Альдомаре оказался до тошноты подобострастным сухоньким мужичком неопределенного возраста. Узнав, что меня прислала Франсуаз, он тут же повел меня на конюшню, где стояли в стойлах десятка два лошадок. Я хотел выбрать конягу посмирнее и поспокойнее и присмотрел рыжего мерина с добродушными глазами по кличке Альфред, за которого Альдомаре запросил всего восемьсот дукатов. Но когда вопрос был, казалось, почти решен, стоявшая в соседнем стойле белоснежная лошадь внезапно начала ржать и сердито перебирать ногами.
– Чего это она? – спросил я торговца.
– А, не обращайте внимания, милорд! – махнул рукой торговец. – Это Ариа. Хорошая лошадь, молодая, резвая и выносливая, хоть и помесь – ее мать Арлена была чистокровной альбарабийской кобылой, а отец Иарус имел честь принадлежать к почтенной породе уэссанских гунтеров. Но иногда мне кажется, что в нее вселилась душа моей покойной жены. Своенравная и упрямая до ужаса. Уже полгода не могу ее продать, не подпускает она к себе покупателей, хоть ты тресни. Брыкается, лягается, кусается, как бешеная. Сдать ее на колбасу у меня духу не хватает, но я уже смирился, что продать эту скандалистку мне вряд ли удастся. Так что рано или поздно она окажется на скотобойне. Бросовая кобыла, одни словом.
– Наверное, она ждет принца, – пошутил я.
К моему удивлению, лошадь встретила мою шутку радостным ржанием. Мы с Альдомаре переглянулись.
– Эй, красотка, но я-то не принц, – сказал я, обращаясь к лошади.
Ариа зафыркала, тряхнула роскошной расчесанной гривой и потянулась ко мне мордой из стойла.
– Похоже, вы ей нравитесь, – сказал мне торговец, и я услышал в его голосе удивление.
– Ариа, я тебе нравлюсь? – спросил я у лошади.
Белая коняшка ответила мне радостным ржанием.
– Кажется, я неотразимо действую на женщин, даже если они четвероногие, – сказал я, ласково потрепав Арию по морде. – Я бы купил ее. Но я плохой наездник. И эта лошадь стоит наверняка дороже восьми сотен.
– Милорд, была бы это нормальная лошадь, меньше чем за три тысячи золотых я бы ее даже герцогу Альбано не уступил. Но вам отдам за восемьсот, как договорились за Альфреда, плюс двести полная сбруя и седло, – расщедрился Альдомаре. – А насчет наездника… Давайте оседлаем Арию, и попробуйте прокатиться на ней. Если вы ее заинтересовали, она не будет, как мне кажется, шибко выделываться.
– Хорошая мысль, – сказал я. – Седлайте!
Через четверть часа я уже сидел верхом на белой лошадке по имени Ариа. И что вы думаете? Никакого сравнения с тем ужасом, который я испытал, когда ездил на единороге. Ариа сама без моей просьбы показала мне все виды конского аллюра – пошла сначала ступой, потом шагом, переступом, приструской, затем, убедившись, что я крепко сижу в седле, перешла на рысь, затем на развал, а после показала, что отлично идет иноходью. Альдомаре смотрел на нас во все глаза. После этого Ариа испытала мои навыки верховой езды, перейдя с проезда на перевал, а потом рванулась в галоп. Она словно насмехалась надо мной. Или стремилась показать, какая же она душка и умница. Мы мчались по полю, и Ариа перешла с обычного галопа на карьер, а потом и вовсе понеслась растяжкой, отчего у меня сердце ушло в пятки. Но стоило мне натянуть поводья – и лошадь остановилась, а потом кокетливо, изящным шагом, двинулась к конюшне, у которой нас ждал мэтр Альдомаре.
– Невероятно! – крикнул он. – Глазам своим не верю. Эта лошадь рождена для вас, милорд.
– Я тоже так думаю. Вы на единороге ездили когда-нибудь?
– Не приходилось.
– После единорога эта коняшка – будто «Лексус» после «Лады».
– Что вы сказали?
– Я беру эту лошадь.
Ариа фыркнула и благодарно заржала. Я соскочил с седла, похлопал лошадку по шее, на что она мне ответила шумным выдохом, и полез за деньгами. Вот так я и обзавелся лошадью.
Из Мансее я уехал через день. Конечно, Франсуаз рассчитывала, что я задержусь у нее подольше, но я отговорился тем, что в Лоэле меня ждут важные дела. Через два дня, в субботу утром, я был в столице Авернуа. И первое, что я сделал – отправился в Боевое Братство.
Несмотря на ранний час Руди фон Данциг был занят – мажордом сообщил мне, что у делопроизводителя в кабинете сидят сразу два кандидата на вступления в Братство. Попутно Мальден напомнил мне про катану. Я отговорился тем, что мой гномий меч сломался в схватке, и мне теперь будет просто нечем сражаться, если я отдам ему клинок Такео. Мажордом был расстроен, но уговаривать меня не стал.
Вскоре из кабинета фон Данцига вышли кандидаты – ну очень прикольные ребята. Оба были в старых железных латах, и по этой причине шли медленно и при ходьбе громыхали, как груженный металлоломом самосвал. Я тут же мысленно окрестил их «чугунами». Кроме того, эти двое, по-видимому, были близнецами – оба одного роста, комплекции и на одно лицо. Различить их можно было только по вооружению: у одного был старый длинный меч, а у второго – булава.
