вызваны ядом. Посмотрев на Марвина, он увидел привлекательного, но сломленного человека, окружившего его пусть и кратковременной, но заботой. Купер не питал особых иллюзий насчет своего проводника и знал, что не может ему доверять, однако Мертвый Парень притягивал к себе телесной привлекательностью и хотя бы видимостью неравнодушия – теми качествами, которые Купер просто не мог отвергнуть. Даже если за теплоту Марвина предстояло расплачиваться чем-то большим перед всем его племенем.
– Катись в жопу, шлюшка! – почти с любовью в голосе проворчал Купер.
– Живой! – весело завопил Марвин буквально на мгновение позже, чтобы радость его не показалась наигранной, наблюдая за тем, как Купер опять распластывается под стальным карнизом, хотя бы как-то защищающим от струй черного ливня. Затем Мертвый Парень повернулся к своим товарищам и махнул им. – А я говорил, что он справится!
Теплые руки помогли Куперу подняться, и в свете костров сверкнули зубы Гестора. По-прежнему прячась за пластиковыми линзами солнцезащитных очков, вожак произнес басовитым голосом непререкаемого лидера:
– Вынужден извиниться, Марвин, что усомнился в тебе. Этим вечером ты заслужил награду – ну, почти.
– Почти? – Марвин был готов сорваться на визг; у Купера все похолодело внутри, хотя чего-то подобного он и ожидал.
Одной рукой Гестор протянул кривой кинжал, а другой указал на небеса:
– Эмираты свободы оценят твое покаяние, когда ты исполнишь свою работу.
«Награда? – Купер и хотел бы сбежать, но рука Марвина крепко прижала его к крыше. – Покаяние?»
Марвин поник головой и принял кинжал.
– Прости, – прошептал Мертвый Парень, обливаясь слезами, пока его пальцы поднимались вдоль по позвоночнику к шее Купера. В голове последнего зазвенело: «ПростиПростиПростиТакМногоПричинДляСкорбиМойПухлыйАнгелочек, МойМилыйМальчикКакБыЯХотелТебяЛюбить, ЕслиБыТолькоНамЭтоПозволили».
Гестор хрипло засмеялся, глядя поверх своих дурацких очков.
– Давай. Прирежь его.
Опьяняющее прикосновение Марвина заставило Купера вновь безвольно развалиться на крыше и застонать. Энтропия успела бы поглотить бесчисленные вселенные, а Куперу не только бы не надоело это ощущение – он бы пришел еще и за добавкой. Марвин понимал это и улыбался. Все, что терзало Купера, вдруг улетучилось, и он внезапно осознал, что умоляет: «Сделай это; уничтожь меня. Членосос!»
Когда-то у Купера был дом, но он его потерял; были друзья, но он их покинул; прямой путь, с которого он свернул, когда перед ним раскрылась роза возможностей. Купер с ужасом осознал, что был готов плясать с «Оттоком», лишь бы снова стать свободным, был готов любить Мертвого Парня, дарить ему свою живую кровь и даже душу, если тот только попросит. Если бы Марвин пообещал привести его к свободе, Купер согласился бы вырвать собственное сердце. Поцеловал бы лича в засос в пергаментные уста, если это было необходимо ради свободы.
Марвин оскалил зубы и обнажил кинжал… и тогда Купер познал блаженство.
Купер лежал на том, что осталось от его одежды, изрезанной на лоскуты кинжалом Марвина, перед всеми живыми представителями «Оттока» – и неизвестно каким количеством небесных владык. Они с Марвином не были сейчас единственными, кто публично сношался прямо на крыше, но именно они привлекли к себе больше всего внимания. И парни, и девушки хлопали в ладоши, задавая ритм их сплетавшимся телам.
Купера никогда даже отдаленно не привлекала мысль о публичном обнажении, не говоря уже о эксгибиционистском сексе на глазах у банды, готовой прирезать его с той же легкостью, с какой и оттрахать. Но в пылу момента его это перестало волновать – наводненная людьми крыша лишь сильнее распаляла, пока они с Марвином ласкали друг друга губами, пальцами, пенисами. Он казался себе потягивающимся от наслаждения котом, лежащим на подоконнике под взорами десятков Мертвых Парней и Погребальных Девок и бесчисленного множества небесных владык.
Тот факт, что его не расчленили и даже не «прирезали», как того требовал Гестор, немного успокоил Купера. Он знал натуру таких, как лидер Мертвых Парней, – садисты, обожающие унижать, они обещают тебе агонию, а затем дарят экстаз, но только ради того, чтобы в последний момент отнять его у тебя и заменить теми самыми мучениями, которых ты, казалось бы, уже избежал. И все же Купер пришел сюда ради плачущей женщины и теперь был обязан остаться, чтобы спасти ее. Впрочем, он все равно не думал, что сумеет сбежать, – его обложили со всех сторон.
«Блин, я словно в тюрьме».
Марвин тяжело сопел Куперу в шею, почти засыпая, но по-прежнему обнимая партнера подобно любвеобильному осьминогу. Купер стонал в ответ, покусывая ухо Мертвого Парня и сжимая того в теплых крепких объятиях. Когда Купер решил, что они уже выходят на второй круг – или все же на третий? – Марвин вытащил член и поднялся, окинув любовника полным похоти и сожаления взглядом.
