– Смотри мне в глаза, Софья! – произнёс Куннар. Он обхватил руками её голову. – Смотри мне в глаза!
– Я смотрю, – пролепетала она, дрожа всем телом.
Они стояли так почти минуту. Наконец Куннар отступил, поднял руки с раскрытыми ладонями и выкрикнул:
– Боли больше нет!
– Боли больше нет! – дружно повторила толпа. – Слава Господу! Слава чудотворцу!
Софью перестало трясти. Медленно, с каким-то недоверием, она прикоснулась пальцами к вискам. Выражение лица было таким, словно ей хотелось расплакаться и рассмеяться одновременно.
– Не болит, – изумлённо произнесла она, и всё-таки рассмеялась нервно. – Правда не болит! Я уже и забыла, каково это…
Толпа радостно загомонила, но скоро опять притихла. Куннар сдержанно улыбнулся.
– Спасибо, Софья, что доверилась мне и Господу. Надеюсь, ты станешь сестрой всем нам, – плавным жестом руки он обвёл пространство перед собой.
– Да, да, конечно, так и будет! – затараторила она. – Спасибо! Это просто чудо какое-то! Настоящее чудо!
Проповедник отвёл её к правой стороне сцены, а она всё продолжала повторять: «Чудо, чудо…» Грыжа снова взяла Куннара под локоть и подвела к Петру Юдину. В воздухе повисла тишина. Юдин – лысеющий мужчина с выпирающим из-под дублёнки животом – сильно нервничал. Не нравилось Грыже его лицо, было в нём что-то хитрое. Глаза блестели лихорадочно, уголки губ подёргивались. Ей стало немного тревожно, сердце заколотилось. С чего бы? Ну не нравился этот тип, и что? Сюда разные пациенты приходили, у некоторых вообще рожи были отвратные, бандитские. Но почему-то именно этот мужик вызвал в ней тревогу. Ей хотелось, чтобы Куннар долго не возился с ним – забрал бы поскорее боль и отпустил восвояси.
– Смотри мне в глаза, Пётр! – громко сказал Куннар, и протянул руки, чтобы обхватить его голову…
Юдин неожиданно отпрянул, губы скривились в злобном подобии улыбки, глаза превратились в узкие щёлки. Он резко нагнулся, выхватил припрятанное в носке шило с плоской рукояткой, выпрямился и вогнал острый стержень в сердце чудотворца.
– Сдохни, тварь! Сдохни! – заорал он, а потом захохотал.
После секундного замешательства Грыжа заревела, точно разъярённый медведь и, выпучив глаза, бросилась на Юдина. В её голове носилась единственная мысль: «Это всё! Это всё!..» Вцепилась ему в горло, повалила на сцену, а ублюдок продолжал смеяться, но теперь уже сдавленно, хрипло. С его губ срывались капли слюны. Софья и артритная старуха визжали, толпа гомонила, хотя мало кто понял, что произошло. Бледный, как смерть, Куннар, держась за шило в своей груди, пошатываясь, отступил в тень.
На сцену выскочил его телохранитель и по совместительству шофёр – Альберт. Он уже собирался подбежать к Куннару, но тот вдруг вышел обратно под свет прожектора, и шила в груди у него уже не было.
– Со мной всё в порядке! – громко заявил чудотворец. – Галина, оставь его! Альберт, оттащи её, живо! – он словно бы видел, что сейчас творится на сцене.
Грыжа слышала его голос, но ей казалось, что это какая-то звуковая галлюцинация. Куннар ведь должен сейчас лежать при смерти, или уже быть мёртвым. Она же видела, как шило по самую рукоятку вошло точно в область сердца. Не веря своим ушам, Грыжа продолжала душить Юдина, всё сильнее сжимая пальцы на его шее. Меньше всего она сейчас думала о последствиях. Её переполняла ярость, ведь ублюдок испоганил всё. Без чудотворца она станет никем! На нём всё держалось, только на нём!
Альберт схватил её за торс, принялся оттаскивать от Юдина. Ему на помощь пришли проповедники, которые всё это время растерянно топтались на месте, охали и ахали. Они отодрали пальцы Грыжи от шеи несостоявшегося убийцы.
– Галина! – выкрикнул Куннар. – Успокойся, Галина! Я живой! Со мной всё в порядке! – он вскинул руки и обратился к толпе: – Всё успокойтесь! Сейчас же! Господь не позволил причинить мне зло!
Однако своими словами Куннар вызвал ещё больший гам. Но теперь люди ликовали. Начиная с первых рядов, они принялись опускаться на колени прямо в снежное месиво.
Грыжа тряхнула головой, избавляясь от остатков ярости. Она поглядела на Куннара с недоверием, которое скоро сменилось облегчением. Он живой! Невероятно! Видимо, парень, рассказывая о своих мистических способностях, кое-что от неё всё-таки утаил. Придётся ему объясниться!
Куннар приказал Альберту отвести Юдина в подвал. Затем извинился перед тремя пациентами, у которых не успел забрать боль и попросил Грыжу проводить его в свои апартаменты. Для человека, только что чудом избежавшего смерти, он держался неплохо. Впрочем, Грыжа видела, каких усилий это ему стоило. Куннар был напряжён до предела. Казалось, внутри него тикает бомба с часовым механизмом, готовая взорваться в любую секунду. Но заметно это было только с близкого расстояния. Паства же видела человека с расправленными плечами и гордо поднятой головой.
Юдин больше не смеялся. Сообразив, что убийство не состоялось, он помрачнел. Правая щека дёргалась, ноздри вздувались как у загнанной лошади. Альберт грубо поставил его на ноги, завёл руку за спину и повёл прочь со сцены. Юдин не сопротивлялся, не пытался вырваться. Горячечный блеск в его глазах померк.
