…Драка двух самцов – яростный рык, челюсти клацают, шерсть, пропитанная кровью… Весна, почки на деревьях… Гроза, молнии сверкают, ливень… Человек. У него ружьё и он целится. Грохот. Жгучая боль. Это боль волчицы, у неё рана, кровь… Отчаянный бег по лесу… Боль, боль, боль – Маша её чувствовала… Луна – огромная, в полнеба, серебряные травы сонно колышутся… Серебряный лес. Листва шелестит. Из чащи выходит гигантский седой волк с глазами, в которых полыхает белый огонь… Боль проходит, уже намного легче… Лето, солнце светит… Щенки гоняются друг за другом. Хорошо. Очень хорошо. Ощущение спокойствия…
Истории закончились, и Маша спросила:
– В твоих глазах тоже Луна?
Ей не нужен был ответ, она и так знала. В Мире Большой Луны её встретила рогатая великанша, а молодую волчицу – огромный седой волк. Маше тоже захотелось рассказать свою историю, и она принялась возрождать в памяти всё, что случилось с ней, начиная с того, как Грыжа впечатала её лицо в раскалённую печь. Во всех подробностях вспомнила встречу с рогатой великаншей в серебряном лесу, и поход в гиблое место. Маша знала, что волчица видит её воспоминания. Прошло немало времени, прежде чем она закончила свою историю.
Луну скрыли облака, волки перестали петь. Тишина. Лишь древний дуб продолжал монотонно шелестеть листвой.
Волчица поднялась, понюхала воздух и направилась к стае. Маша проводила её взглядом и подумала: «В её глазах тоже Луна. Она такая же, как я».
Стая покинула поляну, а Маша всё сидела под дубом, слушая, как ветер играет листвой в кроне. Лишь под утро отправилась в деревню.
Рассвет принёс серость и изморось. Яркие краски бабьего лета остались в прошлом, всё словно бы выцвело в одночасье. И Маша понимала, что это означает: пора.
Мертвец с Муркой ожидали её возле пруда. Маша подошла к ним, взяла кошку на руки, погладила. Ей вспомнился тот день, когда она явилась в это место. Была поздняя весна, всё благоухало, шмели жужжали, солнце ярко светило. Но теперь всё в прошлом. Как бы ей хотелось вернуться назад во времени и снова окунуться в магию весны и лета. Чтобы целыми днями ползать по земляничным полянам, наслаждаться вкусом ягод и беззаботностью. Чтобы бродить по лесу, открывая всё новые секреты. Чтобы жить и не думать о будущем.
– Ты готова? – прервал её мысли Мертвец.
Она кивнула, хотя ей хотелось сказать «нет» и выпросить ещё несколько дней. Но это было бы неправильно, что-то сродни трусости. А она ведь решила быть смелой.
– Пойдём тогда, – Мертвец протянул ей руку. – И не грусти. Это всего лишь один из этапов твоей жизни закончился, а впереди много нового.
Маша выпустила Мурку из рук, взяла его за руку и они не спеша двинулись в путь. Дойдя до леса, оглянулись.
Деревня за пеленой измороси. Не лучшее зрелище, печальное. Но Маша знала, что запомнит это место не таким, а солнечным, или залитым лунным светом.
Они продолжили путь. Шли молча. Маше не хотелось ни о чём говорить, да и Мертвец верно рассудил, что девочку сейчас лучше оставить наедине с её мыслями. Мурка неутомимо бежала следом, подняв хвост трубой.
Лишь к вечеру они вышли на опушку. Впереди простирался пустырь, поросший чахлой травой. Далее виднелись девятиэтажные дома нового городского района. Маша вздохнула.
– Что-то мне не по себе, Мертвец. Что ждёт меня там?
– Без понятия, Машка. Без понятия, – ответил он после длительной паузы, – Одно знаю точно: там ты встретишь, как хороших, так и плохих людей. И мне нужно тебе сказать о запрете… Ни в коем случае не забирай жизненную силу у детей и беременных женщин. Это очень важно, Луна такое не простит. А теперь иди, Машка-оборвашка, – он произнёс это прозвище с несвойственной ему мягкостью. – И ничего не бойся. Мы с Муркой за тобой присмотрим. Когда захочешь увидеться со мной, просто позови. Я приду, где бы ты ни находилась. Но только гляди, чтобы поблизости не было людей, ни к чему мне светиться.
Маша заглянула ему в глаза и заставила себя улыбнуться. Мертвец кивнул, улыбнувшись в ответ.
– Иди.
И она пошла, оставляя позади частичку своего детства. Её поступь с каждым шагом становилась всё уверенней, в глазах горела суровая решительность. Она собиралась войти в неизвестность будущего с высоко поднятой головой. А там…
Что случится, то случится.
Часть вторая. Семья
Глава шестнадцатая
Заведующая детским домом Терехова Зинаида Романовна буквально лучилась радушием. Сегодня ведь был прекрасный день: семейная пара решила удочерить одну их девочек, ту новенькую, со шрамом на лице. Машу. В последние годы редко забирали детей – оно и понятно, времена нестабильные, люди не знают, что завтра будет, и на фоне этого серьёзный шаг усыновления или удочерения становится прямо-таки героическим. У Зинаиды Романовны и у самой были приёмные дети, мальчик и девочка. И это с её-то зарплатой и сократившимися льготами? А муж год назад вообще лишился места, где проработал пятнадцать лет и теперь довольствовался редкими случайными заработками. Проклятая нестабильность, будь она не ладна. Однако Зинаида Романовна была оптимисткой, и верила, что всё скоро наладится. Без веры в лучшее в её работе никак. Проблем – туча, а она говорила себе: это временно. Финансирование детского дома снизилось – верила, что через год-другой его снова повысят. Тяжко порой было заниматься подобным самовнушением, но что ещё оставалось? Нюни распускать? Ну, уж нет! Не позволяла расклеиваться не только себе, но и персоналу. Воспитатели часто слышали от неё: «Хвост трубой! Носы не вешать!»
