорилась. И наконец так нашумела, что смущенный Цезарини согласился высидеть в тюрьме у неё в Замке св. Ангела. Он надеялся пробыть несколько часов, но она его продержала целую неделю, после чего, утомившись, согласилась принять его извинения, уверяя, что он её вывел из себя, тогда как "она всегда старается всем угождать и никого не оскорблять".
Этим дело не кончилось. Строгий первосвященник и заклятый враг светских удовольствий, Климент вздумал, в ожидании карнавала, потребовать у польских принцев зачинщиков скандала, обещания не маскироваться. Он запрещал маскарады. "Ла Толла", вообразив, что данное обещание её не касалось, явилась на Корсо в карете, в сопровождении других женщин из общества Константина и Александра, все в костюмах и в масках. Против папских предписаний, в виде вызова, "Ла Толла" восседала на козлах рядом с кучером.
Папские сбиры исполнили свою обязанность. Отобрав платье и драгоценности, они увели "Ла Толла" в тюрьму, а затем заперли её в монастырь "Кающихся грешниц". По приказанию папы её одежду доставили во дворец Одескальки и передали королеве польской по принадлежности.
Климент удостоверял возвращение. Марысенька этим не удовольствовалась. Сожалея о беспутной жизни своих сыновей, она считала их имущество священным, сохранив особое представление о привилегиях королевства, несмотря на пребывание в Вечном Городе. Она потребовала немедленного освобождения куртизанки, её товарок и кучера, сидевшего в тюрьме, возвращения кареты и лошадей, по закону конфискованных. Марысенька, погружаясь с наслаждением в эту среду, принялась за дело с обычной страстностью. Напрасно папа ей доказывал, что она поощряет распутство своего сына. Принц Константин, по горло в долгах, не знал за что ухватиться. Ему пришлось заложить свою шпагу, подарок королевы английской, ожидавшей с его стороны лучших подвигов. Эта куртизанка обходилась ему 10 000 экю в год и обманывала его с его же слугой.
Новому члену Академии оставалось только взять на себя защиту этой плутовки. За этим дело не стало. "Ла Толла", уверяла она, вовсе не то, что предполагает Св. Отец; она была замужем за чиновником и посещала лучшее общество. Марысенька упоминала о маркизе Маккарани, к которой "Ла Толла" явилась на вечер, впрочем, без приглашения. "Ла Толла" по приказанию королевы получила звание графини де Ла-Пай. Наконец, истощив свои доводы, королева велела силой освободить "виновницу из тюрьмы", и скрыла её вместе с соучастником во дворце Одескальки. Марысенька доходила до сводничества, уверяя, что добродетель торжествует. Было решено, что "la Толла" и принц Константин будут жить в двух отдельных флигелях. Она добровольно забывала о коридорах.
Пала рассердился и вздумал мобилизировать свой караул. Тогда последовал взрыв. Марысенька грозила тотчас же покинуть город, где ей наносили такое оскорбление. Она более ни минуты не желала оставаться, и конюхам был дан приказ запрягать. Папа сдался. Кардиналы Отобуони, Барберини, Санрипанти, все поочередно старались успокоить "чрезмерное возбуждение" королевы, пытаясь придти к соглашению. Дело кончилось отъездом "Ла Толла" в Неаполь. Ей дали на дорогу карету шестерней, конвой в ливреях принца Константина и денег на расходы, из кармана Марысеньки.