Глава восемнадцатая
Грыжа отвела Куннара в дом, проводила в гостиную. Тут-то он и взорвался, больше не в силах сдерживать в себе гнев. Сначала заорал, сжав кулаки, затем принялся хватать всё, что под руку попадалось и швырять об пол.
Грыжа всё это время стояла возле камина, скрестив руки на груди. Хмурилась, ждала, когда парень успокоится. А Куннар продолжал буянить. На его лице выступили пунцовые пятна, из глотки то и дело вырывались проклятия на эстонском языке. Наконец, обессилев, он рухнул в кресло и как-то весь обмяк, лишь руки продолжали мелко дрожать. Тяжело дыша, Куннар долго сидел без движения, тараща слепые глаза в пустоту. Потом вынул из-за пазухи кожаный мешочек на золотой цепочке, прижал его к щеке. В мешочке находились локон волос и обрезки ногтей его матери, которые он обрезал за день до её смерти.
– Галина, возьми меня, пожалуйста, за руку, – его голос прозвучал тихо, жалобно.
Грыжа перенесла к креслу стул, уселась и заключила ладонь Куннара в свои ладони. После долгого молчания он закрыл глаза и заговорил:
– Мне с тобой спокойно, – его руки перестали дрожать. – Спокойно, как с матерью… Моя мама… Она всегда меня защищала, всю жизнь. Думаю, она тебе понравилась бы. Вы с ней похожи. Кажется, даже внешне похожи, хотя я никогда не видел твоего лица. Просто мне нравится так думать.
Он тяжело вздохнул, засунул мешочек обратно за пазуху.
– Знаешь, был период, когда старшие ребята со двора сильно меня донимали. Проходу не давали: деньги карманные отнимали, обзывались, порой даже били. Я долго ничего не рассказывал маме. Терпел. А потом не выдержал и рассказал. Она выслушала меня спокойно, а потом сказала: «Пойдём, сынок, отыщем твоих обидчиков и разберёмся с ними». И мы пошли. Долго их искать не пришлось, по вечерам они всегда собирались возле гаражей. Их было пятеро, и они так нагло на нас смотрели! Мама обвела взглядом этих подонков и сказала: «Если вы, мрази, хотя бы ещё раз притронетесь к моему сыну, я выслежу каждого из вас поодиночке. Выслежу и уничтожу!». У меня в голове до сих пор иногда звучит это: «Выслежу и уничтожу!» Было в её голосе что-то странное, то, что не давало усомниться, что она действительно это сделает. Это было и в её глазах. И те парни тоже почувствовали это, увидели и услышали. Они побледнели, все пятеро, никто из них не решился даже слова в ответ сказать. Струсили. Мама взяла меня за руку, и мы отправились домой. И я точно знал: подонки больше меня не тронут. Больше и не трогали, даже стороной обходить стали. Мама меня защитила. А сегодня ты бросилась на того негодяя. Ты тоже защищала. Я видел это как наяву, будто прозрел на несколько мгновений. Воображение, разумеется, но оно не было обманчиво. Оно нарисовало чёткий правильный образ. Ты душила этого Юдина. Душила, не думая о последствиях. Для меня это много значит, Галина. Очень много.
– Я думала, он тебя убил, – ворчливо произнесла Грыжа. – Я же видела, как он вогнал чёртово шило тебе в сердце. По самую рукоятку.
– Меня не так просто убить.
– Это что, Гроза? Это она не дала тебе умереть?
Куннар крепко сжал её ладонь.
– Да, это Гроза. Прости, Галина, что не рассказал тебе раньше. Мне всегда казалось, что если я об этом кому-то расскажу, то стану более уязвимым. Такая вот причуда, суеверие. Но тебе нужно было довериться. Это один из даров Грозы. Раны заживают мгновенно, и даже удар ножом в сердце для меня не смертельный. Но тот тип мог ударить шилом в глаз, или в висок. Это был бы конец. Мне сегодня повезло, если вообще так можно сказать, учитывая всё произошедшее.
Глядя на его веснушчатое лицо, на волосы цвета соломы, Грыжа впервые за долгие годы ощутила что-то вроде материнского чувства. И ей от этого стало не по себе. Куда подевались равнодушие и цинизм, которые, точно щит, оберегали ей от подобных эмоций? Проклятая трезвость!
– То, что произошло, – вздохнул Куннар. – В этой ситуации есть свой плюс. Люди начнут говорить, что Бог не позволил мне умереть. Слухи быстро расползутся, добавятся новые подробности. Это пойдёт на пользу Церкви. Хороший пиар. Хотя я предпочёл бы избежать подобной рекламы. Но теперь уж ничего не поделаешь, что случилось, то случилось. А раз так, лучше глядеть на всё это позитивно, верно?
– Верно, – согласилась Грыжа. – А этот Юдин… Он из тех врагов Грозы, о которых ты рассказывал?
– Нет, я бы это почувствовал, поверь, – без тени сомнения ответил Куннар. – Этот Юдин просто ненормальный, психически больной человек. Я всегда опасался, что рано или поздно на меня совершат покушение, потому и распорядился, чтобы всех, кто выходит на сцену, обыскивали. Но некоторые, как выяснилось, плохо выполняют свои обязанности. И их ждёт наказание. Мне страшно, Галина, и только тебе я могу в этом признаться. Что если ещё кто-то захочет меня убить? Что если в следующий раз меня ударят ножом в голову? Я ведь не бессмертный.