Маша из дикого леса — страница 37 из 69

– Я согласна, – она собиралась улыбнуться, но почему-то передумала.

У Даны выступили слёзы. Она не смогла сдержать эмоций – сгребла Машу в охапку и крепко прижала к себе.

– Вот умница! Вот хорошая девочка!

Илья резко выдохнул, словно всё это время сдерживал дыхание, и рассмеялся.

– Ну, слава Богу!

Через какое-то время Зинаида Романовна обратилась к Маше:

– Заберут тебя не сегодня. Нужно сначала кое-какие дела сделать. Придётся подождать.

Маша дёрнула плечами.

– Хорошо, подожду.

В этот раз она всё же решила улыбнуться, ведь взрослые улыбались и, похоже, ждали от неё того же. А со своими чувствами Маша пока не определилась. С одной стороны ей хотелось перемен, а с другой, опасалась их, несмотря на указания Аглаи. Впереди ведь опять неизвестность. Да, эти дядя с тётей вроде бы хорошие, но мало ли что. Сейчас она им нравится – вон тётя даже расплакалась от радости, – а потом может и разонравится. Но и здесь оставаться не хотелось. Поначалу всё было хорошо, каждый день она открывала для себя что-то новое, а теперь скучновато стало. С другими детьми так и не сдружилась, почему-то ей с ними было совершенно неинтересно. Рисовать нравилось, читать – пока ещё по слогам, но с каждым днём всё лучше и лучше. Но это ведь можно делать и когда её заберут отсюда. Да и с жизненной силой, наверное, проблем не будет.

В первый же день, когда Машу привезли в детский дом, она забрала жизненную силу у уборщицы – совсем чуть-чуть, капельку. Мысленно обратилась к женщине: «Ты видишь луну в глазах моих?» А когда забрала силу, велела забыть о том, что только что произошло. Уборщица продолжила мыть пол, но теперь уже вяло. И хотя Маша забрала немного силы, её хватило почти на неделю. Всё же человек не кролик, не белка. Однако Маша решила, что это неправильно. Все взрослые в детском доме относились к ней очень хорошо, начиная с уборщиц и заканчивая самой главной, тётей Зиной. А она будет силу у них красть, как последняя воровка? Плохо это, даже если Луна разрешала так делать. Подло.

К тому же выход из положения Маша нашла уже на следующий день. Одна из воспитательниц показала ей комнату, которая называлась «Живой уголок». Там находились клетки, в которых были невероятно красивая птица попугай, два хомяка, кролик «бабочка» и две морских свинки. Так же в комнате были большой аквариум со множеством прекрасных рыбок и черепаха в коробке. Через пять дней Маша забрала немного жизненной силы у морских свинок, и на них это не слишком отразилось – разве что есть стали вдвое больше. А спустя два дня настал черёд кролика. Так и чередовала: свинки, кролик, свинки. Хомяков не трогала – мелкие уж больно. А уж о попугае Кеше и говорить нечего. Забирать силы у такой прекрасной птицы? Да ни за что на свете!

– А можно у меня будет кролик? – попросила Маша у будущих родителей.

– Кролик? – немного растерялся Илья.

Но Дана не растерялась:

– Ну конечно, Машенька! Хоть сто кроликов! У тебя будет всё, что ты захочешь.

– Сто – не нужно, – немного подумав, сказала Маша. Она уже немного умела считать и знала, что «сто» это очень много. – Тогда три.

– Любую зверушку заведём, только скажи, – пообещал Илья.

Они ей нравились всё больше. Может, о земляничном варенье спросить? Нет, лучше потом. Пока и кроликов хватит.

Воспитательница выкрикнула, хлопая в ладоши:

– Так, дети! Пора на обед! Строимся по парам!

Неохотно отрываясь от своих игр, дети направились к воспитательнице. Зинаида Романовна кивнула Маше.

– Беги к остальным. Только что нужно сказать на прощание?

– До-сви-да-ни-я! – выпалила Маша, чётко разделяя слоги. Почему-то все дети здесь произносили это слово именно так, ну и она привыкла.

– До свидания, родная моя! – Дана поцеловала её в щёку. А Илья весело подмигнул, и Маше это очень понравилось – так иногда делал Мертвец.

Она направилась к остальным детям. Взрослые, проводив её взглядами, пошли в сторону больших въездных ворот.

– Зинаида Романовна, – обратился Илья, – я тут заметил, что небольшой ремонт вам не помешал бы.

– Ох, Илья Анатольевич, – всплеснула она руками, – нам и большой ремонт не помешал бы.

«Есть! – подумала Зинаида Романовна, с трудом удерживая на лице печальное выражение, ведь внутренне она ликовала. – Спонсор, похоже, найден!»

– Будет вам ремонт, – с широкой улыбкой сказал Илья.

Он был рад хоть как-то помочь и радости своей скрывать не собирался. Дана часто ему говорила: «Ты как открытая книга. Эмоции скрывать совершенно не умеешь. На твоём лице всё написано».

У ворот распрощались. Зинаида Романовна слишком лёгкой для её комплекции походкой устремилась к дому. Она решила на радостях организовать для персонала банкетик – чай, тортик. Повод ведь есть. Ещё какой повод! Ей хотелось петь и танцевать.

Будущие родители направились к своей машине.

– Господи, какие же у Маши глаза! – восхищённо произнесла Дана. – Да в них утонуть можно. Вроде бы и детские глазёнки, а в них будто мудрость какая-то. Недаром она весь персонал очаровала.

– А мне вот интересно, откуда у неё такой ожог на лице, – внезапно помрачнел Илья. – Думаю, это не несчастный случай. Кто-то с ней это сделал. Узнал бы кто – убил бы!

