Может, это еще одна из тактик ее мучителя – притворяться милым, добрым и разумным, даже когда он творит с тобой отвратительные вещи? Когда боль причиняет человек, который выглядит настолько симпатичным, она казалась гораздо более напряженной и унизительной.
– Да, это было бы в самом деле прискорбно, Зои. Могу я называть тебя «Зои»? «Мисс Эллейн» – это так официально, а ведь мы, кажется, довольно хорошо друг друга узнали, хотя и познакомились совсем недавно.
– Можешь назвать меня «Зои», а я тогда буду звать тебя «бэньтьеншэн де и дуэйжоу».
На этот раз Бук просто отмахнулся от оскорбления.
– Зои, дело вот в чем: мы, служившие в вооруженных силах Альянса, не можем допустить, чтобы ты и тебе подобные нас выслеживали. Мы не заслуживаем подобного обращения. Мы просто выполняли приказ, делали все, чтобы закончить войну как можно быстрее.
– Ага, точно. Какое благородство. И, полагаю, частью всего этого были твои допросы?
– Разумеется. Армия, если она хочет добиться успеха, нуждается в информации о противнике, а быстрее и проще всего ее можно добыть, допрашивая вражеских солдат. Я старался действовать как можно эффективнее и причинять минимальное количество страданий. Иногда, увы, для этого приходилось причинять максимальное количество страданий за кратчайший промежуток времени. Так уж устроен мир. Но с тобой все немного по-другому. У тебя нет нужных мне сведений, и поэтому у меня только одна цель – причинить тебе боль и унизить тебя. Я хочу сделать твои последние часы настолько невыносимыми и ужасными, насколько это возможно. Кстати…
Бук повернулся к своему рабочему столу, который – не случайно – стоял в поле зрения Зои. На столе лежали самые разные острые предметы: с зубцами, с лезвиями, с маленькими встроенными двигателями, длинные и заостренные предметы, устройства, которые уменьшались, устройства, которые увеличивались. Все они потемнели от времени, но было видно, что о них заботятся. Зои представила себе, как он, оставшись наедине, внимательно разглядывает их и с наслаждением вспоминает вопли и крики, которые каждый из этих предметов вызывал у его жертв, как он изобретает новые пытки.
– Ты должна понять, – сказал Мясник из Бейликса, – что отныне твоя жизнь измеряется только болью. Время потеряет для тебя всякий смысл, и останутся лишь периоды мучений, перемежающиеся интервалами для восстановления. Они станут для тебя днями и ночами. Ты будешь рыдать. Ты будешь звать мамочку. Ты опорожнишь свой мочевой пузырь и, возможно, еще и кишечник. Пожалуйста, не стесняйся этого – я к этому привык. Ты будешь мечтать о смерти и умолять, чтобы я тебя убил. Но моя цель состоит не в том, чтобы убить тебя, а наоборот, в том, чтобы как можно дольше сохранить тебе жизнь.
– И если ты думаешь, что в последнюю минуту тебя помилуют, – продолжил он, – то я должен сразу сказать, что этого не произойдет. Никто не знает, где ты, даже твой бывший соратник Малькольм Рейнольдс. Никто понятия не имеет, где находится это здание – за исключением сторонников Альянса, которые доставили тебя сюда, – тех самых людей, которые отобрали у тебя оружие, сорвали с тебя одежду и привязали тебя к этому стулу. Они сидят в коридоре рядом с этой комнатой и слушают, как ты страдаешь. Скорее всего, сейчас они курят и смеются, слушая твои вопли. Быть может, они даже пошло шутят насчет твоей несомненной сексуальной притягательности и обсуждают, что бы они хотели с тобой сделать. Однако они изменят свое мнение о тебе, когда я с тобой закончу. Возможно, я даже позову их сюда, чтобы они полюбовались последними мгновениями твоей жизни. Отвращение, написанное на их лицах, скажет тебе все.
Он выбрал на столе один из инструментов – вещь, похожую одновременно на складной нож и на венчик для сбивания яиц. Зои заметила кнопку включения на корпусе и встроенный в ручку скользящий рычаг.
– Я позабочусь о том, чтобы ты их увидела, – сказал Бук. – Но два глаза для этого тебе не нужны.
Пока он шел к стулу, Зои собрала свою волю в кулак. Больше она ничего не могла сделать. Она оскорбляла Бука, и, если бы хоть одно из оскорблений достигло цели, это хотя бы немного ее утешило, но, к несчастью, вся ругань от него просто отлетала. Зои сомневалась, что у него есть душа, к которой можно воззвать. На этом варианты заканчивались.
Она могла разве что задержать его и отложить этот жуткий момент.
– Как ты стал таким? – спросила Зои.
Бук остановился. Инструмент, похожий на венчик для сбивания яиц, оказался совсем рядом с ее лицом.
– Забавно, – сказал он. – Я всегда думал, что мне суждено принять духовный сан. В детстве и даже в юношестве я не мог представить себе ничего лучше карьеры пастыря. Я чувствовал, что свет Господень силен во мне. Я мечтал творить добрые дела и наставлять в вере других.
– И вот в кого ты превратился. Твой босс – уже не Бог. Ты служишь другому начальнику.
Бук неискренне рассмеялся.
