Сент—Ив даже не успел ничего подумать — а дама уже извлекла изо рта крохотную жемчужинку.
— Видите? — торжествующе спросила бельгийка, раскрывая ящик буфета и водворяя жемчужину в жестяную коробку из–под зубного порошка, где поблескивали такие же жемчужинки. — Не люблю, когда добро пропадает!
Эта сцена галльского быта начисто лишила Сент—Ива аппетита. Видя, как официантка придирчиво перебирает раковины в баке, ища следующую жертву, он живо вспомнил трапезы в Бейсуотерском клубе в обществе Парсонса. Подмигнув бельгийке, он отвернулся к окну, наблюдая, как по улицам спешат по своим делам добропорядочные жители Остенде. Не пора ли, думал профессор, им с Хасбро тоже присоединиться к этим людям? В конце концов, дел у них нисколько не меньше.
Кажется, бельгийка была в восторге от посетителя, разделявшего ее гастрономические пристрастия.
— Сегодня здесь был один необычный клиент, — тараторила она, — и, представляете, съел одну только устрицу! И как съел! Проглотил ее целиком! Можете ли вы представить себе нечто подобное?
— Как это целиком? — машинально спросил профессор. — Что, прямо с раковиной?
— Вот в том–то все и дело! Сначала смотрел на нее, словно силился разглядеть сквозь створки качество устрицы — должна вам сказать, месье, у нас самые свежие и отборные устрицы во всем Остенде — а потом запихнул ее в рот, будто шоколадную конфету. И начал жевать. Вот умора, правда? Самое интересное, что он умудрился разгрызть и проглотить ее, а потом принялся было за вторую. Но, к счастью, вовремя спохватился. И выплюнул устрицу. Плюнул прямо на стену, негодяй! Никакого понятия о правилах приличия. Вот, посмотрите, до сих пор мокрое пятно осталось — это я вытирала тряпкой. Потом он вышел на улицу и плюнул у порога…
— Скажите, — поинтересовался Сент—Ив, — он был высок ростом?
— Кто?
— Ну, этот малый, который не умеет правильно есть устрицы. Он высокий? У него, случайно, не было бороды? И не выказывал ли он раздражения?
— Месье, вы будто в воду глядите! Описали того парня удивительно точно. Простите, вы не ясновидящий? Если умеете предсказывать будущее, то я попросила бы…
— Нет–нет! — Сент—Ив поспешно отмел догадки девушки, боясь, что та попросит его отгадать имя будущего мужа или что–нибудь в этом роде. — Скажите, этот чудак зашел в ваше уютное заведение не в компании сутулого господина, почти горбуна?
— А–а–а, — неопределенно протянула бельгийка, с ним был один ужасно неопрятный карлик. Угрюмый, будто смерть. Не знаю, чего они хотели. Кстати, месье, а как насчет вас? Вы расспрашиваете меня уже пятнадцать минут, и за это время не уплатили ни гроша! И никто не зашел к нам — вы распугали всех клиентов! — И бельгийка настороженно оглядела сначала Сент—Ива, а потом Хасбро.
— Простите, во сколько заходили к вам эти люди? — осторожно поинтересовался профессор Ленгдон. — Если не помните точное время, то скажите хотя бы примерно.
— Ну, часа в три… Может, в четыре. А может, и в пять. Или раньше. Признаться, я не смотрела на часы…
— Благодарю, мадемуазель, вы очень нам помогли. Просто не знаю, что мы делали бы без вас! — рассыпался в комплиментах профессор. Вынув руку из кармана, он положил на стойку монету в полкроны. Одарив словоохотливую девушку чарующим взглядом, Сент—Ив направился к выходу, увлекая за собой Хасбро. В правой руке каждый из них нес чемодан, в левой — по пакету с устрицами. Булыжная мостовая влажно поблескивала, но дождь кончился, и ветер разгонял последние тучи. Сент—Ив, испытывая прилив хорошего настроения, углядел пожилого бельгийца в широкополой шляпе и большом не по размеру пальто. Окликнув старика, профессор швырнул ему пакет с уже ненужными моллюсками.
Но его благородный жест не был оценен по достоинству: бельгиец поймал на лету пакет и тут же отправил его в стоявшую на углу урну, после чего одарил Сент—Ива весьма недвусмысленным взглядом. Сент—Ив расхохотался; бельгиец, видя такую странную реакцию на вполне справедливое замечание, заторопился прочь.
… Полчаса спустя Сент—Ив и Хасбро сидели в спальном вагоне поезда, направлявшегося в Амстердам. Во второй столице Нидерландов к поезду должны были прицепить еще несколько вагонов, после чего состав отправлялся через Гамбург в Данию, в портовый город Хъерринг. В Хъерринге они должны были сесть на паром и еще раз переплыть Северное море. Конечным пунктом путешествия была Норвегия.
Покачиваясь на мягком диване купе первого класса, Сент—Ив решил не ложиться спать, чтобы снова посмотреть на комету, которая должна была показаться в небе около полуночи. Но оказалось, что перипетии последних дней не прошли для профессора Ленгдона даром — всю неделю он провел в обсерватории, наблюдая злополучную комету.
Сегодня он просто устал — бесконечные пересадки с одного вида транспорта на другой могут утомить кого угодно. Последнюю точку поставил сытный ужин с коньяком в вагоне–ресторане. Вернувшись в свое купе, Сент—Ив сел у окна, преисполненный намерения не упустить небесную странницу и сегодня. Но проснулся он только наутро. Впрочем, Сент—Ив недолго горевал об упущенной возможности лицезреть комету лишние несколько часов — зато он хорошо отдохнул и ощутил новый прилив сил.
