В юности нам бывает сложно подавить подобные внешние выражения, но постепенно мы учимся контролировать большинство из них – по крайней мере в какой-то степени, поэтому наши соседи не всегда понимают, что мы чувствуем.
Ученик:Если подобные физические симптомы не являются неотъемлемой частью эмоций, тогда как же мы можем отличать эмоции от других способов думать?
У нас есть много имен для эмоциональных состояний, в то время как большинство других наших способов мышления (как, например, тех, которые описаны в разделе 7.4) вообще не имеют широко используемых названий – возможно, потому что мы так и не разработали подходящих методов их классификации. Однако вот один древний, но все еще полезный способ отличать те психические состояния, которые мы обычно описываем как эмоциональные:
Аристотель b:Эмоции – это чувства, которые настолько меняют людей, что влияют на их суждения; также они сопряжены с болью или удовольствием.
В современной версии этого определения некоторые психологи говорят о «валентности», которая характеризует степень, в которой отношение человека к чему-либо является в общем положительным или отрицательным [Ортони, 1988]. Существует еще одна популярная теория, которая рассматривает эмоции и мысли как комплементарные. Примерно так же, как цвет и форма объекта могут меняться независимо друг от друга, мы можем представлять, что каждый предмет (или идея) имеет какие-то нейтральные характеристики, которые определенным образом «окрашиваются» дополнительными свойствами и делают его привлекательным, будоражащим или желанным – в противовес отвратительному, скучному или отталкивающему.
В более общем смысле наш язык и мысли окрашены противопоставлениями вроде «отрицательный – положительный» и «рациональный – эмоциональный». Подобные пары полезны в повседневной жизни, и сложно представить, как их можно было бы заменить, – точно так же мы не можем отказаться от мысли, что солнце садится и встает, хоть и знаем прекрасно, что на самом деле это происходит из-за вращения Земли.
В частности, преувеличение роли тела в эмоциях может привести к серьезным ошибкам восприятия. Сосредоточен ли талант пианиста в его пальцах? Видят ли художники талантливыми глазами? Нет: нет никаких доказательств того, что какие-то из этих частей тела могут самостоятельно думать; всем управляет исключительно мозг, как мы можем убедиться на примере таких людей, как Стивен Хокинг и Кристофер Рив.
7.7. Бессознательные процессы Пуанкаре
Пламя, что в сердце горит,
По желанию трудно зажечь,
То буря, то штиль царит
В загадочной нашей душе.
Но мысли, что нам приходят
Порою в часы озаренья,
Кто мудр, до ума доводит
В унынья и скуки мгновенья.
Иногда вы целыми часами или днями работаете над какой-то проблемой, как Джоан над своим отчетом.
Джоан уже несколько дней размышляет над отчетом, но пока не придумала достаточно хорошего плана. Чувствуя разочарование, она откладывает мысли об отчете в сторону… Но тут «ей в голову приходит» новая идея.
Но действительно ли Джоан «отложила в сторону» свои мысли – или они просто переместились в другие части ее разума? Вот как один великий математик описывает подобный опыт:
Пуанкаре, 1913:Каждый день я садился за рабочий стол, проводил за ним час или два, исследуя большое число комбинаций, и не приходил ни к какому результату[93].
Большинство людей испытали бы разочарование, но Пуанкаре был настроен решительно:
Однажды вечером, вопреки своей привычке, я выпил черного кофе; я не мог заснуть; идеи теснились, я чувствовал, как они сталкиваются, пока две из них не соединились, чтобы образовать устойчивую комбинацию. К утру… мне оставалось лишь записать результаты, что заняло только несколько часов.
Затем он описывает еще одно событие, в котором его мышление кажется гораздо менее сознательным:
Перипетии этого путешествия заставили меня забыть о моей работе. Прибыв в Кутанс, мы сели в омнибус для какой-то прогулки; в момент, когда я встал на подножку, мне пришла в голову идея, без всяких, казалось бы, предшествовавших раздумий с моей стороны… я тотчас же продолжил начатый разговор, но я уже имел полную уверенность в правильности сделанного открытия.
