Вопросы, вопросы, вопросы.
После второго квадрата мы все же зашли обратно в дом. Вроде недолго гуляли, но я замерзла и пыталась согреть руки в свитере. Охранники, кстати, с одеждой не подвели. Притащили мне вчера три теплых кофты, две пары штанов и черную болоньевую куртку.
— А ты стрелять умеешь? — Гордей остановился посреди коридора, ведущего в «парадную» часть дома, и посмотрел на меня с надеждой. — А то у нас тут тир есть... А папа мне одному не разрешает, а сам никогда со мной не соглашается пойти!
От обиды он забавно выпятил нижнюю губу, став похожим на нормального ребенка своего возраста, у которого из проблем то, что родители в парке сладкую вату не купили, а не то, что его пытались похитить и взорвать в машине.
— А ты думаешь, что со мной разрешит?
— Конечно, разрешит! — он пожал плечами и посмотрел меня с осуждением. — Он же тебя домой пригласил.
Если это был какой-то секретный пароль или код, то я его не поняла. В моем сознании факт временного проживания в доме, принадлежащем Громову, и факт совместной стрельбы с его сыном никак связаны не были.
— Гордей, вот ты где! — в другом конце коридора, в огромной гостиной показался и сам герой моих мыслей. — Охрана сказала, что вы гуляли на участке?.. — и он почему-то вопросительно на меня посмотрел.
Нам нельзя было? Гулять пацану не полагается? Я не должна оставаться с ним наедине? В чем конкретно заключалась претензия ко мне?!
Я пожала плечами, возвращая Громову его взгляд. Я чувствовала себя еще более некомфортно с ним, находясь в домашней обстановке. Дома мы все выглядим иначе. Мы становимся ранимыми, мы становимся уязвимыми. Домашняя одежда — спортивные штаны, широкая футболка — превращает тебя в другого человека. И вот уже передо мной не бандит, а словно мой старый знакомый, к которому я заглянула поболтать вечером после работы.
Спохватившись, я поспешно отвела от Громова взгляд. Подумает еще, что я татуировки и руки его рассматриваю...
— Привет, пап! — жизнерадостно поздоровался с ним Гордей, забыв, что еще минуту назад дулся на отца из-за тира.
— Привет, пацан, — он потрепал подбежавшего к нему мальчишку по волосам. — Где-то через час адвокат приедет, нужно обсудить пару вещей нам втроем.
Я кивнула, внутренне поежившись. Может, этот Денис Эдуардович действительно был очень хорошим адвокатом с кучей связей и контактов. И из камеры меня смог быстро вытащить. Но в этой его хорошести и заключалась основная проблема. Рано или поздно, он точно раскопает что-нибудь против меня...
— Позавтракаешь с нами?
Признаться, задумавшись об адвокате, я пропустила вопрос Громова мимо ушей. Вернее, я его услышала, но смысл как будто от меня ускользнул. Поэтому я ответила ему вежливой, дежурной улыбкой и покачала головой.
— Нет, спасибо, я с мамой на кухне поем.
— Как знаешь, — он пожал плечами, положил руку на плечо сына, увлекая Гордея на второй этаж.
И только когда они оба ушли, и я осталась в коридоре одна, я поняла, что именно спросил у меня Громов. В меня словно молния попала. Позавтракаешь? Он предложил мне присоединиться к ним с Гордеем за завтраком в этой помпезной, роскошной столовой-гостиной?
Но зачем?!
***
Меньше знаешь — крепче спишь. Замечательный девиз, который никогда меня не подводил. Не знаю, почему я решила пренебречь своим самым главным правилом в доме Громова. Сначала расспрашивала Гордея о вещах, которые меня не касаются. А сейчас же...
Со стороны кровати до меня доносилось ровное, спокойное дыхание спящей мамы. Я покосилась на нее, закрыла книгу и бесшумно поднялась с кресла. На цыпочках я прокралась мимо мамы и подошла к двери. Я осторожно приоткрыла ее и тихо выскользнула в коридор.
Вечером после ужина в загородный дом приехал Авера-Виктор. Стоя у окна на кухне, я наблюдала, как он шел по гравийной дорожке к главному входу в сопровождении трех здоровенных амбалов, у каждого из которых под расстегнутой курткой виднелась кобура. Они с Громовым что, в осадном положении?! Ничем другим такое количество охранников я объяснить не могла.
Любопытство сгубило кошку. Тоже хорошая пословица. Возможно, благоразумнее мне было бы остаться в комнате вместе с мамой и лечь спать. Благоразумнее безопаснее, это совершенно точно. Но я этого не сделала. Не просто же так вечером субботы к Громову приехал его друг.
К тому же Гордей нажаловался мне на отца, что тот не согласился пойти пострелять в тир, а ведь приехал «дядя Витя». И когда у них в гостях бывал «дядя Паша», то они всегда и в тир ходили, и по мишеням палили, и ужинали потом все вместе. А сейчас отец отправил Гордея в свою комнату и попросил не мешать, потому что им «с дядей Витей нужно поговорить о взрослых вещах».
Мне, конечно, повезло, что Гордей совершенно спокойно разбалтывал секреты своего отца. Но еще захотелось намекнуть Громову, чтобы он как-то с сыном поговорил, что ли. Пацан был удивительно наивным, учитывая обстановку и окружение, в которых он рос. А может, это я была излишне циничной и озлобленной? И с Гордеем все было в порядке, а мне стоило поработать над доверием?
