— Почему ты не приехал тогда, когда обещал?! — всхлипнула она. — Почему ты мне ничего не сказал?! Они спрашивали о нем, — по ее тихому, напряженному голосу я понял, что она имела в виду Капитана, — а я даже не знала, что им сказать, потому что не знала, что им сказал ты!
— Все, хорош на улице глотку драть, поехали.
Она вроде уже достаточно остыла, поэтому я решил придержать ее за локоть и направить в сторону остановившегося сбоку от нас гелика. Она дернулась и вырвала руку, словно я ее током ударил. Сверкнула на меня огромными глазищами и первой зашагала к гелику. Я пошел следом, пока вышколенная охрана тактично отводила глаза.
— В Метрополь, — велел я водителю, усаживаясь на переднее сиденье.
Когда мы тронулись, я поймал лицо Маши в зеркале заднего вида: отвернувшись к окну, она смотрела на вечерний город, завесив длинными волосами половину лица. Она судорожно сжимала лежавшие на коленях руки и больше ничего не говорила.
Она была далеко не первой бабой, которая на меня замахивалась, но первой, которая попала. Потому что я не ожидал от нее такой прыти сразу после выхода из ментовки. Думал, шок перевесит, но в ее случае победила злость.
В молчании мы доехали до Метрополя: Маша все в той же позе смотрела в окно, Эдуард Денисович перебирал какие-то бумажки, а я в основном думал о том, как чертовски устал.
На лестнице перед вычурными дверьми ресторана она слегка смутилась, но, тряхнув растрепанными черными волосами, смело пошла вперед.
— Кирилл Олегович, вам как обычно? — к нам тут же подскочил старший официант.
— Да, Саша, мой столик.
По пышному, парадному залу с хрусталем, белоснежными скатертями и позолоченными приборами он проводил нас в самый дальний угол, где можно было спокойно поговорить без чужих ушей. Я видел знакомые лица и отвечал на приветствия. Кто-то оборачивался нам вслед: в основном, всех интересовала Маша — свежее, ранее незамеченное лицо. Она была бы ничуть не хуже местных баб, если ее нарядить в дорогие шмотки и накрасить. Может, была бы и лучше: личико-то у нее было симпатичное.
Когда принесли меню, она изо всех сил пыталась не округлять глаза, читая наименования блюд и изучая их стоимость. Она листала объемную кожаную папку недолго: закрыла ее с громким хлопком, небрежно положила на стол и скрестила на груди руки.
— Я буду чай. Самый обычный.
— Мария Васильевна, давайте мы с вами начнем с самого начала, — Эдуард Денисович был просто образцом спокойствия. — Что именно у вас спрашивали сотрудники полиции?
— Эти козлы? — она мгновенно ощетинилась: поджала губы в презрительной гримасе, вскинула брови, всем видом выражая неодобрение. — Они особо ничего не спрашивали. Просто хотели, что я сдала его, — кивок в мою сторону. — Потом спросили, слышала ли я что-нибудь про Новикова Павла, который пропал неделю назад. По кличке Капитан.
Она снова сверкнула глазищами в мою сторону, и я усмехнулся. Значит, под меня копают какие-то менты. Эта история обрастала все новыми и новыми подробностями каждый день, и, честно признаться, я уже порядком утомился. Интересно, это какой-то мент вдруг решил организовать себе отложенное самоубийство, или за ним стоит кто-то повыше? Обычно без отмашки сверху такие расследования не велись. Если мент не псих, конечно.
— Они знают, что мы где-то были вместе после аварии, — добавила она, немного подумав.
Я заметил, что она растягивала рукава свитера, пытаясь тканью прикрыть свои запястья. Еще она постоянно ежилась и зябко пожимала плечами. Заправляла за ухо прядь волос, которая вечно мешалась ей и лезла в глаза. Оглядывалась по сторонам с каким-то затравленным выражением лица, хоть и пыталась изо всех сил скрыть и свой страх, и свою растерянность.
Да-а, несладко ей сегодня пришлось.
— Они вам чем-то угрожали? Шантажировали? Применяли физическое воздействие? — адвокат деловито помечал что-то в своей папке, искоса поглядывая на Машу.
Мне показалось, что на секунду она замялась, прежде чем помотать головой.
— Особо нет, — сказала она и тут же отвела в сторону взгляд.
Значит, врет.
— Немного потрепали и свитер вот порезали, уроды, — она небрежно кивнула на свое частично обнаженное плечо.
Мне очень сильно не понравился ее бегающий, не такой уверенный, как полчаса назад, взгляд. Нам принесли напитки: чай для Маши, кофе для Эдуарда Денисовича и виски для меня, и я вытащил пачку сигарет.
— Хочешь? — я поймал ее взгляд.
Она не стала ломаться и кивнула. Руки еще плоховато ее слушались: дрожали и, наверное, до сих пор болели из-за коротких, простреливающих насквозь судорог. Я знаю, о чем говорю. Я помог ей прикурить, придержав ее ладони, пока она возилась с зажигалкой. Она показалась мне такой уязвимой в тот момент, что сложно было поверить, что передо мной сидит та же самая женщина, которая влепила мне пощечину меньше часа назад.
— Спасибо.
И почему сейчас, когда она перестала психовать и орать, я вдруг начал чувствовать себя гораздо большим козлом?...
