На самом деле сейчас мы знаем, что зрительные системы нашего мозга получают гораздо больше сигналов от других областей мозга, чем от глаз.
Такой большой вклад хранящихся в мозге знаний в восприятие соотносится с недавно обнаруженной интенсивностью нисходящих связей в анатомии мозга. Примерно 80 % волокон, поступающих к передаточной станции латерального коленчатого тела, поступает вниз из коры головного мозга, и лишь 20 % – от сетчатки.
Предположительно, эти сигналы от остальных частей мозга выдвигают предположения для зрительной системы, какие черты распознавать или какого рода объекты могут встретиться в поле зрения. Таким образом, как только вы догадываетесь, что находитесь на кухне, вы с большей вероятностью начнете распознавать предметы как чашки или блюдца.
Все это означает, что более высокие уровни мозга никогда не воспринимают визуальную сцену как собрание пигментных пятен. Вместо этого ваши Описатели пространства представят арку из конструктора в более крупномасштабных терминах – например, так: «горизонтальный брусок лежит сверху на двух поставленных вертикально».
Без использования подобных высокоуровневых описаний правила реакций редко будут иметь практическое применение, и для того чтобы «Строитель» использовал визуальные подсказки, мы должны снабдить его знанием о том, что может означать его сенсорная информация. В данном случае область, которую должен был воспринять «Строитель», состояла в основном из прямоугольных брусков – и это знание привело к удивительным результатам: одна из программ «Строителя» часто могла распознать все бруски, находящиеся в определенной области, лишь по контуру или силуэту! У него получилось это сделать благодаря серии следующих предположений:
Как только программа различила внешние грани, она вообразила остальные части брусков, которые они очерчивали, и использовала эти догадки для поиска новых подсказок, снова и снова перемещаясь вверх-вниз по шести разным уровням визуальной обработки. Программа зачастую даже показывала лучшие результаты, чем исследователи, которые ее создали[52].
Мы также снабдили «Строителя» дополнительными знаниями о самых распространенных «значениях» углов и граней. Например, предположим, что программа находит грани таким образом:
Тогда «Строитель» предположит, что они все принадлежат одному бруску, и начнет искать другой объект, который, возможно, загораживает оставшуюся часть бруска[53].
Таким образом, наши системы низшего уровня, возможно, начинают с распознавания отдельных обрывков и фрагментов, но затем мы используем «контекст», чтобы догадаться об их значении, – и после этого пытаемся подтвердить догадки, используя другие виды обработки информации. Другими словами, мы «у-знаем» вещи с помощью «у-поминания» о знакомых предметах, которые могут встать на место отсутствующих фрагментов. Но нам все еще не хватает знаний о том, как наши высокоуровневые ожидания влияют на то, какие черты распознают системы низшего уровня.
5.8. Представление воображаемых сцен
Реальность оставляет большой простор для воображения.
Любой может распознать арку, составленную из прямоугольных брусков. Но мы также можем представить себе, как она будет выглядеть, если мы заменим верхнюю фигурку треугольной. Как у машины или у мозга получается «воображать» отсутствующие в поле зрения вещи?
В данном случае может показаться, что воображаемые нами сцены имеют схожую суть со зрительными образами – то есть состоят из большого количества отдельных точек. Однако я подозреваю, что это иллюзия, потому что подобные внутренние образы не ведут себя так же, как картинки. Более вероятно, что мы воображаем подобные сцены, вмешиваясь в более высокие уровни репрезентаций, которые мы описывали в предыдущем разделе:
Изменения на самых низких уровнях. В принципе, мы могли бы создать новый образ, изменив каждую точку в изначальной картинке. Для этого потребуется огромное количество вычислений и, если вы захотите изменить угол зрения, придется заново рассчитывать все изображение. Но чтобы произвести такие изменения, сначала понадобятся высокоуровневые репрезентации того, что эти новые образы должны изображать, – однако если эти описания высокого уровня смогут ответить на ваши вопросы, вам не нужно будет рассчитывать изображения!
Изменения на средних уровнях. Поэтому вместо внесения изменений в саму картинку можно изменить сегменты описаний высокого уровня. Например, на уровне Обнаружителей областей мы можем заменить название передней поверхности верхнего бруска с «прямоугольной» на «треугольную». Однако это вызовет проблемы на других уровнях, ведь грани треугольника не стыкуются нормально с гранями прямоугольных форм.
