Щёлкнул замок, открылась дверь. Женщина по ту сторону порога жестом пригласила войти.
Андрея прошиб пот. На Машу он глядел с мистическим страхом, видя в ней сейчас не маленькую девочку, а грозную колдунью, от которой непонятно чего ожидать.
Медсестра проводила их в кабинет дежурного врача и Маша так же с лёгкостью подавила его волю. А потом они отправились в реанимационный зал.
Машу начало трясти, когда она увидела Дану. Появилась абсурдная мысль, что всё это какой-то чудовищный обман. Женщина на койке походила на сломанную куклу. Голова забинтована, во рту какая-то прозрачная трубка, к руке и шее прикреплены провода, которые тянулись к непонятным аппаратам. Неужели это та, кто читала вслух сказки? Та, кто каждый вечер желала прекрасных снов и готовила вкуснейшие пирожные? Та, у кого был самый чудесный смех в мире? Неужели это Дана? Маше хотелось отвести взгляд, зажмуриться – если чего-то не видеть, то этого как будто и нет, – однако она смотрела, изнывая от скорбного зрелища. Ей стало ясно: кома вовсе не гнилая старуха, не то, что рисовало глупое воображение. Кома – белые стены, люминесцентные лампы под потолком, запах лекарств, холодная тишина. Гнилая старуха была понятней, стерильная реальность – страшнее. Эта реальность походила на последнюю остановку, за которой начиналась бессмысленная пустота. В палате находилось ещё трое пациентов, изолированных друг от друга подвесными ширмами – те, кто скоро, возможно, отправится в последний путь. «Но Даны среди них не будет! – твёрдо сказала себе Маша. – Нет, нет и нет!» Сама мысль о трагическом исходе была для неё недопустима.
– Она должна выпить моей крови, – обратилась Маша к врачу – мужчине лет тридцати пяти, но уже с сединой на висках.
Находясь под воздействием чар, тот воспринял её слова совершенно спокойно, как лишённый эмоций робот. Он взглянул на медсестру и вместе они подошли к металлическому столику с набором медикаментов и хирургическим инструментарием, выбрали шприц, резиновый жгут, спирт, вату.
– Я возьму кровь из вены, – объяснил врач. – Сядьте на стул.
Маша вспомнила слова Мертвеца: «Возможно, смерть лучше того, что её ждёт». Очень не хотелось верить в это, но сомнение всё же просочилось в сознание. Именно сейчас просочилось. Оно было, как яд. Оно пыталось оставить всё, как есть: пусть Дана уйдёт вслед за Ильёй. Пусть…
– Нет! – неосознанно выкрикнула Маша, из-за чего Андрей поглядел на неё обеспокоенно. – Она будет жить!
Её злило, что Мертвец произнёс те слова и посеял сомнения. Друзья так не поступают, они должны во всём поддерживать! Маша решила при следующей встрече отругать его. А сейчас она поступит так, как должна поступить.
Врач с невозмутимым видом взял у неё кровь, затем отключил аппарат для искусственной вентиляции лёгких. Медсестра вынула из горла Даны трубку, вставила зонд, к которому врач, отсоединив иглу, подсоединил шприц. Медленно, капля за каплей, он выдавил кровь. Когда закончил, они с медсестрой снова включили аппарат для вентиляции лёгких, введя в дыхательные пути Даны интубационную трубку.
– Мы можем для вас ещё что-нибудь сделать? – спросил врач каким-то странным механическим голосом.
– Пока нет, – Маша глядела на Дану в ожидании хоть какой-то реакции. – Можете идти.
Врач и медсестра покинули палату. Андрей вышел в коридор, вернулся со стулом, поставил его возле стены и уселся, устало погрузив лицо в ладони. Маша примостилась рядом на полу, обхватив руками колени. Каждая минута теперь ей казалась вечностью. Тяжёлая ночь. Даже тяжелей той ночи, когда она, мучимая жаждой, сидела на дереве в мёртвом лесу. Ожидание давило на рассудок, но хуже всего были сомнения. Что если ничего не получится? Что если Дана не выживет? Эти подлые мысли невозможно было изгнать из головы.
– Мы с Ильёй постоянно дрались, – заговорил Андрей. – Когда ещё пацанами были. Мы в разных дворах жили, и терпеть друг друга не могли. Сейчас уж и не скажу почему. Наверное, особой причины и не было – так, детская дурость. Вечно с фингаломи ходили, то он, то я. Иногда собирали дворовых пацанов и – стенка на стенку. В те времена это было в порядке вещей. Можно сказать, мы так развлекались. А однажды кое-что случилось… Один психованный урод схватил возле гаражей моего младшего братишку и начал его избивать. Там рядом взрослые были, но прийти на помощь никто из них и не подумал. Илья пришёл на помощь, хотя отлично знал, что это именно мой брат. Брат его врага. Конкретно ему тогда досталось, тот псих был здоровенный, как бык, но братишку моего Илюха от того выродка отбил. С тех пор нашей вражде конец пришёл. Мы даже лучшими друзьями стали. Так ведь в детстве и бывает обычно, лучшими друзьями после вражды становятся. Сколько же раз мы друг друга выручали… Больше, конечно, он меня. Особенно, когда я из армии вернулся. Спиваться я тогда начал, а Илюха меня из этого болота вытащил, потом работу дал. Не знаю, где бы я сейчас был, если бы не он. Сдох бы, наверное.
