context box)[98].
Если вы спросите Джоан, о чем она думала во время эпизода, описанного в разделе 7.1, она может упомянуть уборку. Дальнейшие расспросы могут выявить, что она представляла себе несколько изменений, которые собиралась сделать, – и, чтобы иметь возможность переключаться между ними, она должна была уметь хранить и извлекать разные виды структур, которые описывают:
Ее текущую коллекцию деревьев подцелей.
Воспоминания о недавних внешних событиях.
Описания недавних психических действий.
Активные в данный момент фрагменты знаний.
Симуляции, использованные для предсказаний.
Это означает, что контекстная коробка Джоан для «уборки» должна отслеживать различные аспекты этого задания:
Также, конечно, есть и другие темы, которые были у нее «на уме» в течение более длительного периода времени, поэтому ей понадобится удерживать в голове несколько подобных контекстов, и не только на разных уровнях, но и в разных психических плоскостях.
Зачем нужны такие сложные системы для отслеживания контекстов? Нам кажется совершенно естественным, что после того, как мы на что-то кратко отвлеклись (ответили на вопрос или подобрали какой-то предмет, который уронили на пол), мы обычно возвращаемся к предыдущему состоянию, не испытывая необходимости начать все сначала. То же самое происходит, когда мы прерываем сами себя, чтобы достичь какой-то подцели, или выполнить определенное задание, или на какое-то время применить другой способ думать.
Когда мы отвлекаемся ненадолго, это не вызывает больших проблем, потому что бо́льшая часть наших ресурсов остается в активном состоянии. Однако более масштабное изменение может вызвать больше проблем и вылиться в пустую трату времени и замешательство. Так что, по мере разработки все большего количества способов думать, мы также разработали механизмы для более быстрого возвращения к предыдущим контекстам. Рисунок ниже начинает сводить воедино все эти идеи, иллюстрируя систему, в которой существуют сходные структуры для разных уровней и плоскостей.
В повседневной жизни все эти функции работают настолько автоматически, что мы почти этого не замечаем и, если нас спрашивают, как мы это делаем, говорим о «кратковременной памяти». Однако любая хорошая теория, объясняющая принцип работы этих механизмов, должна также отвечать на следующие вопросы.
Как долго хранятся недавние записи и как мы освобождаем место для новых? На этот вопрос должно быть больше одного ответа, потому что разные части мозга должны работать в какой-то степени по-разному. Некоторые воспоминания могут быть постоянными, а другие – быстро исчезать, если только их не получится «освежить». Также какие-то записи сотрутся, если их хранить в «месте» с ограниченным объемом, потому что каждая новая будет заменять одну из тех, что там уже находились. Одна из причин, по которой современные компьютеры так быстро работают, заключается в том, что каждый раз, когда информация создается или снова извлекается, она сначала хранится в «кэше» – месте, специально разработанном для особо быстрого доступа к этой информации. Затем, каждый раз когда кэш переполняется, самые старые записи в нем стираются – после их копирования в более постоянные места хранения, имеющие больший объем.
Как некоторые воспоминания превращаются в постоянные? Есть свидетельства, что превращение кратковременных воспоминаний в долговременные занимает от нескольких часов до нескольких дней. Большинство предыдущих теорий подразумевало, что записи становятся более долгосрочными благодаря частым повторениям.
Однако мне кажется более вероятным, что новые воспоминания недолгое время хранятся в месте, похожем на компьютерный кэш, а затем постепенно в других областях нашего мозга создаются более постоянные версии (см. раздел 8.4).
В любом случае некоторые воспоминания, судя по всему, хранятся всю жизнь. Однако это может быть иллюзией, потому что, возможно, их требуется время от времени «освежать». Таким образом, когда вы воссоздаете в уме воспоминание о детстве, у вас часто появляется ощущение, что вы какое-то время назад уже вспоминали об этом, поэтому сложно сказать, что именно вы извлекаете сейчас – оригинальную запись или более позднюю ее копию. Что еще хуже, сейчас имеются убедительные доказательства того, что эти записи могут меняться в то самое время, как вы их «освежаете»[99].