– Приветствую, собрат, – сказал мне один из «чугунов», тот, что с мечом, протягивая руку. – Я Джон Сламбо из Лоджа. А этой мой брат Эрик.
– Рад знакомству, – ответил я. – Желаете вступить в Братство?
– Всей душой! – напыщенно ответил Джон Сламбо. – Мы с братом ищем славы и почестей. А еще мы мечтаем прославить нашими подвигами благородную леди Кимберли Бейнзингер из Кардауэлла. Самую прекрасную и добродетельную деву на свете. Или ты так не считаешь, собрат рыцарь?
– О, готов прославлять ее вместе с вами! – воскликнул я: мне совершенно не улыбалась перспектива терять время на разборки с этими чудиками. – Истинно, леди Кимберли образец красоты и благородства.
– Ты знаешь ее? – с неожиданными подозрением осведомился «чугун».
– Эту великолепную блондинку с потрясающей фигурой? Много слышал о ней в родном Хирне, – тут же ответил я.
– И от кого, если позволено спросить?
– От других рыцарей. Возможно, мы говорим об одной леди, не так ли?
Лицо «чугуна» приобрело прокисшее выражение. Видимо, парень даже представить не мог, что они с братом единственные, кому пришло в голову прославлять по миру красоту леди Кимберли. Я не стал вдаваться в подробности и поднялся к фон Данцигу в кабинет. Делопроизводитель прочел донесение из Балка и тут же поздравил меня с прохождением первого испытания.
– До тебя тут уже Вандайн побывал и весьма лестно о тебе говорил, – заметил попутно фон Данциг. – Сказал, что боец ты, может, и неважный, но отваги тебе не занимать.
Неважный боец? Я чуть не задохнулся от ярости, но все же взял себя в руки. И вместо того, чтобы рассказать, что из себя представляет этот урод Вандайн, я выдал ответный комплимент. Похвалил мужество Вандайна, а главное – сообразительность его помощницы-блондинки.
– Короче, первое испытание ты прошел, – сообщил мне фон Данциг. – Готов ко второму?
– Всегда готов.
– Это хорошо. У нас лежит заявка от одного негоцианта из Ло-де-Мало. У него какая-то проблема на складах товаров. Отправляйся туда и реши вопрос.
– А Вандайн?
– Он тоже получил задание. Но в другом месте.
– Хорошо, отдохну немного и займусь вашим негоциантом.
– Желаю успеха.
Когда я вернулся в холл, «чугунов» уже не было. Бертье Мальден посмотрел на меня умоляющими глазами, но о катане больше не заикался. Я помахал ему рукой и вышел из здания Братства. Теперь мне предстоял разговор с трактирщиком из «Пьяного студента».
Глава двенадцатая.Эльф-рок
От этой музыки я конкретно завис
Трактирщика звали Барнабо. Он встретил меня довольной ухмылкой, как будто старого приятеля.
– Как прошла поездка на саграморскую границу? – осведомился он.
– Нормально, – бросил я сквозь зубы. Мне совсем не хотелось, чтобы этот тип считал меня своим приятелем. – По всем параметрам рулезная получилась поездочка.
– Хочешь что-нибудь мне сказать?
– Вообще-то мне больше всего на свете хочется зарядить тебе в табло. Но Мастер просил меня быть с тобой ласковым. Постараюсь, хотя это будет очень трудно.
– В чем же дело? – Барнабо вытер полотенцем пивной стакан и поставил передо мной на стойку. – Если хочешь, заряди. Только я ведь с процентами верну. За мной не заржавеет.
– Это ты сдал меня и Марику Мастеру.
– Ничего личного, парень. Работа есть работа.
– Что ты знаешь о Марике?
– То же, что и ты. Или Мастер тебе не говорил, что бывает с проминжами, которые летят с катушек и не выполняют задания?
– Марика не сумасшедшая.
– Мастеру виднее. И его аниматорам тоже. Давай не будем обсуждать действия начальства, парень. Неблагодарное это занятие. Лучше выпьем.
– С утра не пью. Что такое Кубикулум Магисториум?
– Исследовательский центр Большого Круга магов. Находится в паре миль от имперской столицы. Думаешь освободить девку? Не выйдет. Сам попадешь на трансформацию.
– Я хочу узнать, что с Марикой.
– У любой информации есть цена. Маги – живые люди, денежки любят не меньше нас, необразованных.
– Сколько?
– Двести дукатов.
– Договорились. У тебя есть бумага и перо?
– У меня все есть. Хочешь накропать любовное послание?
– Да, поэму в терцинах. Так как насчет бумаги?
– Момент, – Барнабо полез в свою конторку и с самым невозмутимым видом поставил на стойку чернильницу с пером, а потом положил передо мной листок бумаги. – Но полсотни дукатов придется доплатить.
– Я доплачу еще сто, если ты разузнаешь о Марике поподробнее.
– Не вопрос. Пиши свою поэму.
Я взял перо и задумался. Что писать? Девчонке сейчас очень нелегко, это я понимал. Как мне ее подбодрить? Длинные серенады совсем ни к чему. И я написал всего одну фразу:
Я тебя люблю
Текст был словно написан кровью – в чернильнице был алый вермильон.[1] Сложив листок, я протянул его Барнабо.
– Ты ведь не только за этим ко мне пришел, верно? – спросил трактирщик, забрав записку.