сть какие-то права?! — я херакнул кулаком по столу, и стакан с недопитой Машей водой жалобно зазвенел.
Б**ть. Не напрасно Авера советовал подлечить нервишки.
Но Алена выводила меня из себя за считанную секунду. Особенно — если речь шла про Гордея.
— Она нахер спихнула сына к бабке в деревню, когда поняла, что с его помощью не сможет женить меня на себе. И усвистала в Финку, скакать по европейским ч***ам. И ты сейчас говоришь, что она может требовать — требовать! — чтобы Гордей жил с ней? После всего этого дерьма, которое пацан испытал из-за нее?!
Надо отдать ему должное. Эдуард Денисович стоически выдержал мой срыв. Он ничего мне не отвечал и ждал, пока я выдохнусь.
— По документам она является матерью Гордея. У нее есть определенные права. Со всем остальным придется разбираться в суде.
— Это бред, — я покачал головой. — Полный бред.
— Это закон, — он флегматично пожал плечами.
Захотелось выпить. Кажется, этой осенью я поставлю собственный рекорд по числу приконченных бутылок.
— Кирилл Олегович, вы не думали, что есть определенная закономерность в текущих событиях? — адвокат проследил за тем, как я подошел к шкафу, в котором стояла пара бутылок, и покачал головой в ответ на мое предложение налить немного и ему. — Они все произошли именно сейчас. Одно за другим, как по накатанной. Похищение, покушение, предательство, уголовное дело, ультиматум Алены Игоревны.
— Пошла она в жопу со своим ультиматумом, — огрызнулся я. — Ясен хер, все это не простые совпадения. Но я не вижу, как к этому относится выходка этой суки. Наверное, совсем в Финке с головой у нее плохо стало.
Адвокат поморщился. Грубость он не любил. Плевать. Я сделал глоток и почувствовал, как крепкое пойло обожгло горло.
— Отнюдь, — высокопарно отозвался Эдуард Денисович. — Определенная закономерность тут есть. Ведь Гордей — ваш прямой и единственный наследник. А она — его мать, которая до совершеннолетия имеет право распоряжаться всем его имуществом.
— Я еще жив. Так, между прочим, сообщаю, — я нахмурился и попытался понять, к чему он клонит.
— Вот именно, — он кивнул с удовлетворённым видом. — Пока вы живы.
Ну, нет. Это то же какой-то бред. Сегодня вообще вечер, когда мой рациональный и разумный адвокат несет полнейшую чушь.
— У нее нет ни бабок, ни возможностей, ни мозгов такое спланировать, — я махнул рукой. — Спасибо, конечно, что поделились своими размышлениями... но не думаю, что это возможно.
— Вам виднее, — он строго поджал губы. — Тогда давайте на сегодня закончим. Завтра, как появятся новости, я вам сообщу.
Я вышел проводить его до ворот. Пока возвращался обратно в дом, все качал головой и посмеивался про себя.
Алена. Имеет какое-то отношение к происходящему. Смешно.
Глава 19. Маша
Разговор с адвокатом облегчения не принес. Возможно потому, что он случился сразу после разговора с Громовым, который высосал из меня все оставшиеся силы. А ведь мне еще было нужно улыбаться маме и ради нее делать вид, что все хорошо. Она и так уже начинала поглядывать на меня с едва заметной тревогой. Я чувствовала, как она украдкой смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.
Я рассказала Громову всю правду о случившемся с Бражником. Он был первым человеком в моей жизни, которой об этом узнал. Надеюсь, об этом своем статусе он никогда не догадается.
Мама дожидалась меня внизу, чтобы поужинать, и я едва смогла замаскировать вздох разочарования под внезапно разыгравшийся кашель. Я так устала сегодня. Сил притворяться перед мамой почти не осталось. Я рассчитывала, что к тому времени, как я выйду из кабинета Громова и спущусь вниз, мама уже уйдет в комнату и, еще лучше, заснет. Но нет, мама в одиночестве сидела на кухне, когда я туда вошла.
Пришлось остаться и уныло ковырять в тарелке вилкой под ее бдительным, тревожным взглядом. Аппетита у меня, конечно, совсем не было. Да какой тут аппетит, когда в животе поселился холодный комок липкого ужаса. Меня бросало в дрожь от одной только мысли, что мой секрет — больше совсем не секрет. Его теперь знает Громов. И еще его адвокат, но это меньшее зло.
Видит бог, если захочет, Громов сможет вертеть мною как угодно. Если пригрозит выдать кому-то мой секрет, я пойду на многое, чтобы сохранить это знание только между нами. Остается надеяться, что он так не поступит.
Ох, Маша, скажи еще: остается надеяться на его благородство.
Ха. Мы начали романтизировать бандитов, так что ли получается?..
Иногда я ненавидела свой собственный внутренний голос — до того он был противным, въедливым, мерзким.
Но Громов действительно пока не казался мне настолько плохим, как я представляла до нашей встречи. Может быть, это потому, что я не видела его за «работой», так скажем? Может, в те моменты он превращался в безжалостное и бессердечное чудовище? Может. Но я не могла пожаловаться на то, что он ведет себя чудовищно со мной. Хотя внутренний голос нашептывал, что из тюрьмы он меня вытащил далеко не в связи с благородными соображениями, а чтобы жопу свою прикрыть — в первую очередь.