Читатель:Когда я пытаюсь вообразить треугольник, я «вижу» три его линии как размытые полоски, концы которых не встречаются. Стоит мне попытаться исправить это, «подтолкнув» линию, она начинает двигаться с постоянной скоростью, которую я не могу изменить – и не могу заставить ее остановиться. При этом, странным образом, далеко она не сдвигается.
Этот человек пытается изменить описание, но не может сохранить отношения между его частями. Когда вы вносите корректировку во внутреннюю репрезентацию, она может потерять свое постоянство. Настоящий объект неспособен двигаться с двумя скоростями одновременно, а также иметь две линии, которые встречаются и в то же время не встречаются. Однако у воображаемых объектов таких ограничений нет.
Изменения на высших семантических уровнях. Иногда можно избежать подобных проблем, если подменить целый объект на более высоком уровне. Например, вы можете представить себе, что заменили верхушку арки, просто поменяв название формы с «прямоугольной» на «треугольную», – если представите эти структуры с помощью подобных схем, описывающих отношения между их частями:
Размышления об изменении верха арки
Раздел 8.7 подробнее расскажет о подобных репрезентациях, которые иногда называются «семантическими сетями». Подумайте только, как эффективно можно описывать объекты в терминах таких сетей! Чтобы внести подобное изменение на уровне изображения, вам бы понадобилось менять огромное количество пикселей – отдельных точек, из которых изображение состоит. В то время как, если вы работаете на лингвистическом или другом символическом уровне, вам понадобится всего лишь изменить одно слово или символ. Изменение на ранней стадии затронет так много маленьких деталей, что будет сложно изменить любую часть образа. Однако на высших «семантических» уровнях совершить важное изменение очень просто, так как, например, когда вы описываете «лежащий брусок, поддерживаемый двумя вертикальными», вам не нужно упоминать угол зрения смотрящего и даже говорить, какие части сцены находятся на виду. Таким образом, ко всем этим разным ракурсам можно будет применить одно и то же описание:
Шесть разных ракурсов одного и того же объекта
Если мы заменим слово «объект» на «брусок», та же самая сеть также сможет описать другие структуры, вроде этих:
Это иллюстрирует мощь и эффективность использования более абстрактных описаний высокого уровня. В данном случае одно слово стоит тысячи картинок! В повседневном языке слово «абстрактный» иногда используется в значении «сложный для понимания», но здесь оно имеет практически противоположный смысл: абстрактные описания проще, потому что они отсекают ненужные детали.
Все это позволяет предположить, что мы можем воображать на разных уровнях в любой плоскости реальности. Возможно, некоторые шеф-повара воображают новые текстуры и вкусы, меняя свои сенсорные состояния низшего уровня, а некоторые композиторы делают то же самое с нотами и тембром, но те же самые творцы могут достигнуть еще лучшего эффекта, избирательно производя меньшие изменения на более высоких уровнях.
Мне кажется, этот вопрос настолько важен, что психологам нужен термин для описания этих различных уровней, на которых люди конструируют искусственные восприятия у себя в голове, и для этого я изобрел слово «симул» (как комбинацию «стимула» и «симулирования»). Например, в разделе 3.8 я описал, как использовал симул профессора Челленджера, чтобы рассердиться и не заснуть. Чтобы достичь результата, можно попробовать воспроизвести все детали подобной сцены, но на самом деле оказалось достаточно использовать высокоуровневую абстракцию и вообразить презрительную усмешку на губах моего соперника, не воссоздавая никаких других низкоуровневых деталей этого воображаемого симула.
Театральный критик:Я прекрасно помню свои ощущения от посещения одного спектакля, но не могу вспомнить ни одной детали той чудовищной пьесы.
Визуализатор:Когда я думаю о своей кошке, ее образ настолько подробен, что я могу разглядеть каждую шерстинку. Ведь должны же быть преимущества в создании более реалистичных, воссоздающих картину образов?[54]
Возможно, когда вы только начинаете воображать кошку, ее поверхность представляет собой просто «меховую текстуру», и лишь «наведя фокус» на этот образ, вы добавляете к своей мысленной репрезентации все больше деталей. Однако это может происходить так быстро, что вам будет казаться, будто вы все подробности увидели одновременно. Это может быть примером иллюзии, описанной нами в главе четвертой.
Иллюзия имманентности:Когда на ваши вопросы отвечают до того, как вы их задаете, вам может показаться, что вы изначально располагали ответами.