Как мы извлекаем старые воспоминания? Мы все знаем, что наши воспоминания часто нас подводят – как в случае, когда мы пытаемся вспомнить какие-то важные детали, но обнаруживаем, что записи о них уже исчезли – или, во всяком случае, недоступны для извлечения в данный момент. Очевидно, что, если от записи не осталось и следа, бесполезно вести дальнейшие поиски. Тем не менее у нас зачастую получается найти какие-то зацепки, которые мы используем для реконструкции воспоминаний. Вот очень старая теория, объясняющая, как это происходит:
Августин, 397:А когда сама память теряет что-то, как это случается, когда мы забываем и силимся припомнить?.. Разве, однако, оно совсем выпало из памяти и нельзя по удержанной части найти и другую? Разве память не чувствует, что она не может целиком развернуть то, к чему она привыкла как к целому? Ущемленная в привычном, словно охромев, не потребует ли она возвращения недостающего? Если мы видим знакомого или думаем о нем и припоминаем его забытое имя, то любое пришедшее в голову с этим человеком не свяжется, потому что нет привычки мысленно объединять их. Отброшены будут все имена, пока не появится то, на котором и успокоится память, пришедшая в равновесие от привычного ей сведения[100].
Другими словами, как только вы смогли объединить несколько фрагментов, вы сможете реконструировать воспоминания в гораздо большем объеме,
как бы собрать то, что содержала память разбросанно и в беспорядке, и внимательно расставить спрятанное в ней, но заброшенное и раскиданное, расставить так, чтобы оно находилось в самой памяти как бы под рукой и легко появлялось при обычном усилии ума[101].
Августин вскоре перешел к другим вопросам и завершил свое обсуждение сущности памяти печальным вопросом: «Кто же выяснит это в будущем?» Но прошло более тысячи лет, прежде чем в теориях о работе памяти был достигнут значительный прогресс.
Сколько мыслей одновременно может быть в голове? Сколько чувств можно чувствовать одновременно? На сколько разных объектов или идей можно одновременно «обращать внимание»? Сколько контекстов могут быть активными одновременно в вашей контекстной коробке? Сколько умственных усилий вы можете осознавать и в какой степени?
Ответы на эти вопросы зависят от того, что мы подразумеваем под терминами «осознавать» и «внимание». Обычно мы думаем о «внимании» как о положительном явлении и высоко ценим людей, которые могут «концентрироваться» на чем-то определенном, не отвлекаясь на все остальное. Однако «внимание» также можно воспринимать отрицательно: не все наши ресурсы могут одновременно функционировать, поэтому количество тем, на которые можно параллельно размышлять, всегда ограничено. Тем не менее мы можем научиться преодолевать по крайней мере некоторые из этих встроенных ограничений.
В любом случае в высокоуровневом мышлении человек способен поддерживать лишь несколько «цепочек мыслей», прежде чем окончательно запутается. А вот на низших, реакционных уровнях мы осуществляем гораздо большее количество действий. Представьте, что вы расхаживаете по комнате, разговариваете с друзьями – и при этом держите бокал вина[102]:
Ваши ресурсы захвата удерживают бокал.
Ваши системы равновесия не дают жидкости пролиться.
Ваши зрительные системы распознают помехи на пути.
Ваши локомоторные системы позволяют вам огибать эти помехи.
Все это происходит во время движения, и ничто, судя по всему, не требует большого количества размышлений, хотя десятки процессов наверняка задействованы для того, чтобы не дать пролиться жидкости, и сотни – для того, чтобы перемещать ваше тело. При этом очень немногие из этих процессов осознаются вами, пока вы разгуливаете по комнате. Возможно, потому что они действуют в разных сферах (или отдельных участках мозга), ресурсы которых не вступают в противоречие с темой, на которую вы активнее всего «думаете».
Примерно то же самое применимо к языку и речи. Вы редко даже в малейшей степени осознаете, что заставляет вас выдать обычный заурядный ответ на какие-то слова приятеля – или какие идеи вы выбираете для трансляции этого ответа, – и столь же мало понимаете работу процессов, которые группируют слова во фразы, гладко прилегающие одна к другой. Все это кажется таким простым и естественным, что вы не задумываетесь, каким образом ваша контекстная коробка отслеживает, что́ и кому вы уже сказали.
Каким образом ограничивается количество контекстов, которые человек может быстро включить и выключить? Вот одна очень простая теория: каждая контекстная коробка ограничена в размерах, поэтому в ней есть определенное количество места для хранения информации. А вот предположение еще лучше: каждая из хорошо разработанных плоскостей нашего разума требует отдельной контекстной коробки. Таким образом некоторые процессы в каждой из этих плоскостей могут работать сами по себе, не вступая в конфликты, пока им не приходится сражаться за одни и те же ресурсы.
Например, вам легко одновременно идти и говорить, потому что при этом используются совершенно разные наборы ресурсов. Однако гораздо труднее одновременно говорить и писать (или слушать и читать), потому что