Возможно.
Но были вещи, от которых ему совершенно точно не было ни выгоды, ни пользы, но он их, тем не менее, делал. И делал ради меня.
— Маша, у тебя все в порядке? — мама отложила в сторону вилку и через стол потянулась к моей руке, накрыв поверх своей ладонью. — Ты ничего не ешь и выглядишь очень бледной, уставшей. Ты не заболела случайно?
Ох. Ну кто еще может одарить человека такими комплиментами, которыми регулярно одаривает его мама?..
Я с энтузиазмом мотнула головой и постаралась соврать как можно убедительнее.
— Нет, просто голова что-то болит. Может, погода.
— Ты еще очень молода, чтобы реагировать на погоду, — мама мягко рассмеялась.
Ну, мам, с моей жизнью последние пару лет год идет за три, так что не так уж юна, как тебе кажется.
Но она продолжала смотреть на меня с тревогой и волнением, и я решила убить двух зайцев одновременно: отвлечь маму от переживаний обо мне и прояснить один давно волновавший меня вопрос.
— Мам, слушай, — я придала голосу нужный уровень беспечности, — тут недавно Гордей снова про свою маму упоминал. Я так поняла, ее Алена зовут, да? Что у них случилось, почему пацан такой грустный всякий раз? Она умерла? — для закрепления эффекта наивности я хлопнула пару раз ресницами и невинно уставилась на маму.
Она вздохнула и отодвинула от себя тарелку. Молча встала со стула и отнесла свою посуду к раковине, полностью проигнорировав мой вопрос. Она решила притвориться, что внезапно оглохла и его не услышала?.. Так я и повторить могу.
Только я собралась повернуться на стуле, чтобы посмотреть на маму, как услышала ее очередной вздох. А потом она включила воду и поманила меня пальцем к себе, хотя на кухне мы совершенно точно были одни.
Внезапно меня посетила леденящая душу мысль. Мог Громов понаставить себе в доме жучков? Прослушка так работает, или еще не научились делать их маленькими и незаметными?.. Или мама, как обычно, просто перестраховывается?
Покачав головой и попутно закатив глаза, я нехотя поднялась со стула и подошла к ней, прислонившись бедрами к кухонному гарнитуру. Честно, после такого дня я бы предпочла находиться сейчас в сидящем положении, а еще лучше — в лежащем.
— Там такая история мутная, — шепотом, едва шевеля губами заговорила мама.
Потом посмотрела на меня и прищурилась, напомнив вдруг мента. От нахлынувших ощущений я поежилась и обхватила себя руками за плечи, и это, конечно, не укрылось от ее внимательного взгляда.
— А почему ты спрашиваешь? Я думала, ты ненавидишь слушать про Кирилла Олеговича и его семью. Всегда фыркала, когда я пыталась тебе что-то рассказать, — задумчиво произнесла мама и отправила чистую тарелку в шкаф.
Мысленно я снова закатила глаза. Так уж всегда и так уж фыркала!
— Да Гордей талдычит одно и то же постоянно: Алена, Алена, мама, мама. Вот я и заинтересовалась. А что тут такого? Не хочешь — не говори, я переживу.
Про себя я попросила у пацана прощения. Ну, едва ли он когда-нибудь узнает, что я использовала его имя в своих корыстных интересах.
Мама окинула меня очередной фирменным взглядом, но все же сдалась.
— Да расскажу, тут нет никакого секрета особого. Кирилл Олегович и эта Алена, — она поджала губы, словно увидела перед собой уродливую жабу, — очень долго встречались. Вроде уже к свадьбе дело шло, но почему-то все не женились они и не женились, хотя давно были вместе. Только вот Кирилл Олегович детей не хотел, — мама замялась и принялась намыливать очередную тарелку.
Вздохнув, она продолжила.
— Сама понимаешь, с учетом его рода деятельности...
— О да, прекрасно понимая, — я не удержалась от шпильки, а мама посмотрела на меня с немым укором.
— Так вот, с учетом его рода деятельности, — с нажимом повторила она, и я сочла за лучшее промолчать. Еще собью ее с настроя! — Детей он не хотел. Мне Сашка, Александр Иванович, рассказал, что эта Алена Кирилла Олеговича как-то обманула и забеременела. Аборт делать не стала — все надеялась, привяжет его к себе ребенком.
— Если не хочешь детей — все очень просто, — тут я не смогла промолчать, хотя пыталась. — Не тра***ся! И никаких детей!
— Маша! — зашипела на меня мама, словно мне было двенадцать лет. — Ну что ты такое говоришь! И слова какие! Я тебя что, в публичном доме растила, чтобы ты так выражалась?
Ох, святая женщина, моя мама. Я невольно улыбнулась, и она разошлась еще сильнее. Следующие минут пять отчитывала меня, забыв даже, что все еще продолжает держать в одной руке грязную тарелку, и что из крана по-прежнему льется вода.
— Женщины, знаешь, какие бывают? — закончив выговаривать мне за нецензурную брань, мама, наконец, вернулась к рассказу.
За Громова она стояла насмерть, и я даже почувствовала легкий укол ревности.
— Мало ли что она могла придумать. Там вот, в этих журналах заграничных, чего только не напишут!