– Пойдём, я покажу, где жила всё прошлое лето. Там и переночуем.
– Хорошая мысль, – одобрил Илья.
По пути в лесную деревушку они собирали хворост и на месте были уже когда совсем стемнело. Костёр разожгли на берегу пруда. Поужинали бутербродами, попили чай из термоса.
Ветер стих, облака уплыли к горизонту, открыв чёрную небесную даль с россыпью звёзд. Маша подумала, что дядя Андрей ошибся в своём предсказании. Завтра будет хорошая ясная погода.
Илья разворошил веткой угли в костре.
– Хочу тебе кое-что рассказать, Маша, – он произнёс эти слова как-то обречённо. – Мы вчера вечером с Даной это обсудили и решили, что ты имеешь право знать…
Маша напряглась. Она почувствовала, что ей не слишком понравится услышанное.
– Дана была беременна, – продолжал Илья. – Мы ждали ребёнка. Но однажды один подлец избил Дану и… ребёнок погиб, а врачи сказали, что она больше не сможет забеременеть. Я отыскал этого урода и… убил его. Не стану говорить как, но это было жестоко. И если бы у меня был выбор, я сделал бы это ещё раз. Я убийца, Машка, причём не раскаявшийся. Ты должна знать, кто я такой.
Маша поглядела на звёздное небо. После долгой паузы, произнесла:
– Я бы тоже за такое убила бы. Ты всё правильно сделал. И спасибо, что всё это рассказал.
– Правда – за правду, – прошептал Илья.
Маша действительно была ему благодарна. Она понимала: поведав ей страшную семейную тайну, он сделал сложнейший для себя выбор. Но ведь решился же! Кому, как не ей, было знать, насколько это тяжело – словно стоишь на краю пропасти. Илья ведь боялся, что она его осудит. Наверняка боялся. Откуда ему знать, что сегодня его приёмная дочка сама едва не стала убийцей, причём тринадцати человек. Да она последняя, кто осудит его!
Они оба глядели на пламя костра. Маша решила, что сегодня хорошая ночь не только для откровений, но и для планов на будущее.
– Я хочу помогать, – заявила она.
– В смысле? – не понял Илья.
– Помнишь тех двух женщин из секты, которые к нам приходили? Я тогда подслушала нечаянно ваш с Даной разговор…
Она наморщила нос из-за того, что вставила это «нечаянно». Соврала ведь.
– Вернее, я специально подслушала. Хотелось знать, о чём вы разговариваете, когда меня нет рядом. Ты говорил о жене и дочке дяди Андрея. И о тех восьми работниках на мебельной фабрике…
– Их уже одиннадцать, – вздохнул Илья. – Со времени того разговора число сектантов прибавилось.
– Я могу помочь. Я хочу помочь. И мне это будет несложно сделать. Использую дар Луны, и эти люди уйдут из секты, вернутся в свои семьи. Не просто уйдут, но и других станут уговаривать не вступать в секту. Это ведь будет просто отлично! Я много об этом думала.
Илья поднялся, подошёл к пруду, присел и плеснул себе водой в лицо. Маша волновалась: одобрит ли он её идею? А если нет, станет ли она действовать без его согласия?
– Это опасно, Машка, – заявил Илья, вернувшись к костру. – Кое-кому такое точно не понравится. Например, лидеру секты, властям города, которые давно уже куплены с потрохами.
– Никто не узнает, – заговорщицки произнесла Маша. – Я буду очень осторожна.
– Если уж на то пошло, то не «ты» будешь осторожна, а «мы».
– Так ты согласен?
– Я этого не говорил, – голос Илья стал строгим. – Неправильно всё это. Ты ещё ребёнок, я за тебя боюсь. Неправильно… Но и мы с тобой не совсем правильные, верно? Услышал бы кто-нибудь посторонний наш разговор, сказал бы, что мы с тобой парочка психов. Или подумал бы, что мы в какую-то непонятную игру играем.
– Ты согласен? – с нажимом повторила Маша.
Он поглядел на неё устало.
– Я недавно видел дочку Андрея. Ей семнадцать, кажется, но у неё такая недетская ненависть в глазах, словно все вокруг для неё враги. И на отца она так смотрит. Знаешь, что он задумал? Собирается жену и дочку насильно отвезти на дачу и в подвале запереть. Надеется, что, посидев в изоляции месяц-другой, из них вся блажь выйдет. Совсем отчаялся, бедолага. Это он на людях держится, сама видела, а когда один… Он мне сознался, что недавно рыдал, как последний слюнтяй. У него ведь была отличная семья, всё было хорошо, и тут такое… Жена и дочка стали, как зомби из фильмов Ромеро. Разве что людей не жрут. Боюсь, если он их запрёт в подвале, всё станет только хуже. Совсем умом тронутся. Это, возможно, с наркоманами сработало бы, но не с ними.
Илья подбросил веток в костёр.
– Я слышал, некоторые из тех, кто отдал в секту все свои сбережения и кому больше нечего отдать, кровь сдают за деньги. Вот уже до чего дошло. Не удивлюсь, если кто-то и почки свои продаёт, – он помолчал, словно собираясь с духом, а когда заговорил, в голосе его прозвучали решительные нотки: – Хочу ли я всё это остановить? Ещё как хочу! Я родился и вырос в этом городе. Раньше шёл по улице, встречал прохожих и узнавал каждого. За годы все примелькались. А теперь гляжу на тех же людей, но некоторые из них уже чужие какие-то, словно пришельцы с другой планеты. И их с каждым днём всё больше. Как-то учительницу свою встретил по русскому языку. Она всегда была матёрой такой коммунисткой. Нам, детям, внушала, что любая религия – это зло. А теперь нате, пожалуйста, брошюры сектанские возле Дома культуры раздаёт. Старуха уже дряхлая, ходит с трудом, а всё туда же.
