– Ого, – изумилась Грыжа.
Рассказал бы ей это кто-то другой, поставила бы конкретный диагноз: полный псих. А Куннару она верила, ведь он связан с Грозой, Той, Что Всегда Рядом.
– А кроме лечения и превращения людей в дебилов? – поинтересовалась она.
– О, нет, насчёт лечения ты ошибаешься, – мотнул головой Куннар. – Я только забираю боль, не лечу. Это большая разница. Если у кого-то рак, то я всего лишь могу облегчить страдания, а болезнь не проходит. Увы, всему есть предел. Но и этого достаточно, чтобы все принимали меня за чудотворца. Мои способности – инструмент, с помощью которого я движусь к своей цели. И да, снятие боли и, как ты выразилась, «превращение людей в дебилов», это не всё, что у меня есть. Но об этом потом как-нибудь поговорим, ладно?
– Как скажешь, – согласилась Грыжа. У неё ещё оставался важный вопрос, который она не преминула озвучить: – А всё-таки, почему Гроза желает, чтобы я находилась рядом с тобой?
Куннар нахмурился.
– Всё дело в её врагах. Да-да, даже у неё есть враги, и, боюсь, нам рано или поздно придётся иметь с ними дело. Когда это случится, нам лучше держаться вместе.
Враги? Грыжу эта новость даже не взволновала. Для неё весь дерьмовый мир состоял сплошь из врагов. Дело привычное. Но раз это так важно для Грозы и Куннара… Что ж, ладно, она будет рядом, от неё не убудет. Даже, возможно, ещё и прибавится что-то.
– Я ни с кем не был так откровенен, – признался Куннар. – Рассказал тебе всё. И знаешь, теперь удивляюсь, как это легко вышло. Наверное, мне давно хотелось кому-то полностью довериться, но… некому было. А теперь есть ты. И я рад.
Грыжу его признание нисколько не растрогало. Напротив, она усмотрела в нём какое-то слюнтяйство. «Потерянный маленький мальчик встретил свою мамочку», – съязвила она мысленно и рассудила, что этот пацанчик – очень одинокий, несмотря на целую армию приспешников.
– Что ж, откровение за откровение, – решила она бросить «мальчику» конфетку. Он ведь так жаждал доверия, пускай получает. – Должна тебе кое в чём признаться… Думаю, я в розыске в связи…
– С убийством, – закончил за неё Куннар, хотя она собиралась сказать: «…с одним поганым дельцем». – Да-да, я и об этом знаю. Но я могу тебя успокоить. Когда обнаружили того мёртвого типа, подозревали действительно именно тебя, даже в розыск объявили. Но потом в убийстве сознался какой-то пьяница. Думаю, его просто вынудили сознаться, сама, наверное, знаешь, как это бывает. Помнишь, я тебе говорил, что и в милиции у нас свои люди? Один из таких людей и навёл о тебе справки по моей просьбе. Как видишь, я хорошо подготовился перед встречей с тобой. И кстати, не смотри на гибель того человека, как на убийство. Это была жертва. Первая жертва, которую ты принесла Грозе.
– Значит, никто меня не разыскивает? – опешила Грыжа. Чёрт возьми, всё это время она могла без опаски ездить в город. Вот так дела!
– Ты свободный человек, – Куннар улыбнулся впервые за всё время их разговора. – И тебе помогает Гроза. Не стоит недооценивать её помощь.
Настроение Грыжи рвануло вверх к осенним небесам, и стало каким-то карнавальным. Она рассмеялась.
– А знаешь, Куннар… Кажется, мне здесь нравится.
Глава пятнадцатая
Бабье лето. Маша не переставала восторгаться тем, каким стал лес. Он словно бы полыхал в солнечных лучах. Наполненное первобытным спокойствием пламя. А как всё это выглядело с высоты! Маша часто забиралась на давно облюбованное ей дерево неподалёку от погоста, и для неё переставало существовать всё, кроме этой осенней красоты. Она растворялась в ней без остатка, забывая о самом существовании времени. Янтарная даль под чистым небом, сонный шелест листвы. Спустя часы Маша приходила в себя, обнаруживала на своих щеках слёзы и не понимала, что их вызвало. Быть может, та грусть, которая теперь постоянно соседствовала с восторгом. Печаль, возможно, обострялась в моменты созерцательного забытья.
Маша старалась не думать о том, что скоро ей придётся покинуть лес. Старалась, но тщетно, ведь всё вокруг напоминало ей об этой неизбежности. Падающий лист, порыв ветра, пожухлая трава – они словно бы шептали ей: «Уже скоро…» И звёзды и луна, которые осенью стали ярче и ближе, тоже призывали Машу готовиться к большим переменам. А уж утренняя прохлада об этом прямо-таки кричала. Лунный эликсир сделал Машу терпимой к холоду, но даже у этой терпимости был предел, учитывая босые ноги и превратившуюся в жалкие лохмотья одежду.
«Уже скоро…», – напоминали растения, в которых почти не осталось питательных соков.
Летом Маша не ела грибов, не очень они ей нравились и после них лень накатывала. Но сейчас особого выбора не было. В основном предпочитала сыроежки и дождевики, а благородные грибы, такие как белые, подберёзовики и подосиновики, игнорировала, хотя Луна в сознании отмечала их невероятно ярким сиянием. Мертвец посмеивался: «Попробовала бы ты эти грибочки жареными, со сметанкой! Ну, ничего, возможно, скоро и попробуешь…»
«Уже скоро…»
Но Маше хотелось ещё лесного волшебства. Хотя бы капельку, перед её уходом в неизвестность. Она просила об этом Луну. Просыпалась с этим желанием и засыпала.
