в области, где господствует строгое воздержание. Человек здравого ума, имеющий в своем распоряжении дипломатический кабинет, самый деятельный во всей Европе и наилучшим образом поставленный, -- Владислав еще задолго до брака хорошо ознакомился с биографией своей будущей супруги, решив заранее забыть всё прошлое. У него имелись и другие отзывы, кроме доноса Буа-Дофина. Анна Австрийская, королева французская, еще до заключения контракта была поручительницей принцессы Марии, и еще тогда объявила "что она будет иметь повод жаловаться на короля польского, если он вообразит, что она предлагает ему жену, которую можно в чем либо упрекнуть". Она выдаёт принцессу Марго, как собственную дочь. Этими словами всё было сказано, и для Владислава было бы непростительно поднимать вопрос. Впрочем, он об этом никогда и не думал.
Но в таком случае, чем же объяснить приказ, отправленный в Данциг, правда, в весьма учтивых выражениях? Курьер, его доставивший, имел еще другое письмо, адресованное на имя королевы Франции, наполненное похвалами супруги, которую король надеялся принять из её рук.
Вот ключ к объяснению тайны.
V. Разъяснение тайны. -- Приключение г-жи де Гебриан. -- Победа. -- Занавес падает. -- Подагра короля. -- Марысенька стушевывается.
В это время, 12-го февраля 1645 г., Владислав намеревался лично ехать в Данциг навстречу своей супруге. Этот проект был отложен. Продолжая путь 20-го февраля, Mapия де Гонзага прибыла 7-го марта в замок Фаленты, в двух милях от столицы, и там снова подверглась карантину. Неделей позднее произошла встреча супругов в соборе св. Иоанна. Присутствующее были удивлены странной обстановкой церемонии. Король казался пригвожденным к своему креслу. Он сидел с мрачным лицом и блуждающим взором; не сказал ни слова новоприбывшей, и когда она стала перед ним на колени, не сделал ни малейшего движения, чтобы её поднять. Впрочем, он у неё ужинал вечером, вместе с своим братом, принцем Яном-Казимиром, и г-жой де Гебриан, но тотчас же вернулся в свои апартаменты. Та же холодность продолжалась несколько дней, несмотря на все старания m-me де Гебриан увенчать успехом свою миссию.
Лишь 8-го апреля ей удалось послать торжествующий бюллетень. В этот день она проводила короля в покои королевы и собственноручно задернула занавес.
Что же произошло за это время? Я готов извинить современных летописцев за их хитрые предположения, однако, обязан представить факты в их истинном свете. Ничего такого не произошло, что бы могло набросить тень на добрую славу новой королевы или нарушить согласие супругов, которое, по-видимому, окончательно установилось на другой день после великого события.
Все это время король страдал подагрой и только.
Что касается маленькой д'Аркиен, если она и не оставалась чуждой всем этим событиям, заставившим забыть о необходимом для неё отдыхе, её по крайней мере оставили в покой. Никто кроме m-me Гальман ею не занимался, и вскоре она скрылась в одном из обширных помещений варшавского дворца. Там ей пришлось жить в тени, незаметно, обучаясь польскому языку и местным обычаям. Там же она получила свое наименование, -- ласкательное имя, занесенное в историю, обрисовывающее её внутренний облик и в то же время её историческую роль, пока еще не выдвигавшую её из ряда простой любимицы.
Одиннадцать лет должны были быть пройдены, прежде чем она заняла первенствующее место среди польского общества и на мировой сцене.
ГЛАВА II. Французский двор в Варшаве.
I. Воспитание Марысеньки. -- Догадки. -- Варшавский двор. -- Приезд Марии де Гонзага в нем вызывает переворот. -- Франция против Австрии. -- Франция торжествует. -- Маркиз де Брэжи задает тон. -- Легкомыслие и испорченность. -- "Маленькая герцогиня защищается. -- Первый прием Марии де Гонзага. -- Неудачное начало.
Нам очень мало известно о жизни и воспитании ученицы m-me Гальман за первым одиннадцать лет её пребывания в Варшаве, также как и о её знакомствах, о её умственном и нравственном развитии и о её первых успехах в свете. Об этом мы можем составить себе приблизительное понятие, вспомнив ту среду, к которой относится эта малоизвестная страница истории.
Строгостью нравов эта среда не отличалась. По своему темпераменту и привычкам Владислав напоминал отчасти своего соседа, любителя женщин.
Девица д'Экенберг, официальная фаворитка, бывшая фрейлина покойной королевы, занимала в это время должность наставницы шестилетнего наследника; рядом с этим, -- "бесчисленные похождения". Однажды, по словам маркиза де Брэжи, его высочество "изволив купаться в дамском обществе", возвратился больной. Прибытие новой королевы произвело целый переворот во дворце и в легкомысленной среде его обитателей, но всё осталось по старому. Дело ограничилось переменой лиц и приемов.
Двор, обреченный периодическому вторжению чужеземных влияний, нередко подвергался подобным переменам, благодаря низкому уровню своего развитая и особой восприимчивости. .
Обращаясь, как растение к солнцу, к западным очагам тепла и света утонченной цивилизации, этот двор отражал на себе веками лучи света, от них исходящие. Испытав итальянское влияние при Ягеллонах, благодаря Сфорца, и французское при Генрихе Валуа, двор подчинился за последнее время немецкому влиянию. Внезапное французское вторжение вызвало смятение, борьбу и отчаянное сопротивление. Девица Экенберг не намерена была уступать занимаемое ею положение. Графине Магни, жене бывшего министра австрийского императора, перешедшего на службу Польши, удалось занять выдающееся положение в лагере "нападающих".