В любом случае, неспроста Громов отказался пострелять с сыном в тире в субботу. Наверняка они будут обсуждать с Аверой дела. И мне лучше быть в курсе того, о чем они говорят — для собственной безопасности. В конце концов, Громов мог меня обманывать. Или не рассказывать какие-то вещи, исходя из своих соображений. Я не доверяла ему. Думаю, он тоже мне не доверял до конца — иногда я ловила на себе его пристальный, задумчивый взгляд.
На встрече сегодня днем его юрист сказал, что в моей комнате в коммуналке менты провели обыск, хотя дело в отношении меня все еще якобы не возбуждено. И все время, пока я выспрашивала у Эдуарда Денисовича подробности, я чувствовала, что Громов неотрывно на меня смотрит. Словно хочет что-то спросить. Или сказать? Но он молчал и просто пялился на меня все время, которое я провела в его кабинете.
Это ужасно нервировало.
Вдоль стены я прокралась по коридору, который соединял парадную часть дома с частью, где были подсобные помещения, кухня и несколько спален. Свет нигде не горел, так что я шла наощупь, почти в кромешной темноте. Главное было не налететь на какую-нибудь тумбу и ничего не уронить на пол. А еще переждать, пока мимо окон проходили охранники, обходившие дом снаружи по периметру.
Миновав гостиную-столовую, я оказалась перед лестницей, ведущей на второй и на цокольный этажи. Снизу слышался отдаленный гул голосов, и я видела небольшой просвет, рассеивающий темноту. Я так и думала, что после тира и бани они захотят поплавать в бассейне внизу. Опять же, спасибо общительному Гордею, который подробно рассказал мне, что его отец любит делать дома.
Прижавшись спиной к стене, я очень медленно и осторожно, шажок за шажком принялась спускаться по деревянной лестнице. Я замирала после каждого движения и внимательно прислушивалась к шуму снизу: я не собиралась попасться Громову на подслушивании. Он, наверное, сразу меня убьет, а уже потом будет разбираться, заблудилась я или нет. Достигнув последней ступеньки, все также вдоль стены я повернула налево.
Миновав комнату с парой диванов и барным шкафом, я вошла в предбанник. На деревянной скамье, прибитой к стене, валялась мужская одежда. Я вздохнула, собираясь с силами: еще не поздно было развернуться и сбежать. Но любопытство победило, и я шагнула вперед, несмотря на страх. Мне действительно нужно было знать, о чем он говорит с Авериным. Они могли обсуждать меня. Или мою маленькую тайну...
После предбанника я оказалась в огромном помещении, где, очевидно и находился бассейн: мужские голоса стали громче, а тени на потолке окрасились в синий: их отбрасывала вода с подсветкой. Дойдя до угла, я осторожно выглянула из-за него и сразу же нырнула обратно: сбоку от меня по левой стороне находился бассейн, а Громов и Аверин сидели перед ним на креслах — хорошо, что они были повернуты ко мне спиной.
Ох, и кто ставит в комнату с бассейном кресла?..
— ... завалили...
Я даже дышать постаралась потише, и вся обратилась в слух.
— питерские... бешеные...
До меня долетали лишь обрывки того, что говорил Аверин. Черт, блин! Моя затея пошла прахом из-за его тихого голоса!
— Херовые дела, — а вот бессмысленную фразу Громова я услышала достаточно четко. Спасибо большое, очень полезное замечание!
— Да там такое мочилово началось... реально... чокнутые. Я хотел добром, но... полезли первыми... палили из калашей...
Он что, рассказывал о какой-то бандитской разборке?
— Сдохли, и концы в воду, — жестко подытожил Громов. — Хотя бы одного ... живым. На заказчика аварии теперь не выйти.
Так, так, так. Если я правильно их поняла, получается, Аверин участвовал в перестрелке, в которой убили тех, кто был как-то причастен к той аварии? Тех, кто ее подстроил? Если Громов сказал, что теперь они не смогут выйти на заказчика, то, следовательно, убили исполнителей?
Повисла продолжительная тишина, которую прервал тихий звон бокалов.
— Земля им стекловатой, — гоготнул Аверин.
Громов промолчал, а я поморщилась. Никогда не воспринимала этот грубый бандитский юмор. Невероятная пошлость, как по мне.
— Чо с той девкой? — спросил Аверин, и я мгновенно напряглась, еще сильнее вжавшись в стену, чтобы не пропустить ни одного слово.
Кажется, сейчас они будут говорить обо мне.
— Труп. Мельник был в ее квартире, там и ее саму нашел. Далеко не первой свежести уже была, — бесстрастным голосом ответил Громов.
А у меня по шее и позвоночнику поползли мурашки. Они обсуждали какую-то мертвую девушку... Господи, неужели они ее и убили?..
— П***ц, — весьма точно и всеобъемлюще прокомментировал Аверин. — Профессионально заметают следы.
— А мы как кружок самодеятельности плетёмся за ними и отстаем на два шага. Я в среду пацанам сказал, что, если они в таком духе продолжал, через неделю будем уже по-другому с ними разговаривать. Черти.