– Война быстро научила меня, что Бог ничего не решает. Справедливый бог никогда не позволил бы галактике рвать себя на части. Он никогда бы не допустил, чтобы брат пошел на брата, сосед против соседа, друг против друга. Если у меня и оставались какие-либо устремления проявить себя на религиозном поприще, они развеялись, когда я увидел людей, которые находились в той же ситуации, что и ты, – тех, кто молился Господу, чтобы он избавил их от моих священнодействий. Стоит ли говорить о том, что их молитвы остались без ответа.
На секунду Бук стал серьезным, почти печальным.
– Ну ладно, Зои, хватит отлынивать от работы, – сказал он. – С тобой очень приятно беседовать и, полагаю, у нас еще будет возможность пообщаться. Приятно иногда сделать перерыв, отдохнуть и собраться с силами.
Краем глаза Зои заметила худую бледную девушку в длинном воздушном платье. Она стояла в углу комнаты, хотя еще секунду назад ее здесь не было. Она появилась словно из ниоткуда.
– Кто… – начала было Зои, но в эту секунду инструмент в руках Мясника завизжал, зажужжал, и началась ослепляющая боль.
Ослепляющая в буквальном смысле слова.
Глава 45
На несколько секунд происходящее настолько потрясло Ривер, что она не могла даже пошевелиться. Зои выглядела ужасно, и дело было не только в ее ранах, но в ее беспомощности. Ривер, конечно, понимала, что это не настоящая Зои, а Зои из сна, но все равно зрелище было отталкивающим.
И то, что ее пытал пастырь Бук, делало все только хуже. Когда чуть раньше он представился Зои Мясником из Бейликса, Ривер ощутила шок, словно от удара в живот, и внутренне содрогнулась.
Еще страшнее было наблюдать за тем, как спокойно и ловко он вонзил свой режущий инструмент в глазницу Зои, за тем, с каким безразличием он отреагировал на жалобные вопли и конвульсии Зои, за тем, как он, слегка приподняв верхнюю губу, умело и ловко крутил и тянул.
Наконец Бук выпрямился. Зои перестала биться и обмякла. На округлом конце инструмента, похожего на венчик для сбивания яиц, находился окровавленный желеобразный шарик. А там, где только что был этот шарик, на лице Зои образовалось углубление, из которого текла кровь.
Бук повернулся к своему столу и положил на него пыточный инструмент.
Только тогда он заметил Ривер.
– А! Похоже, у нас есть свидетель, – сказал он. – Подождите здесь, юная леди. В свое время я вами займусь.
– Ты меня не пугаешь, – ответила Ривер. – Я боялась тебя раньше, когда у тебя были длинные пышные волосы. А теперь они подстрижены. Но я в любом случае с тобой справлюсь.
– Вот как? – Бук взял нож с жутким кривым лезвием, сделанный из цельного куска стали, и двинулся на Ривер. – Полагаю, ты знаешь меня как доброго человека. – Он ткнул большим пальцем в сторону Зои, которая потеряла сознание от боли. – Для тебя я не тот человек, с кем познакомилась Зои, но кто-то другой. Ты никогда бы не подумала, что я могу причинить тебе вред. Но мне кажется, Ривер, ты всегда подозревала, что под обличьем пастыря скрывается что-то более страшное. Я думаю, что Зои – настоящая Зои – тоже это понимала. Пока я находился на борту «Серенити», несколько раз всплывали намеки на мое сомнительное прошлое. Поэтому Зои представила себе меня в качестве вымышленного персонажа по кличке «Мясник из Бейликса». Потому что я – воплощение ее самых главных страхов. Я – ее товарищ, ставший предателем. Я – сурово улыбающееся лицо Альянса. Я – укоренившееся чувство, которое испытывают все, кто прошел всю войну и не получил ни царапины – ощущение того, что им незаслуженно повезло. Я…
– Человек, который слишком много болтает.
Ривер бросилась на Бука и ударила его локтем в живот, а другим отбила его руку, в которой он держал нож. Бук врезался в стол, и тот зашатался. Несколько пыточных инструментов с лязгом полетели на пол.
Ривер продолжала атаковать. Все еще отводя в сторону руку Бука с ножом, она обрушила на него град коротких ударов. Она била его по ребрам, грудине, в живот, не давая ему ни секунды передышки.
Вдруг она услышала смех – негромкий, добродушный. Она подняла взгляд и увидела, как Бук ухмыляется ей. Его глаза сияли.
– Ты не можешь причинить мне вреда, Ривер, – сказал он, покачав головой. – Потому что в глубине души ты этого не хочешь. Для тебя я все еще мудрый, обаятельный пастырь Бук. Ты не в силах об этом забыть и поэтому не представляешь для меня опасности. Делай что хочешь, я все стерплю.
Ривер отступила, задыхаясь. Он прав: настоящий Бук ей нравился и всегда казался ей воплощением мира и надежности. Этот Бук не был тем Буком, но тем не менее он достаточно на него похож. Любовь, которую Ривер испытывала к нему, работала против нее и защищала его, словно доспехи.
Иногда логика сна бывает просто отстойной.
Блеснул нож. Заметив выпад в самый последний момент, Ривер увернулась, и лезвие прошло всего лишь в нескольких миллиметрах от нее.
В ответ она ударила его ногой в колено. Этот удар должен был выбить его коленную чашечку, но Бук просто улыбнулся.