— Мария Васильевна, очень важно, чтобы вы вспомнили все до мельчайших деталей. Они имеют огромное значение, — Эдуард Денисович поправил идеально повязанный черный галстук. — Что вы отвечали на вопросы сотрудников полиции?
— Что ничего не знаю, — она снова пожала плечами, пряча страх и уязвимость за напускным равнодушием. — И что понятия не имею, о чем они говорят. И я даже врала, потому что я действительно не имела ни малейшего понятия о том, как им отвечать.
— Это наша недоработка, конечно. Я сожалею, — он произнес это с каменным выражением лица. — Конечно, мы должны были обсудить все с вами заранее и согласовать детали. Больше подобных ошибок мы не повторим.
Вскинув брови, я посмотрел на адвоката поверх стакана виски, из которого как раз сделал глоток. Все же я не зрю плачу ему такие бабки.
— Буду очень признательна, — чопорно ответила Маша и потянулась к чашке с чаем.
— Точно ли с их стороны отсутствовал шантаж и угрозы? Помимо угрозы физического насилия? — адвокат даже пометки делать бросил. Оторвавшись от своей папки, он пристально смотрел на Машу.
— Совершенно точно, — в этот раз она ответила быстро и четко, без малейшей заминки.
Так-так-так.
Очень интересно, почему же ты нам врешь?
***
Позади меня раздались тяжелые шаги. Я знал, что охрана, которая сидела в нескольких столах от нашего, не пропустила бы никого из чужих. Значит, в Метрополе оказался кто-то знакомый. И точно.
— Гром, ты что ли! — окликнул меня знакомый голос, и я обернулся, одновременно поднимаясь из кресла.
Передо мной стоял дородный, солидный мужчина. Зиманский Игорь, он же Зима. Мы вместе начинали на улице лет тринадцать назад, я как раз вернулся из Афгана. Но потом наши пути разошлись, он начал гнать оружие и «снег», а я не хотел этим заниматься. Конечно, мы пересекались время от времени, Москва — большая деревня, так или иначе ты будешь встречаться со многими людьми.
— Рад тебя видеть! — мы обнялись, и он вполне искренне похлопал меня по спине. — А то по Москве такие слухи про тебя ползут, один хуже другого.
— Ну, как видишь, я в порядке. Жив, здоров, бодр, — я усмехнулся и перехватил его взгляд, направленный на Машу.
— Это хорошо, — как-то рассеянно ответил он.
Выглядел Зима старше своих лет, а ведь мы были ровесниками. Но круглое пузо и два подбородка вкупе с ранним облысением еще никого не молодили. У него на шее поблескивала золотая цепь, выглядывавшая из-под воротника расстегнутой до середины груди белой рубашки.
— Пацаны говорили, что тебя пытались завалить, и ты осел на дно, — Зима снова посмотрел на меня. — Слушай, надо встретиться, потрещать. Давай, может, в Сандуны на неделе сходим?
— Это можно.
Неплохо будет из чужих уст услышать, какие еще про меня ходят слухи.
— А это что за телка? — его взгляд снова вернулся к Маше, которая стеклянными глазами смотрела на чашку прямо перед собой.
— Она со мной.
— Понял, не дурак, — скабрезно гоготнул Зима. — Ну, короче, тогда решим насчет Сандунов. Расскажешь, где тебя носило. Я тоже кое-что занятное расскажу.
— Например? — я спросил не из любопытства, а больше для того, чтобы отвлечь его от разглядывания Маши, на которую он по-прежнему смотрел.
— Да старые дела, на самом деле, — Зима махнул рукой, и два перстня сверкнули в свете лампы. — У меня же года два назад человечка хорошего замочили, может, помнишь такого? Бражник. Ну, так вот буквально во вторник человечек мой из ментовки принес в клювике, что там какие-то подвижки по старому делу начались, ты прикинь? Менты что-то нарыли, это ж цирк! Ну, ладно, все, бывай. На связи тогда, — и, покачивая головой, он медленно развернулся и пошел вразвалочку к своему столику.
Через пару шагов он оглянулся на Машу и отсалютовал мне. Я тоже на нее посмотрел. Но совсем по другой причине. Не потому, что мне понравилась ее симпатичная мордашка.
Кажется, я понял, в чем заключалась ее ложь.
Значит, менты ее ничем не шантажировали и не угрожали. И совершенно случайно менты вспоминают про старое расследование убийства Бражника. В котором эта девчонка также совершенно случайно проходила свидетелем. И также совершенно случайно незадолго до убийства она и Бражник мутили.
Б**ть. Вот только этой проблемы мне сейчас не хватало. Мало мне попытки похищения, убийства, предательства Капитана и его трупа, необходимости упрятать подальше Гордея?.. А еще бизнес, пацаны, «контора», встречи, дела...
Я вернулся за стол и наткнулся на внимательный взгляд Маши. Со стороны она казалась совершенно спокойной. Случайная встреча с Зимой ее никак не потревожила. Никогда не видела «старшего» своего хахаля?
А вот я злился. И злился не потому, что она соврала — хотя на это тоже. Я злился, когда думал об их с Бражником шашнях.
Что же такого могло всплыть, если менты начали рыть носом землю? И чем ее могут шантажировать? Может, она соврала им? Может, она знает убийцу и покрывает его? Но зачем ей об этом молчать и подставлять себя?