И она получила, что хотела. Это было, как прощальный подарок. Как последняя сказка леса.
Волки. Они были для Маши самыми загадочными существами – по крайней мере, из тех, кто принадлежал этому миру. Она не раз по ночам слышала их вой – тоскливый, протяжный. Этот звук никогда не вызывал в ней страха, но он затрагивал в душе такие струны, от которых внутри всё начинало трепетать. Тут же вспоминались танцы среди звёзд, серебряный лес и рогатая великанша, словно вой волков был частью Мира Большой Луны. Но вот что удивительно: когда Маша слышала вой, в голове не возникало никаких картинок. Как будто образ волков являлся запретным. Шуршит ёж в траве – пожалуйста, вот он, в сознании, как наяву. Белка, птица какая-нибудь, лягушка – без проблем. Их изображения в голове появлялись, даже когда Маша этого не желала.
А волки… что-то их прятало.
Уже была глубокая ночь, а Маша не могла уснуть. В последнее время она плохо спала из-за постоянного волнения: что ждёт её там, за пределами леса? По вечерам эти переживания усиливались, а к ночи достигали своего пика.
Но вот сквозь монотонный шелест листвы донёсся далёкий волчий вой. Маша перевернулась на своей лежанке из высохших трав и вздохнула: как жаль, что опять никакой картинки в голове. Не хочет лес открывать ей все секреты. Очень жаль…
Стоп!
Сожаления и грусть моментально испарились. Ведь что-то происходило. Какая-то рябь в сознании, словно… Да, это скорее походило на серебристые дождевые струи. Откуда взялся непонятный образ? Зачем? А вой то стихал, то возобновлялся, пробиваясь сквозь лесную глушь.
Предчувствуя что-то новое и необычное, Маша вышла из жилища. Полная луна сияла ярко, так, как никогда не сияла летом. Да и звёзды были ей под стать. Осенний лес купался в призрачном свете. Дуновение ветерка – и листва начинала искриться, а тени оживать.
Маша повернулась в сторону, откуда доносился вой. Она буквально молила лес, чтобы он открыл ей, возможно, свой последний секрет. И вот серебряные струи в сознании померкли, и перед внутренним взором Маши предстала волчица. Почему-то она знала точно, что это именно волчица, словно вместе с образом явилось и знание. Зверь смотрел на неё. Невероятно, но это было так. Он видел Машу так же, как она видела его. Но и это ещё не всё. Какое-то притяжение, беззвучный зов… Волчица желала, чтобы они встретились. И Маша хотела того же.
Не раздумывая, она двинулась в путь. Связь прервалась, образ растворился в сознании. Маша ускорила шаг, а потом побежала в сторону, откуда доносился вой. Она была уверена: волчица ждёт её. И это ни какой не сон. Всё наяву, хотя омытый светом луны лес и казался нереальным.
Вой становился всё громче. На мгновение в голове опять появился образ серого зверя, словно напоминая: волчица ждёт, поспеши!
«Я уже рядом, – мысленно ответила Маша. – Я уже…»
Да, уже здесь. Это была большая поляна, на которой летом она собирала землянику. Одно из самых любимых мест в лесу. Порой, Маша здесь и ночевать оставалась. Посреди поляны стоял древний кряжистый дуб с мощными ветвями и густой листвой. Возле него сидела волчица, в её глазах горел жёлтый огонь. В противоположной стороне поляны Маша заметила множество, будто очерченных лунным светом, силуэтов. Волки. Стая. То один зверь вскидывал голову и начинал выть, то другой.
Теперь уже не спеша, Маша двинулась к волчице. Сердце колотилось, кровь стучала в висках. Она так не волновалась с тех пор, как побывала в мёртвом лесу. Но тогда было иное волнение, замешанное на страхе, а сейчас – на благоговении и восторге. И даже мысли не возникало, что волки опасны, что могут и на части разорвать. Нет. Что-то внутри Маши не позволяло ей бояться.
Она остановилась в нескольких шагах от волчицы. Помедлив секунду, опустилась на колени. Они глядели друг другу в глаза, а звери на краю поляны продолжали петь свою печальную песню. Маша понимала их. Ей не нужны были слова, чтобы понять: они грустят о прошедшем лете, тревожатся о том, что скоро придут холода. Их песня предназначалась Луне.
Волчица моргнула, и Маша ощутила с ней ещё более крепкую связь, чем раньше. Прикоснулась разумом к врождённой свирепости, но и почувствовала… нет, не дружелюбие, а скорее терпимость и уважение, как к одному из членов стаи. Терпимость и желание что-то поведать.
Показать!
В голове Маши начали появляться сцены из жизни волчицы…
Совсем маленькие щенки жалобно скулят, вытягивая слюнявые мордочки… А вот они уже постарше, играют друг с другом, рычат, кусаются, азартно повизгивают… Распотрошённая тушка зайца… Луна… Зимний лес, метель… Старый мёртвый волк, которого заметает снегом… Стая, идущая по следу добычи…
Сцены были обрывочными, но очень чёткими. Маша всё видела так, словно глядела в ничем не замутнённое окно, где прошлое волчицы оживало.