— Гром... — начал Аверин, но тут же был перебит.
— Нет. Они совсем охренели, расслабились. Зато теперь землю носом роют. Обошлись даже без прострелянных коленей. В этот раз.
Что-то в голосе Громова заставило меня вздрогнуть. Я поняла, что никогда прежде его таким не слышала. Со мной он говорил... ну, нормально, наверное? Особенно на контрасте с тем, как он звучал сейчас. Он мог кричать на меня или угрожающе шипеть. Он злился и цедил слова, через силу выплевывая каждое сквозь плотно сжатые губы. Но в его голосе не было такой жестокости. В нем не звенел металл, не царапалась сталь.
Невольно мне захотелось подчиниться. Сделать все, как он скажет, если приказ будет произнесен этим новым для меня тоном. Потому что Громов звучал пугающе.
— Не заводись, — чуть с большим напряжением, чем прежде, произнес Аверин. — Мы уже наказали тех, кто облажался...
— Недостаточно, — отрезал Громов.
Он замолчал, и я услышала негромкий плеск жидкости: кажется, он что-то наливал себе в стакан.
— Мелкому кошмары каждую ночь снятся, — сделав глоток, он снова заговорил. — Потому что какие-то козлы их охраны на сиськи баб пялились вместо того, чтобы делать свою работу.
Наверное, они обсуждали это далеко не в первый раз, потому что Аверин промолчал.
— Ладно, — Громов заговорил уже спокойным, собранным голосом. — Проехали. Я завожусь каждый раз, сам знаю.
— Тебя можно понять.
И это было правдой. Я, конечно, совсем мало видела, но кое-что слышала. Да и анализировать неплохо умела. Поэтому я думаю, что не лгала, когда называла Громова хорошим отцом. Понятно, что в некотором плане он был ужасным: из-за его бандитского прошлого и настоящего, из-за его поступков Гордей подвергался опасности. Но мне казалось, что сына он все-таки любил — если судить по тому, как он говорил о нем с другими людьми и как говорил с ним самим.
Я ожидала гораздо, гораздо худшего.
— Что сегодня Денисович вещал? Есть хорошие новости? — кресло под Авериным заскрипело, и я в испуге дернулась в сторону, уже приготовившись бежать.
Но звука шагов не последовало. Наверное, он просто изменил позу.
— У него тоже с хорошими новостями не густо, — Громов фыркнул. — С бумагами на Гордея он закончил, и то хлеб.
— Гром, ты уверен в этом? — с хорошо слышимым сомнением спросил Аверин. — Ты же подставляешься. Вдобавок ко всему остальному.
— Я уже лет десять подставляюсь, — он невесело усмехнулся. — Конечно, я уверен. Если подохну, у пацана хоть что-то свое будет.
Я понятия не имела, о чем они говорили. Что за бумаги? Почему Громов подставляется? Имеет ли это какое-то отношение к похищению и перестрелке после аварии?..
— Когда шел в дом, я видел в окне ту девку…
Вот оно. Я невольно вздрогнула и сжала кулаки, впившись ногтями в ладони. Сердце учащенно забилось то ли от страха, то ли от волнения, а может, от всего сразу.
По правде, тон Аверина и выбор слов меня оскорбил. Он говорил недовольно, словно я успела ему как-то помешать или сделала что-то плохое. Он даже начал манерно растягивать слова и делать многозначительные паузы. И еще. Он назвал меня «девкой», и это прозвучало очень, очень грубо. У меня имя есть вообще-то. Простое русское имя, запомнить очень легко.
— Ты реально ее сюда припер? Я думал, ты тогда на созвоне пошутил.
— Реально.
— Но зачем?! — оторопело спросил Аверин.
— У нее менты на хвосте, — как душевнобольному начал объяснять Громов.
— Да я не об этом! Зачем — сюда? Снял бы ей номер в гостишке. Или хату какую-нибудь на окраине. Нахрена она тебе в твоем доме?
— Для сохранности, — Громов хмыкнул. — Пусть будет у меня на глазах. В гостишку и менты нагрянуть могут.
— А в хату — нет. Приставил бы к ней одного из наших лосей, и все, дело в шляпе.
Они замолчали, и я медленно выдохнула. Мне была посвящена не очень информативная часть беседы. И мне показалось, что Громов что-то недоговаривал. Не врал, но о чем-то умалчивал. Интересно, почувствовал ли это Аверин?
По крайней мере, если предположить, что Громов ответил правду — а зачем ему обманывать своего друга в таком вопросе? — то он действительно привез меня в свой дом, чтобы спрятать от ментов. Которые действительно взялись за меня всерьез.
Час от часу нелегче.
— Она мне врет.
Слова Громова прозвучали для меня раскатом грома. Я прикусила губу, потому что изнутри рвался испуганный писк, и очень остро пожалела о том, что не видела его лица. Мимика и жесты порой позволяли узнать намного больше, чем слова. По голосу было непонятно, и я не знала, злится ли он, или ему просто любопытно?
— В чем? — предельно серьезно спросил Аверин, и в воздухе отчетливо запахло для меня бедой.
— В том, почему ее прессуют менты. Есть у нее какая-то тайна.
— Тайны есть у всех. Главное, чтобы она ничего не делала против тебя.