Дана взяла его под руку.

– Не нужно сейчас о плохом, хорошо? День-то какой!

– Ладно, не будем.

Ей было тридцать два, ему тридцать пять. Они выглядели как благополучная семейная пара, но благополучия им как раз и не хватало. А ещё у них был скелет в шкафу. Огромный скелетище молодого наркомана, который однажды лишил их ребёнка.

Илья и Дана росли в одном дворе и полюбили друг друга ещё в юности. Она – домашняя девочка, отличница. Он – раздолбай, нарушитель спокойствия, стоявший на учёте в детской комнате милиции. Две противоположности притянулись друг к другу. Обычная история. Повзрослели. Дана дождалась Илью из армии, сыграли свадьбу. Они очень хотели ребёнка, но что-то не складывалось. Дана никак не могла забеременеть, хотя врачи утверждали, что и она и её муж абсолютно здоровы. Это немного омрачало их семейную жизнь, но они не теряли надежду.

«Видимо, кто-то наверху считает, что ещё не время», – успокаивал Илья Дану.

Однако время шло, а с годами начала и надежда угасать. В конце концов, они смирились, что детей у них не будет, а о приёмном ребёнке даже не помышляли.

Но случилось чудо. Весной 1989-го, когда Дане было уже двадцать девять, она обнаружила, что беременна. Радости обоих не было предела, у них словно бы крылья выросли. Да ещё и бизнес Ильи пошёл в гору после долгих нервных перипетий. Всё к одному. Жизнь засияла новыми красками.

Вот только кто-то наверху решил лишить их радости.

В тот злополучный день Дана возвращалась домой из поликлиники с хорошей вестью: беременность проходит нормально, врач настроен оптимистично.

Приближалась весенняя гроза, небо над городом стремительно темнело, поднялся ветер. Дана, которая всегда ходила привычным маршрутом, в этот раз решила пойти через дворы, чтобы сократить путь. Очень ей не хотелось промокнуть. Утром по радио обещали ливень с грозой, а она зонт с собой не прихватила. Очень рассеянной стала в последнее время, только и думала, что о будущем ребёнке.

Небо над домами озаряли вспышки молний, гром гремел. В воздухе набухало напряжение – вот-вот ливень хлынет.

Дана спешила. Миновала двор, едва ли не бегом нырнула в сумрачный переулок…

И тут кто-то на неё набросился, ударил по лицу, в живот, ещё раз в живот, вырвал сумочку и…

Что было дальше Дана уже не помнила. Внутри неё будто бы что-то взорвалось, и она потеряла сознание. Очнулась в больнице, узнала, что у неё случился выкидыш, и снова провалилась в чёрную яму небытия.

Милиция, разумеется, разыскивала того, кто напал на Дану, но Илье не хотелось, чтобы ублюдка нашли. Ну, найдут его, посадят, и что? Это наказание? Нет, он намеревался сам, лично, наказать отморозка. К его поиску он подключил своих друзей-афганцев. Они весь город на уши поставили, разворошили все притоны, вытрясли дух их нескольких десятков наркоманов и алкашей. И им удалось найти подонка раньше милицейских сыскарей.

Это был восемнадцатилетний наркоман по имени Кирилл Кучин. Прозвище – Куча. Всё это время он скрывался на даче. Когда его волокли к машине, он обделался. Илья с друзьями погрузили Кучу в багажник, вывезли в лес и заставили рыть могилу. Он скулил, рыдал, молил о пощаде, а мстители глядели на него молча. И потом никто из них не проронил ни слова, когда закапывали заживо наркомана по кличке Куча.

Из больницы Дану выписали спустя три недели. Врачи сказали, что она больше не сможет забеременеть – приговор сродни смертельному. Их с Ильёй жизнь превратилась в унылое, наполненное болью, существование. Он рассказал ей о свершившемся возмездии – однажды, в каком-то порыве отчаяния. Она восприняла эту новость с холодным спокойствием.

Лишь спустя год время приступило к лечению. Чувство утраты притупилось. Дана и Илья начали оживать, хотя и понимали: всё уже не будет, как прежде. Они заново учились чему-то радоваться, смеяться, глядеть в будущее без тоски. Сложно было, но они старались. Ради друг друга.

Кроме предприятия по производству мебели Илья ещё и охранную фирму открыл, куда на хорошие должности благополучно пристроил всех своих друзей. Выкупил участок земли за городом неподалёку от бывшего пионерского лагеря, построил дом похожий на сказочный терем. Всё это отвлекало от темноты прошлого, помогало хотя бы на время забыть о мёртвом наркомане и о не родившемся ребёнке. Знакомые Даны и Ильи теперь с облегчением говорили: «Они сумели пережить горе. Справились». Вот только откуда им было знать, что Дана винила себя за гибель ребёнка. Винила себя за то, что в тот проклятый день не пошла по привычному маршруту, за то, что забыла взять зонт. Дана была не в состоянии избавиться от чувства вины. И об этом не знал даже Илья. Она ему не говорила, слишком любила его и не хотела обременять мужа тяжёлыми откровениями. Порой ей снилось, что она стоит на городском перекрёстке, а перед ней две дороги. Одна ведёт через мрачные дворы, другая светлая, привычная. Мимо снуют люди-тени, в небе клубятся тучи. Ей хочется идти по светлой дороге, но какая-то неумолимая сила толкает в переулок. Она знает: там зло, там боль. Однако ничего не может поделать. И вот она видит, как ей навстречу движется фигура с размытыми очертаниями. Фигура всё ближе. Тёмный силуэт словно бы набухает, заполняя собой пространство…