А ещё Зинаида Романовна умела радоваться. Какая-нибудь мелочь приятная, а она воспринимала её, как большой подарок. А уж такое событие, как сегодня… Да это же настоящий праздник! У Маши, самой странной девочки в детском доме, скоро будет семья! И потенциальные приёмные родители Зинаиде Романовне очень нравились. Они сейчас сидели в креслах в её кабинете, и именно на них она глядела с радушием.
Свет декабрьского утра проникал сквозь плотную тюль. На стене, возле большого портрета Надежды Константиновны Крупской, висели часы в виде домика. Повсюду были фотографии в рамках, на которых детей и взрослых объединяло одно – улыбки.
Улыбался и мужчина в кресле. Его звали Илья Анатольевич Погодин. Крупный, крепкий. Его можно было бы назвать человеком спортивным, если бы не небольшой живот. Впрочем, Зинаида Романовна считала, что полноватые люди добрее худых. Глупость, конечно, но однажды ей кто-то сказал, что этот факт научно доказан, и почему-то вера в эту глупость засела в сознании как вредный живучий сорняк. Она и сама была полной женщиной, как говорится, кровь с молоком. Словом, во внешности Ильи она не видела недостатков. Глаза у него были, что называется, с искринками, и это выдавало в нём человека весёлого. Ещё один плюс. Лицо простоватое, но отнюдь не глупое. Но особенно Зинаиде Романовне нравились его усы и короткая аккуратная борода. Они придавали внешности Ильи что-то былинное, богатырское. Если бы Зинаиде доверили снимать фильм про Илью Муромца, она выбрала бы на главную роль актёра похожего на Илью Погодина.
Понравилась ей и Дана, его жена, хотя выглядела она, как абсолютная противоположность мужа. Невысокая, худенькая – Зинаида Романовна временно позабыла свою веру в то, что полные добрее худых. Пускай сегодня всё будет идеально. К тому же, у Даны были мягкие черты лица и располагающая, хоть и немного стеснительная улыбка.
Но самый большой для Зинаиды Романовны плюс заключался в том, что семья эта обеспеченная. Илья, как сейчас модно говорить, бизнесмен. У него своё предприятие по производству мебели и охранная фирма. Зинаида без всякого зазрения надеялась, что он хотя бы немного проспонсирует детский дом. Ну а почему бы и нет? Это же вполне нормально. Впрочем, даже намекать на это она ему не собиралась – не верила в догму, что наглость второе счастье.
– Славная девочка, – продолжила она уже начатый разговор. – Маша у нас всего третий месяц, но она уже успела весь персонал очаровать. Есть в ней что-то по-хорошему загадочное. А глаза какие! Вы заметили, какие у неё глаза? Да в них утонуть можно. Славная девочка, очень славная.
– Мы с ней немного уже пообщались, – заявил Илья. Голос у него был басовитым, в нём чувствовалась уверенность и сила.
– Как её увидели, – сказала Дана, – так нас словно бы озарило. Мы сразу поняли: она должна быть с нами.
– Это прекрасно, – улыбнулась Зинаида Романовна. Будь она кошкой, уже вовсю мурлыкала бы от удовольствия. – Просто прекрасно. И вы не смотрите, что Маша росточком маленькая и щупленькая. Знаете, какая она ловкая? Ловчее детишек я в жизни не видела. У нас во дворе дерево высокое растёт, тополь. Так вот однажды на него кот залез, почти возле самой кроны сидел и орал, как бешеный, слезать боялся. Никто опомниться не успел, как Маша взяла, да за считанные секунды к нему забралась. Ну, чисто обезьянка. Все, разумеется, тогда перепугались, воспитательница пожарным звонить побежала, чтобы её сняли с дерева. Но Маша сама спустилась, а за ней и кот, словно она каким-то образом его вразумила, заставила не бояться. Простите, конечно, что вам такое рассказываю, серьёзный инцидент всё-таки, но я хочу, чтобы вы знали об этой девочке, как можно больше. Кстати, вы ведь знаете, как она у нас появилась? Об этом даже заметка в местной газете была. Ну, так вот… Её обнаружил один парнишка в новом районе города. Вечер, дождик моросит, а она сидит себе на скамейке. Одежда – сплошные лохмотья, ноги – босые. А ведь холодно было, осень, как-никак. Парень её в отделение милиции отвёл, а оттуда Машу в больницу доставили. К слову, она прошла полное медицинское обследование и врачи заявили, что она просто фантастически здорова. Ни малейших отклонений. Вши только были, волосы остричь пришлось. Следователи так и не выяснили, откуда она взялась. Загадка. Маша даже фамилии своей не помнит. Сказала только, что жила в лесу – в избе какой, или ещё где не отвечает. Мне кажется, есть вещи, которые она не желает вспоминать. Очевидно, что-то плохое с ней когда-то приключилось.