– Пойдем, – пнул он Купера в бок. – Время пришло.
Светлее на крыше не стало, невзирая на все еще пылающие в мусорных баках костры и прибитые к стенам факелы, зато толпа рассосалась. Только Гестор все еще стоял на дальнем ее краю, одной рукой обхватив стальной трос, закрепленный на голой поперечине. Вожак поманил Марвина и Купера пальцем. Купер был абсолютно голым, но ему хотелось расхохотаться от того, что совсем недавно он не мог представить себе ничего худшего. И вдруг собственная нагота стала казаться ему чем-то вроде брони.
«Будь осторожен в своих желаниях, Мертвый Парень».
– Ты узрел свободу, которую мы провозглашаем нашим смертным правом, – громогласно произнес Гестор. – Попробовал на вкус черный дождь свободы и ощутил касание обвившего тебя хвоста нашего небесного владыки. Ты был взят и наслаждался вместе с нами, – Гестор кивнул Марвину, который уже застегивал на обнаженном торсе Купера одеяние, состоявшее из одних кожаных ремней, – и познал экстаз нашего танца.
Купер кивнул, изо всех сил стараясь делать вид, будто все понимает, и безуспешно пытаясь отогнать вновь поселившееся в нем чувство тревоги. Опасность снова показала ему свои зубы.
«Что же это за качели, в самом деле! – подумал он. – То хвосты личей, то графеновая драконоподобная королева».
Гестор осклабился, оглядывая Купера с ленивым вожделением.
– Остался один последний шажок. – Лидер подавлял своей властностью. – Как же я завидую тебе, Купер! Вкусить впервые можно лишь один раз.
«Что именно вкусить, Мертвый Парень?»
Купера начинало подташнивать при одном только взгляде на стальной трос, протянутый между башнями, и сотни футов простершейся под ним пропасти. Он и сам стеснялся нахлынувшей на него робости перед высотой, после того как поднялся на башню и совершил полет вместе с личами. Да и все прежние его страхи вдруг показались такими… смешными.
Гестор протянул Марвину второй захват для спуска по стальному тросу и пристегнул к нему общим поясом Купера. Тела их отреагировали так, словно и в самом деле готовились ко второму – или третьему – заходу, и даже ледяной ветер и присутствие жутковатого вождя Мертвых Парней не могли им помешать.
– Мы куда-то отправляемся? – Купер старался приглушить страх в своем голосе, но ему не очень-то удалось.
– А у тебя есть какие-то планы?
Купер все еще пытался придумать хоть какую-нибудь отговорку, когда Гестор толкнул Марвина в спину обеими руками. Обнаженный Купер сорвался в пропасть сразу за ним, беспомощно повиснув на кожаных ремнях, прикрепленных к такому же одеянию Марвина. Трос звенел и неистово раскачивался, пока они мчались над бездной, и Куперу показалось, что он барахтается так добрых полчаса, хотя прошло от силы каких-то полминуты. Затем Марвин врезался во что-то твердое, кажется в стену, вновь выбив воздух из легких Купера, и оба секунду безвольно висели на тросе, после чего Марвин отстегнулся, и они повалились на пол за мгновение до того, как к ним спустился Гестор, ловко спружинивший ногами о стену и с задорным воплем спрыгнувший вниз. Он в страховочных креплениях не нуждался.
Упав, Купер ободрал в кровь колени и ладони, но в остальном все обошлось без повреждений. Чьи-то руки – не Гестора и не Марвина – помогли ему подняться и отряхнули. На крыше собралась целая толпа Мертвых Парней, образовавшая полукруг возле того места, где заканчивался трос. Один из них накинул на плечи Купера нечто вроде халата, и толстяк, стуча зубами от холода и страха, поспешил запахнуться поплотнее.
Они стояли на вершине еще одной башни, даже более фантастической, нежели та, которую Купер про себя уже обозначил как штаб «Оттока». Но, конечно же, все эти башни принадлежали нежити и их приспешникам. Пол и остатки стен этого небоскреба были возведены из бесшовного синевато-серого материала, напоминавшего нечто среднее между металлом и керамикой, а под его матовой поверхностью мельтешили электрические искры.
Купер ничего не стал говорить.
– Готов ощутить все могущество «Оттока»? – пробасил Гестор, снимая очки и убирая их в карман куртки. Позади него из теней лестничного пролета возник тощий юноша, выделявшийся длинными волосами цвета бургундского. – Позволь кое о чем тебя спросить, Купер.
Тот посмотрел на унылое черное небо.
– Ладно.
– Какой сорт вина ты предпочитаешь?
– Что? Вино? – изумленно воскликнул Купер.
Присоединившийся к ним Мертвый Парень встал возле Гестора и что-то зашептал тому на ухо.
– Да, – засмеялся предводитель. – Так какой?
Купер обвел взглядом город, что распростерся за покрывалом тьмы: очередная ночь уже подходила к концу, но Купол все еще сиял своим внутренним светом, и в домах то там, то сям горели огни, а дальше на севере проявлялись очертания неприступных скал. Метафора города, обветшалая и проржавевшая, несущая груз своей истории на сломанной спине. «А может, не метафора, а какой-то дух? – задумался Купер. – Шаманы же беседуют с духами».
– Какое вино… кхм… Похоже, мистер Гестор, вы поймали меня врасплох в момент перемены предпочтений.