Красоты континентальной Европы, видимые из окна вагона, не мешали профессору быть в курсе нужных ему новостей. Он узнал, что в Осло Харгрив избил до полусмерти тростью человека, осмелившегося по ничтожному поводу сделать ему замечание. В Тронхейме за какие–нибудь два часа до прибытия экспресса, на котором приехали Сент—Ив и Хасбро, Харгрив прямо на улице закатил скандал, опрокинул тележку зеленщика и угрожал "взорвать этот проклятый город к чертовой матери". Нарбондо насилу уговорил полицейского не арестовывать своего сообщника, объяснив, что тот — всего лишь сумасшедший, которого он, профессор Нарбондо, должен как можно скорее доставить в дом умалишенных, что в Нарвике.
Сент—Ив перелистал ворох газет, тщательно фиксируя все нужное. И сейчас, сидя в крошечном здании вокзала с островерхой крышей, профессор нетерпеливо поглядывал на часы. Временами ему казалось, что часы остановились, и тогда он доставал из кармана свои. Но с часами все было в порядке, и поезд прибыл по назначению. Уже сидя в вагоне, профессор Ленгдон вновь занервничал — теперь ему чудилось, что поезд запаздывает с отправлением. Пыхтение паровоза казалось урчанием просыпавшегося вулкана. Хасбро держался молодцом, но от внимания профессора не ускользало беспокойство, то и дело мелькавшее в его глазах. Но поезд вскоре тронулся. Тем не менее Сент—Ив так и не успокоился — он боялся, что старший машинист не понял его просьбы остановиться позади заснеженной тундры неподалеку от горы Хъярстаад. Впрочем, почему не понял?
Жизнерадостный скандинав несколько раз покачал головой, тыча пожелтевшим от табака пальцем в карту железной дороги, на которой примыкавший к горе Хъярстаад участок дороги был помечен жирным красным крестом. Сент—Ив подкрепил свою просьбу купюрой крупного достоинства — самым сильным аргументом, с каким соглашаются в любой стране. Тем не менее на душе у профессора было неспокойно…
Поезд, посвистывая, мчался сквозь северную ночь. Небо было усыпано удивительно крупными звездами. Временами поезд слегка притормаживал, отчего Ленгдона охватывали новые приступы беспокойства. Впрочем, оказалось, что беспокоиться не о чем: остановки свидетельствовали о том, что состав движется по гористой местности. А раз так — значит, недалеко и до горы Хъярстаад.
Наконец страх окончательно оставил Сент—Ива. Теперь профессор чувствовал лишь сильное волнение. Он то доставал из кармана часы, после чего убирал их на место, даже не взглянув на циферблат, то поправлял без того идеально смотревшийся воротничок, то выглядывал в окно, словно надеясь разглядеть там двух злоумышленников, за которыми вынужден был гоняться по всей Европе.
… Притормозив, поезд взбирался на очередную возвышенность. Сент—Ива вновь терзал страх — а что если сейчас где–нибудь в стороне сверкнет багрово–желтая вспышка, и половина Скандинавского полуострова сразу провалится в тартарары? Тогда лови не лови Нарбондо и гениального Харгрива — все будет напрасно. Но извержения не было, и поезд, посвистывая мчался дальше по мостам, тоннелям и возвышенностям.
… Сент—Ив вздрогнул, когда поезд в очередной раз въехал в тоннель. За окном сразу стало темно, грохот колес стал невыносим. Как только состав выкатился на открытую местность, профессор и ассистент разом прильнули к окну, радуясь, что по–прежнему видят торжественную северную ночь, яркие звезды и бесконечные снега. И вдруг произошло неожиданное — все небо осветилось гигантскими красными и зелеными сполохами, похожими на индийские опахала. Сполохи дрожали и волнообразно двигались, являя взору путешественников самую причудливую картину. Северное сияние!
— Ага! — вскричал Сент—Ив, как только поезд въехал в очередной тоннель. — Все! Кракен выполнил задание. Он сделал это!
— В самом деле, сэр?
— В этом нет ни малейшего сомнения! — пылко заверил профессор. — Во всяком случае, теперь. Северное сияние, да будет вам известно, является результатом магнитного излучения. То бишь налицо действие магнитного поля. Уничтожьте магнитное поле Земли — и северное сияние вы больше не увидите. Если бы лорд Кельвин запустил свой треклятый аппарат, мы много лет не смогли бы любоваться северным сиянием. Но, как видите, все в порядке. Старый добрый Билл! — Профессор, а затем ассистент вновь приникли к окну, за которым по–прежнему мерцали разноцветные сполохи.
Поезд, как ни в чем не бывало, все несся сквозь полярную ночь. Пропасти, тоннели, равнины — пейзаж тундры больше не волновал путешественников. Им казалось, будто время ползет утомительно медленно. Время от времени Сент—Ив выглядывал в окно, словно желал удостовериться в том, что с окружающей действительностью по–прежнему все в порядке. Украдкой глядя на ученого, Хасбро даже подумал, что они, быть может, стали жертвами чудовищной мистификации. Возможно, этот Нарбондо просто разыграл скверную шутку, чтобы привлечь к себе внимание и попасть на первые страницы газет.