Маша ждала ответа. Илья ухмыльнулся.
– Да, я согласен. Хреновый, должно быть, из меня отец, раз соглашаюсь на такое.
– Ты лучший отец на свете, – улыбнулась Маша.
Он взял термос, налил в кружку остывший чай и сделал пару глотков.
– Мы сначала поговорим с Андреем, – тон его голоса стал деловым. – Убедим, что есть выход получше, чем заточение жены и дочери в подвале. Хотя, и убеждать, наверное, не придётся. Он ведь видел, что ты сделала с теми деревенскими пьяницами. Используешь свой дар на его дочери сначала, а там посмотрим. Не будем загадывать.
– Ты думаешь, я могу не справиться?
– Я не знаю, Машка. Не знаю, – Илья покачал головой. – Эти сектанты… Просто не представляю, что в их башках творится. Может, у них там стена, которую даже тебе не прошибить.
– Я справлюсь! – уверенно заявила Маша.
Она испытывала мощный прилив воодушевления. Ей хотелось действовать. В жизни появилась ясная цель, и этот факт возбуждал чувство собственной значимости. Маша подумала, что она теперь будет не просто девочкой с удивительными способностями, а девочкой с удивительными способностями, которая приносит пользу.
Со стороны деревенских развалин донеслось «мяу». В темноте вспыхнула и погасла пара изумрудных глаз. Маша улыбнулась.
– Там, что, кошка? – удивился Илья.
– Это Мурка, – ответила Маша. – Я о ней рассказывала.
Она рассудила, что и Мертвец, наверное, где-то неподалёку. Почему не подходит? Не желает, чтобы Илья его видел? Ну, не желает и ладно. За последние месяцы Маша несколько раз с ним встречалась – в лесу, тайком. А чувствовала его присутствие она часто. Он ведь обещал быть рядом и слово своё держал.
Из темноты вышла Мурка – хвост трубой, усы, как струны. Мурлыкая, она подошла к Маше, потёрлась спинкой о её коленку и примостилась возле ног.
– Ну, здравствуй. Я соскучилась, – Маша погладила её по шёрстке.
– Красивая, – улыбнулся Илья. – Ты говорила, что она мёртвая, но что-то на мёртвую она совсем не похожа. А может, домой её заберём?
Маша засмеялась, представив кислое лицо Мертвеца.
– Нет, её хозяину это совсем не понравится, – ей вдруг в голову пришла отличная мысль: – Илья, а можно как-то разузнать об одном художнике? Имени я не знаю, но он был знаменит, а года три назад он погиб во время пожара. В дыму задохнулся. Мне бы хотелось его имя узнать. И картины его хочется увидеть.
Илья дёрнул плечами.
– Да без проблем. Если он был хотя бы немного известен, то информацию о нём я найду без труда. Не каждый день, знаешь ли, художники в пожарах погибают.
Маша с довольным видом поглядела в темноту. «Скоро я узнаю твоё имя, Мертвец», – подумала она.
Вот уже вторую ночь Грыже не спалось. Муторно как-то было, тревожно. Холодок частенько по спине пробегал, кожа покрывалась «гусиной кожей». А ещё эта девчонка, чёрт бы её побрал. Грыжа закрывала глаза, и вот она, Машка, как живая. Образ девки так и лез в голову. С чего бы? Может, это наказание Грозы? Было ведь за что наказывать – столько времени прошло, а так и не решилась отправиться к Грозе, и чем дальше, тем труднее было принять такое решение. Но почему сейчас? Ещё два дня назад всё хорошо было. А может, это предчувствие чего-то поганого? Может, проблемы какие-то зреют?
Грыжа ворочалась в кровати, поднималась, курила в открытое окно, снова ложилась. Она знала, что поможет ей успокоиться. Грамм двести водки, и никаких больше тревог. Универсальное лекарство. Вот только на двухстах граммах она ведь не остановится, можно даже не надеяться. Сорвётся в запой. Куннару и Грозе это совсем не понравится. Нет, уж лучше перетерпеть. Может быть уже завтра муторное состояние пройдёт.
Она постаралась думать о хорошем, о своём особом положении в Церкви Прозрения. Под её начальством теперь было три десятка крепких мужиков, эдакий отряд специального назначения. Эти люди не только следили за безопасностью чудотворца, но и выполняли особые поручения. К примеру, недавно они спалили городской молебный дом. Местный батюшка начал слишком громко тявкать на Церковь Прозрения и лично на Куннара. Ведь надо же, что удумал, гнида! Заявил, что целительные способности чудотворца от дьявола. Конечно, он не слишком-то исказил истину, но ему стоило бы помалкивать в тряпочку. Молчание, как говорится, золото. А теперь позолота купола его храма превратилась в чёрные струпья. А хорошо всё-таки молебный дом горел! Глядя, как весело огонь пожирает строение, Грыжа вспомнила тот случай, когда священник ей сказал, что пути господни неисповедимы. Вспомнила и расхохоталась. В тот момент эти слова ей показались самой смешной шуткой на свете.