Это позволяет предположить, что работа все еще продолжалась, но в скрытом виде, «на задворках сознания», пока неожиданно, словно «гром среди ясного неба», хорошее решение не «пришло в голову» Пуанкаре:
Оставалось, однако, еще одно [укрепление], которое держалось и взятие которого означало бы падение всей крепости. Однако сперва ценой всех моих усилий я добился лишь того, что лучше понял, в чем состоит трудность проблемы, и это уже кое-что значило… [Несколько дней спустя], во время прогулки по бульвару, мне вдруг пришло в голову решение этого трудного вопроса, который меня останавливал… У меня были все элементы, и мне оставалось лишь собрать их и привести в порядок.
В эссе, откуда взяты эти цитаты, Пуанкаре делает вывод, что в процессе совершения открытий он, видимо, использовал метод, который обычно состоял из четырех стадий:
Подготовка: активирование ресурсов, работающих с этим типом проблемы.
Инкубация: генерирование множества потенциальных решений.
Озарение: распознание самого многообещающего.
Проверка: испытание решения на работоспособность.
Первая и последняя из этих ступеней, судя по всему, включают в себя те виды процессов высокого уровня, которые мы охарактеризовали как высокорефлексивные, в то время как инкубация и озарение обычно происходят без осознания. В начале XX века и Зигмунд Фрейд, и Анри Пуанкаре оказались среди первых ученых, сформулировавших теории о «бессознательных» целях и процессах. Пуанкаре предложил более четкие их описания (хоть и в применении исключительно к математике). Вот некоторые из его мыслей об этих четырех ступенях решения сложных задач.
Подготовка: Чтобы подготовиться к решению определенной задачи, надо первым делом «очистить разум» от других целей. Например, забыть о своих проблемах с помощью прогулки или найти более тихое место для работы. Также можно попробовать «сосредоточиться» сознательным усилием, например: «Время сесть и начать составлять план» или «Мне нужно сконцентрироваться на этой задаче». И так как невозможно решить сложную задачу сразу, придется разделить ее на части меньшего размера, чтобы начать обдумывать, какие из них представляют наибольшую важность.
Конечно, это не решит проблему. Вместо этого, как сказал Пуанкаре: «Ценой всех моих усилий я добился лишь того, что лучше понял, в чем состоит трудность проблемы». Тем не менее эта стадия поможет достичь прогресса, потому что до того, как вы начнете что-то решать, вам нужно найти правильные способы репрезентации условий – точно так же, как нужно опознать кусочки пазла, прежде чем его складывать. И пока вы не поймете, как взаимодействуют между собой эти кусочки, вы будете тратить время на составление бессмысленных комбинаций. Как сказал поэт и критик Мэттью Арнольд,
эта творческая сила работает с элементами, с материалами; но что, если эти материалы и элементы не готовы для использования? В таком случае ей, без сомнения, следует подождать, когда они будут готовы [Арнольд, 1865].
Другими словами, слепого метода «проб и ошибок» часто недостаточно – нужно устанавливать ограничения, которые помогут определить подходящие варианты действий.
Инкубация: Как только «бессознательное» оказывается в состоянии готовности, оно начинает рассматривать большое количество комбинаций, ища способы объединить фрагменты так, чтобы они удовлетворили заданным требованиям. Пуанкаре задавался вопросом о том, как именно мы это делаем – посредством очень обширного, но бездумного поиска или более целенаправленно?
Пуанкаре, 1913:Если бесплодные комбинации даже не придут в голову изобретателю… Значит ли это, что подсознание образовало только эти комбинации, интуитивно, догадываясь, что лишь они полезны, или оно образовало и многие другие, которые были лишены интереса и остались неосознанными?
Другими словами, Пуанкаре задается вопросом: насколько избирательны наши бессознательные мысли? Исследуем ли мы огромное количество комбинаций или размышляем над более тонкими деталями, но в меньшем количестве? В любом случае, когда мы находимся в стадии инкубации, нам нужно отключить достаточное количество привычных Критиков, чтобы система не отвергла слишком много гипотез. Однако мы все равно до сих пор почти ничего не знаем о том, как именно наш мозг производит подобный поиск – и почему некоторым людям удается это намного лучше, чем остальным.
Аарон Слоуман, 1992:Самые важные открытия в науке – это не открытия новых законов и теорий, а открытие новых областей возможностей, в которых возможно формирование качественных новых теорий и законов[94].
Озарение: Когда должна заканчиваться инкубация? Пуанкаре предполагает, что она продолжается, пока не формируется некая структура, «элементы которой настолько гармонично расположены, что разум может воспринять их цельность без различения деталей». Но как этот подсознательный процесс распознает, что нашел многообещающую перспективу?
Пуанкаре, 1913: