зила вспышка острой боли.
Перед тем, как подохнуть, он успел всадить мне в бочину раскладкой нож, который припрятал в рукаве. А еще удивлялся, как Капитан мог стать крысой. Да так же, как стал он сам.
Я усмехнулся, и напрасно. Боль в боку усилилась, и из-за того, что я дернулся, еще сильнее пошла кровь.
— Твою мать, Гром! — Авера первым рванул ко мне и сел около меня на пол, разглядывая рану.
Я кое-как приподнялся на согнутых локтях и посмотрел на него. Захотел улыбнуться и почувствовал, что во рту дохера крови.
— Тебе бы в больничку, — сказал кто-то, и я мотнул головой.
Взгляд зацепился за тело Зверя. Его лицо было повернуто ко мне, и я мог заглянуть в его мертвые глаза. Сукин сын.
— Нет, — разжав зубы, коротко ответил я. — Домой. Туда врача. Сделаешь? — быстрый взгляд на Аверу.
Он кивнул.
— Конечно.
Я посмотрел на торчащий из раны нож. Крови вокруг натекло немало. Свитер промок насквозь, и сбоку на полу уже собралась небольшая лужица.
— Гелик к заднему входу пригоните, — велел Авера кому-то и снова повернулся ко мне. — Нахера ты сам подставился, а? Пристрели ли бы и хер с ним.
— Потом. Обсудим, — я экономил воздух и силы, потому и говорил короткими, рубленными фразами.
Авера хорош. Нашел удобный случай, чтобы меня отчитать. Знал ведь, что не смогу с ним спорить.
— Так, поднимайте его. Аккуратно, мать вашу! Нож, нож не трогайте! — крикнул Авера, и я почувствовал, как меня перекладывают на чей-то плащ.
А потом короткая, яркая вспышка боли, и темнота. Я отключился.
***
Когда очнулся — увидел ее лицо. Моргнул пару раз, подумал, что брежу.
Но Маша никуда не исчезла. Я хотел заговорить, но вместо слов из горла вырвался стон.
Отложив книжку, она стремительно поднялась с кресла и подошла к кровати, на которой я валялся. Она старательно пыталась не выдавать своего волнения и нарочито небрежным движением поправила мою подушку.
— Доктор сказал, что тебе пока нельзя пить, — упредив мой вопрос, сказала Маша и присела на край матраса.
Я поднял глаза к потолку. По обстановке я узнал свою собственную спальню. Значит, меня привезли домой.
— Он спит где-то в гостевой спальне. Я осталась подежурить.
Я неловко пошевелился и застонал от боли в левом боку. Опустив взгляд, увидел свежую повязку чуть ниже ребер. В левой руке стоял катетер, рядом с кроватью — капельница. Да. Деньги и технологии и впрямь творили чудеса. Я знавал гораздо худшие условия, в которых штопали дырки во мне.
— Он очень долго тебя зашивал, — она словно прочитала мои мысли. — Там что-то задето... я не вникала. Но жить будешь.
Я перехватил ее взгляд, и она поспешно отвернула лицо в сторону, едва заметно покраснев.
— Ты что... пялишься... на меня? — кое-как проговорил я, делая длинные паузы перед каждым словом.
— Ты едва не умер, и это твои первые слова после того, как ты пришел в себя? — закатив глаза, она покрутила пальцем у виска. — Ты сумасшедший.
— Значит... пялишься...
Эта короткая реплика забрала у меня последние силы, и я откинулся на подушки, снова уставившись в потолок.
— Гордей?.. — накопив достаточно сил, я снова заговорил.
Маша по-прежнему сидела ко мне полубоком, на самом краешке моего матраса. Боялась, что я ее укушу, если она подвинется ближе?
— Сказала ему, что у тебя грипп, — сердито нахмурившись, она развела руками.
Я бы засмеялся, но не было сил.
— А что я должна была сказать ребенку? — она нервничала и снова и снова накручивала на палец кончик косы. — Впрочем, не думаю, что он мне поверил.
Она как-то странно на меня смотрела. Совсем иначе, чем утром, и я не был уверен, что дело только в ранении. Что-то ее тяготило. У Маши была живая мимика, и эмоции почти всегда были написаны у нее на лице. И по тому, как она хмурилась, как сводила на переносице брови, как покусывала губы, я видел, что что-то не в порядке. Что сегодня произошло что-то еще. Кроме того, что меня едва не убили.
— Он с твоим другом, кстати. С Виктором. Ну, был. Сейчас уже спят. Ты почти полдня валялся в отключке. Уже четыре утра.
Ого.
— Почему тебя привезли сюда? — возмущенным шепотом спросила Маша. — Почему не в больницу? Гордей только чудом не увидел, как тебя твои амбалы в дом затащили.
— Нельзя в больницу.
Сил что-то ей объяснять у меня просто не было.
— Давно бы уже купил себе больницу, — она насмешливо на меня посмотрела. — Для таких случаев, как сегодня.
— Таких давно не было, — и это чистая правда. В последний раз я отлеживался после ранения года три назад. Может, даже четыре.
Может, стоит прислушаться к ее словам? И почему такая идея мне самому в голову не пришла? Собственная больница — звучит неплохо.
Я почувствовал, как ее пальцы безотчётно поглаживают покрывало рядом с моей ладонью.
— А что было сегодня? Почему у тебя дырка в боку? — она вскинула на меня пристальный взгляд.
— Сегодня я подтвердил слухи о смерти Капитана.
Маша невольно дернулась и резко убрала ладонь с покрывала. Скрестила на груди руки, приняв защитную позу. У нее даже выражение глаз изменилось. Смотрела теперь на меня исподлобья, слегка опустив голову.
— И?
— И не всем это понравилось.
Я не хотел рассказать ей про Зверя. И про все остальное тоже. Ни к чем ей знать такие вещи. Лишнее. Она и так знает обо мне гораздо больше, чем нужно. Гораздо больше, чем было бы для нее безопасно.
— Я так понимаю, подробностей не будет? — она хмыкнула. — Ладно. Черт с тобой, ты все равно непрошибаемый, — Маша махнула рукой и уже почти встала с кровати, когда я перехватил ее ладонь.
— Стой.
— М? — она послушно замерла на месте, немало меня удивив, и даже чуть наклонилась ко мне, чтобы лучше слышать.
Я уловил слабый цветочный аромат. Шампунь? Духи?
— Спасибо, — выдохнул я и провел языком по сухим губам.
Перед каждым словом мне приходилось сосредотачиваться и прилагать усилия, чтобы его произнести. Больно было даже дышать. Сука. Что там задето? Селезенка? Почка? По ощущениям казалось, что все сразу.
— За что?
Правда не понимает или прикидывается?
— За Гордея. За это, — и я обвел спальню выразительным взглядом.
Она пошевелилась и едва заметно расслабилась.
— Ты тоже мне помогаешь, — почему-то шепотом ответила Маша и снова опустилась рядом со мной на кровать. — Хочешь чего-нибудь? Ну, кроме воды.
— Обезбол хочу.
— Доктор сказал, что тебе уже вкололи максимальную дозу, — несчастным голосом сказала она. — Он попросил его в шесть разбудит, так что уже скоро.
— Курить хочу.
— Громов, ты издеваешься, да? — прошипела она рассерженно. — Ты можешь попросить что-нибудь из того, что тебе разрешено?
«Трахаться хочу».
Это желание я решил оставить при себе. Не хотел, чтобы она уходила. И чтобы снова начинала шипеть рассерженной кошкой — тоже не хотел. Мне нравилось, что она за меня волновалась. Что сидела в кресле у моей кровати. Что ждала, пока я очнусь после наркоза. Бл**ь, скоро дойду до того, что скажу, что и раненным мне быть нравится. Если она будет и дальше так за мной ухаживать.
Твою мать. Похоже я влип. И похуже, чем было со Зверем. Того-то можно было просто убить, что я и сделал.
А здесь как?
— Валяться на кровати я и без всяких просьб могу, — забывшись, я хотел пожать плечами, и тут же поплатился за свою неосторожность острой, резкой болью, которая, казалось, разрезала мое тело надвое.
Пока я корчился и пережидал первую, самую сильную волну, Маша смотрела на меня с неподдельным сочувствием. Обычно я взбрыкивал. Чужой жалости я не терпел. И не нуждался в ней. Но в этот раз оттолкнуть ее не захотелось. Наоборот. Хотелось, чтобы она сидела рядом. Хотелось даже преувеличить свое немощное состояние. Пусть продолжает смотреть на меня с трогательным сочувствием.
— У тебя куча шрамов и дырок, — нахмурив лоб, припомнила она и вопросительно на меня посмотрела. — Откуда столько?
— Как... ты их увидела?
— Играла в медсестру с доктором. А твой друг Витя был медбратом, — Маша фыркнула и сдула со щеки выбившуюся из косы прядку. — Его же одного сюда приволокли. Конечно, ему понадобилась помощь. Ну, какая уж была...
Я ухмыльнулся. Да уж. Представляю себе это зрелище. Надеюсь, зашивал меня Макс, а не Авера.
— Так откуда столько шрамов? — повторила Маша.
— Афган. Бандиты, — чеканя каждое слово, пояснил я.
Она удивилась: поползли вверх темные брови. Не ожидала, что я отвечу?
— А от кого больше досталось?
— От бандитов.
— Ну, конечно. Могла бы и сама догадаться, — она едва заметно улыбнулась и, вытянув руку, потрогала мой лоб.
— У тебя, кажется, температура, — вновь шепотом сказала Маша, но ладонь убирать не стала. Вместо этого провела пальцами по виску и спустилась ниже, погладив обросшую щетиной щеку.
Я следил за нее сосредоточенным лицом, не отводя взгляда. Казалось, она задачку по высшей математике сейчас решает. Она по-прежнему напряженно о чем-то размышляла и, наверное, впервые я не мог угадать ход ее мыслей.
— Я думала, тебя убили сегодня, — тонким, надтреснутым голосом глухо прошептала Маша и убрала, наконец руку.
И тут же суетливо поднялась с матраса и вернулась к креслу, забравшись в него с ногами. Я не стал ее останавливать. Я слишком устал. Я закрыл глаза и заснул, и последним ощущением, которое я запомнил, было прикосновение к моему лицу ее прохладных пальцев.
Второй раз я пришел в себя, когда спальню заливал тусклый утренний свет. Кресло, в котором сидела Маша, пустовало. И вместо нее на стуле возле кровати я увидел Аверу. Встретившись со мной взглядом, он улыбнулся с заметным облегчением.
— Гром! Твою мать, как ты меня напугал, — он наклонился ко мне и сжал плечо, слегка похлопав по нему.
От этой слабой тряски я, наверное, позеленел, потому что он мгновенно меня отпустил и испуганно оглянулся на дверь.