В звании статс-дамы новой королевы она старалась заслужить её расположение "различными услугами". Mapия де Гонзага тем не менее ей не доверяла, но удалить её ей не удавалось. Одно время успехи новоприбывших находились в опасности, возник вопрос о необходимости удалить всех, находившихся в услужении королевы; но это оказалось ложной тревогой; французы торжествовали. Де Брэжи задавал тон в Варшаве, как позднее в Стокгольме, где шведские сенаторы начинали опасаться за добродетель своей королевы. Записки, Г. Ф. Массона, дают по этому поводу любопытные подробности.
В данную минуту молодой и живой посланник -- лет тридцати -- довольствовался обществом m-me Дэзессар, дочери ремесленника, выданной за дворянина; её успехи возбуждали ревность m-me Д'Обиньи, итальянки, бывшей замужем за хитрым нормандцем. Женское соревнование, темные интриги и низкие доносы. Увлеченный примером, король избрал сперва m-me де Гебриан, племянницу статс-дамы, и та не оказала ему сильного сопротивления. Затем он ухаживал за маленькой "герцогиней де Круа"; от неё он узнал, что значит находчивость умной парижанки. Забрав себе в голову, что её прислали в Польшу, чтобы составить партию, она не желает себя компрометировать.
-- Ваше высочество, по-видимому, делает мне честь говорить со мною по-польски; к сожалению, я этого языка еще не понимаю.
-- Вот как! Однако, мне показалось, не так давно, что вы все понимали, беседуя с г. Красинским.
-- Г. Красинский не король. Надо быть королевой, чтоб понимать королей. Если ваше высочество согласно, я попрошу королеву объяснить мне смысл ваших слов.
Учтивость стала тоньше, разврат более изысканным, но жажда удовольствия и наслаждений возросла. Днем -- любовные записки; вечером -- вздохи и тайные свидания. Танцы и ужины... Хотя королева, немного ожиревшая и разочарованная, озабоченная другими вопросами, сама и не участвовала в веселом хороводе, она тем не менее служила его представительницей. Любовь и удовольствие заняли много время в её жизни. Некрасивая, судя по портретами, лишенная прелести, даже в первой молодости, с правильными, но жесткими чертами лица, с властным выражением рта и с общим видом силы и непреклонной воли, она тем не менее умела очаровать всех, кто к ней приближался. Нечто в роде магнетизма, какая-то необъяснимая притягательная сила -- тот огненный вихрь, о котором упоминал летописец -- исходил от неё. Люди смелые, испытанные на войне, забывали для неё свою честь, как напр. маркиз де Жевр, который в 1643 г. бросил свой лагерь, чтобы следовать за ней, и потерял Рокруа. Весьма сдержанная, с холодным темпераментом, она была одарена пылким воображением и знала одну преобладающую страсть -- честолюбие. Она была неверующая, вопреки своей запоздалой покорности (1643) строгому началу аббата С. Сиран и затворникам Порт-Рояля. Впрочем она скоро отреклась от новоприобретенного янсенизма, так как в Польше преобладали иезуиты. С душою тревожной, одновременно доверчивой и смелой, она скоро возвратилась к своей привычке заниматься, чем ей нравилось, и природной любознательности, снова принялась изучать астрологию, прилагая свои старания к великому делу, о чем свидетельствуют кипы документов, хранящееся в Шантильи.
Она не сразу нашла приложение своему честолюбию, своей страсти к политике и блестящим дарованиям, которыми владела. И не потому, что еще не осмотрелась и не освоилась с новой средой, её окружавшей. Напротив того, она с первого же дня почувствовала себя в Варшаве, как у себя дома, уверяя, что страна "прекрасна" и она "предназначена ею управлять, над нею царствовать". Но политика, которую она стала проводить, напоминала о своем происхождении узкими взглядами и порочной атмосферой, которыми судьба до тех пор сковывала гениальную натуру Марии. Атмосфера куртизанок и соответствующее горизонты. Она не сумела ни помогать своему мужу, ни понять его.
Ни посещения известных "бань", ни прелести армянки, утешавшей короля после его неудачи с "маленькой герцогиней", ни очарования пленительной "незнакомки", "игравшей на лютне и распевавшей веселые песни", возбудившей ревность его законной супруги, -- ничто не отклонило короля от той цели, которую он преследовал, обратившись со своим сватовством сначала в Стокгольм, а затем в Париж. Собесский решительно и неуклонно готовился к войне. Он думал об этом день и ночь; требуя войны во что бы то ни стало. Ради чего? Чтоб утвердить свои владения. С турками, извне, еще, пожалуй, можно было примириться; но двойная и более близкая опасность угрожала внутри самого государства: в столице грозные сеймы, непокорное дворянство, создавшее условия невозможные для правительства; на окраинах государства -- турки, Москва в союзе со своевольными казаками Украины, впереди народные мятежи наготове. С одной стороны -- анархия, с другой -- гайдамачина. Один спасительный исход: вдвойне, в применении разрушительных стремлений, в возрождении королевского авторитета, благодаря суровой дисциплине лагерной жизни.