— Это да. Не знаю, может, ты и прав, — я услышала, как он с тихим звоном поставил бокал на стеклянный, судя по звуку, столик. — Но мне любопытно. Хочу к ней присмотреться, пока она здесь.
— Зачем?! — в голосе Аверина прорезались недоумение и сомнение. — Тебе эти игры разума в жопу не сдались! Отправь ее куда подальше от себя, приставь охранника и забудь. Или, если так интересно, попроси кого-нибудь из наших, чтобы раскололи ее насчет тайны.
У меня сердце ушло в пятки. Затаив дыхание, десять мучительных секунд я ждала ответа Громова.
— Мне не нужно ее колоть. Я хочу ее узнать, — медленно сказал он, и я тихонько выдохнула, чувствуя, как дрожат, подкашиваются ноги.
— Ох, жопой чую, ничего путного из твоей затеи не выйдет.
— Да что ты как старуха причитаешь? Заладил одно и то же, — рассмеялся Громов. — Могу я немного голову поломать над загадкой интересной девчонки? Или ты предлагаешь мне всех своих баб теперь колоть словно они из вражеской группировки?
Своих?!
Глава 16. Гром
— Мы его нашли.
От удивления я выпрямился в кресле и плотнее прижал к уху огромную трубу. Связь была ни к черту, постоянно прерывалась каким-то терском и скрипом, но самое главное я услышал: Иваныч нашел второго ублюдка, который участвовал в похищении Гордея.
— Я отправлю Мельника, он знает, где я, — добавил мой начальник охраны и отключился.
Мы все еще шерстили мое окружение и искали крота, поэтому список людей, кому я мог сейчас доверять, был очень коротким. К поиску похитителя Иваныч из всех наших привлек только Мельника, поэтому кроме них двоих никто не знал адрес того места, где они выцепили этого урода.
Я сжал кулаки и встал с кресла. Нетерпеливое ожидание захлестнуло меня с головой. Мне хотелось начать действовать в ту самую секунду: выйти из дома и немедленно куда-нибудь поехать, а не ждать хер знает сколько времени, пока Мельник меня не заберет. Уж слишком сильно мне хотелось придушить прямо на месте того ублюдка.
Я понимал, что все предосторожности Иваныча были не напрасны, и со всей этой конспирацией он был прав. Иногда казалось, что мы окружены со всех сторон, и крыс среди наших больше одной. После того, как оборвалась ниточка, ведущая к тем, кто подстроил тогда аварию и пытался нас расстрелять, следовало быть втрое осторожными. Ублюдок, участвовавший в похищении Гордея, остался, по сути, единственным, кто мог бы вывести нас на заказчиков охоты на меня и моего сына.
В Питере Авера никого не смог взять живым. Он говорил, что все выглядело так, словно их заранее кто-то о нем предупредил, потому что на встречу они пришли подготовленными как для бойни. В итоге она этим и окончилась. Этим и пятью трупами, которые не смогут ничего рассказать мне о заказчике.
Поэтому новости от Иваныча были на вес золота.
Кто-то целенаправленно убирал всех мало-мальски ценных свидетелей, которые могли бы вывести меня на заказчика. Убили подставную девку, которая помогла двум похитителям проникнуть в дом. Питерским наемникам дали наводку, что Авера их ищет, и они устроили перестрелку, в которой и сдохли. Начали копать под Машу — хотя с ней я не был уверен до конца, что это связано со мной и Гордеем.
Короче, устранение второго, оставшегося в живых, похитителя напрашивалось само собой как логичный шаг. Поэтому нужно было сохранить это в тайне ото всех.
Немного подумав, я решил, что Авере заранее звонить не буду. Расскажу, когда дело уже будет сделано. Во-первых, сейчас он занят тем, что отрабатывает тему с контактами Капитана в «Москве»*. Не буду отвлекать. Во-вторых, я уже не доверял никому. После Капитана-то. Поэтому Аверу я тоже подозревал, хотя местные пацаны из Питера, которых мы попросили помочь и поддержать нас на чужой территории, подтвердили историю, которую он мне вчера рассказал. Он не соврал, что наемники полезли первыми, и по ним пришлось открыть ответный огонь.
Я вышел из кабинета, потому что не мог сидеть на одном месте и ждать. Гордей сказал, что хочет поплавать, поэтому я отправился на цокольный этаж, в бассейн.
Сын неделю просидел дома. Не ездил ни в школу, никуда. И постоянно спрашивал меня про Капитана, а я не знал, что ему ответить. И что с ним делать — тоже не знал. Он маялся в четырех стенах, как привязанный, а я целыми днями мотался по Москве. Я не мог его никуда отправить, потому что никому не доверял, а вся моя родна давно мертва. Про его мать я даже думать не хотел.
Гордей и правда нашелся в бассейне. С громким улюлюканьем он прыгал с разбега в воду, и казался в этот момент обычным ребенком.
— Пап, смотри! — увидев меня, он воодушевился и исполнил нечто, что должно было напоминать трюк. Со стороны же это выглядело так, словно сын поскользнулся и кулем свалился в бассейн.
— Ты молодец, — я покривил душой.
Детей нужно хвалить, чтобы потом из них не вырастали такие люди, как я.
— Я уеду скоро по делам. У меня встреча, — сказал я, когда сын в очередной раз вынырнул из воды.
Я остановился в паре шагов от бортика, в сухом месте, куда не долетали результатов акробатических трюков Гордея.