Андрей открыл глаза и уставился на люминесцентную лампу на потолке.
– Жаль, что вы с Ильёй не рассказали мне о том, чем занимались. Понимаю, старались всё в секрете держать, но… Вас было всего двое против целой секты. Это неправильно. Нужно было довериться друзьям. У Ильи полно друзей. Как говорится, один за всех и все за одного. А теперь осталось только мстить. Нет ничего хуже, когда кроме мести ничего не остаётся. Это означает, что уже ничего не исправить в лучшую сторону.
– Если Грыжа и Куннар умрут, это будет хорошо для всех, – возразила Маша. – Такие, как они, не должны жить.
Андрей не стал спорить. Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.
Дана вдруг встрепенулась на койке, словно через неё прошёл электрический разряд. Дёрнулась ещё раз, выгнулась дугой.
Маша с Андреем поднялись, в их глазах горела тревога. Дана издала утробный звук, больше похожий на звериный рык, резко села на кровати, вытянула интубационную трубку из глотки, сорвала датчики с рук и шеи. Несколько секунд она просто сидела, делая глубокие вдохи-выдохи, а потом руки её взметнулись, согнулись в локтях, пальцы зашевелились. Голова как-то дёргано повернулась вправо, влево.
В палату вбежали врач с медсестрой, они уже собирались устремиться к Дане, но Маша их остановила:
– Нет, нельзя! Оставьте её!
Она была уверена, что сейчас Дану лучше не трогать.
– Андрей произнёс растерянно:
– Что происходит? Так и должно быть?
– Да, – ответила Маша на свой страх и риск.
Ей подумалось, что в данный момент любое «да» было лучше «нет». В конце концов, ведь Дана очнулась, а это уже говорит о том, что сила Луны подействовала. Возможно, конечно, всё не так, как кажется, но… искорка надежды разгоралась, и не хотелось гасить её сомнительным «нет».
Дёргаясь, как марионетка, Дана поднялась с кровати, повернулась на месте, изо рта вырвалось шипение. Сделала шаг в одну сторону, развернулась и пошла в другую. Движения были неестественными, ломаными. Она добралась до стены, упёрлась в неё лбом и застыла, как механическая кукла, у которой кончился завод.
Прошла минута-другая. Врач отключил работающий теперь вхолостую аппарат для искусственной вентиляции лёгких, затем аппарат для наблюдений за жизненными функциями. Андрей немного пришёл в себя, вытер ладонями выступившую на лбу испарину.
Это было жутко, – произнёс он, глядя на Дану. – Но она ведь поднялась. Или я спятил и у меня галлюцинации.
– Она поднялась, – слабым голосом подтвердила Маша.
Андрей смотрел на Дану так, словно опасался, что она вот-вот растворится в воздухе, как мираж.
– Мистика какая-то. Чёрт, сказал себе ничему не удивляться, но, похоже, это просто невозможно. И у меня ощущение, что мы с тобой, Машка, нарушили все мыслимые и немыслимые законы. Но что теперь-то? Она стоит и не двигается.
– Думаю, нужно ещё подождать.
Дану начало трясти и продолжалось это около минуты. Потом она снова застыла, всё так же упираясь забинтованной головой в стену. Выждав какое-то время, Андрей и Маша заняли прежние места – он на стуле, она рядышком на полу. Врач и медсестра покинули палату, но в их лицах теперь было что-то странное: они словно бы понимали, что делают что-то неправильное, преступное, но ничего не могли с собой поделать, и это причиняло им страдание.
Примерно через час Маша задремала. Разбудил её протяжный стон. Это Дана застонала, отстранившись от стены. Она ощупывала свою голову пальцами и теперь её движения выглядели осмысленными, не марионеточными.
Сердце Маши бешено заколотилось. Получилось! Кровь помогла!
– Что это? – сипло произнесла Дана, судорожно пытаясь ногтями содрать бинты с головы. – Что происходит? Снимите! Снимите это!
– Я за врачом! – Андрей выбежал из палаты.
Маша бросилась к Дане, обняла.
– Успокойся. Тише, тише. Ты в больнице…
– Маша? Это ты? Я ничего не вижу! Всё красное. Что происходит? Я в больнице? Почему в больнице?
– Тебе было плохо, Дана. Но теперь всё хорошо, – Маша понимала, что лжёт. Хорошо уже вряд ли будет, по крайней мере, в ближайшее время, но кроме оптимистичной лжи в голову ничего не приходило. Её глаза защипало от слёз. – Ты жива, Дана. Жива!
Дана прижала Машу к себе, повторила дрожащим голосом:
– Жива… Я умирала? Да-да, помню… Меня били. А потом – темнота. Я целую вечность была в темноте, пока не появилась луна. А теперь всё красное.
– Ты видела серебряный лес? Видела рогатую великаншу? – Маша уже не сдерживала слёз.
– Нет, – был удивлённый ответ. – Я видела только красную луну.
Андрей вернулся с врачом.
– Снимите с неё бинты, – велела Маша. – Кажется, они ей больше не нужны.
– Снимите! – выкрикнула Дана нетерпеливо. – Всё чешется, словно муравьи по лицу ползают!
Маша и Андрей подвели её к койке, усадили. Врач выбрал среди инструментария на столике ножницы, срезал бинты. Дана провела ладонью по голове.
– У меня волос нет. Почему нет волос?
– Была операция, – холодным тоном пояснил врач. – Волосы пришлось сбрить.