– Как ты вообще ориентируешься в этом термитнике? – нарушил молчание Купер, когда они очередной раз повернули.
За последние минуты они столь часто меняли направление движения, что Купер абсолютно уверился: они должны были уже как минимум дюжину раз вернуться туда, откуда пришли, но все-таки он не видел повторяющихся перекрестков или знакомых зданий.
– По запаху, – ответил Эшер и сунул руку в карман. – Спасибо, что напомнил. Возьми-ка это. – Он отсыпал в ладонь Купера восьмигранных монет разного размера. – Пригодится потом.
Обреченность, прозвучавшая при этом в голосе Эшера, заставила его спутника встревожиться.
– Деньги. Спасибо.
– Большие – грязные сребреники, а те, что поменьше, – мелочовка. На один грязный можно недорого перекусить. За мелочовку рикша согласится доставить тебя практически куда угодно. И не предлагай больше пяти грязных за комнату, а то ограбят – не успеешь оглянуться.
– Спасибо, Эшер, – произнес Купер, смущенный такой щедростью. – Но, полагаю, я пока предпочту держаться поближе к тебе.
Он пересыпал монеты в пустой карман; укладываясь спать тогда, еще дома, он положил в карман с другой стороны гигиеническую помаду, но сейчас обнаружил, что где-то умудрился ее потерять. Просто, мать его, здорово! Губы его настолько пересохли, что ему отчаянно хотелось прибегнуть к ее помощи.
Из лавки впереди, пошатываясь, вывалился нечленораздельно завывающий мужчина: темно-желтая кожа, глаза навыкате. Лицо под копной спутанных волос искажала дикая, уродливая гримаса, а одежда казалась слишком новой, чтобы быть настолько грязной. Следом за умалишенным выскочила женщина, одетая в кюлоты и потрепанную футболку, с криком:
– Проваливай, чокнутый паломник, твое Умирающее безумие плохо сказывается на торговле! – Подгоняя, она отвесила ему пинок. – Колокола! И на кой черт тебе вообще сдалась фата?!
Сумасшедший метнулся сначала в одну сторону, затем в другую, двигаясь удивительной раскачивающейся, дерганой походкой. Увидев Эшера, он испуганно отшатнулся, и взгляд его стремительно скользнул в сторону, остановившись на Купере. В глазах умалишенного вспыхнула внезапная ненависть. Он бросился вперед, протягивая руки к горлу Купера.
Но Эшер оказался немного проворнее. Он перенес весь вес на одну ногу, а вторую вскинул подобно шлагбауму между незнакомцем и Купером. В следующее мгновение длинная серая ладонь сжалась на горле сумасшедшего, одновременно удушая того и сбивая с ног. Все произошло так быстро, что Куперу показалось, будто Эшер просто превратился в облако дыма, гонимое ветром со скоростью, неподвластной человеку. Нападавший остановился на полушаге, когда его шея издала неприятный хруст. Ладонь Эшера обхватывала ее почти полностью, и псих, задыхаясь, принялся судорожно взмахивать руками, но длинная лапища Эшера удерживала его на безопасном расстоянии.
Безумец словно стремился прожечь Купера взглядом и неистовствовал, пытаясь кричать, хотя его трахея и была уже почти перебита.
– Ты обладаешь! – хрипел незнакомец. – Да, да, тебя не должно быть здесь. Тьма… Ты зришь во тьму и слышишь страхи! То тьма глубин, никогда не видывавших света. Мы умираем, мы живем! Ликуем, угасаем!
Эшер – все так же держа его за горло – отшвырнул сумасшедшего на другую сторону улицы, прямо на стоящие рядком мусорные баки.
– Отвянь, паломник, или мне придется порезать тебя на куски.
Незнакомец, постанывая, распростерся в луже помоев.
– СестренкаГдеЖеТы? – услышал Купер его голос так явственно, словно тот нашептывал прямо в ухо. – ЯБольшеНеСлышуТебяИМнеБольноСестра! – Страх завывал подобно сирене. – АстернаксСестренкаТакБольноЖитьБезТебяЯТакОдинок.
– Я потерял сестру, – пробормотал чужак, словно обращаясь к своей подушке из мусорного бака.
Вспомнив предостережения Эшера, Купер решил придержать язык.
– Я не потерял сестру! – вдруг снова пришел в бешенство незнакомец. – Ее похитили! Или она… она Умерла. Или я? Я не Умер, не могу Умереть. Ничего не выходит, кроме новых ударов сердца в моей истерзанной груди. Куда же подевалась моя сестра? Астернакс? Астернакс, где ты? – Безумец хохотал, оглядываясь по сторонам невидящим взором, словно проигрывал в прятки. – Зачем ты украл мою сестру? Зачем?
– Купер-ОмфалЯПроклинаюТебяПроклинаю!
Купера словно пыльным мешком огрели. «Он знает, как меня зовут?»
– Я… я… я ничего не делал твоей сестре, – пробормотал он.
– Лжец! – закричал сумасшедший подобно хищной птице. Вдоль всей улицы задрожали окна, когда по ней будто бы прокатилась волна боли. Течение толпы остановилось; не было никого, кто не почувствовал бы это.
Последовала секунда напряженного молчания, а затем Эшер схватил Купера за руку и потащил его прочь от свихнувшегося, слишком много знающего человека, поспешив раствориться в толчее прохожих. Купер пытался прийти в себя, но этот самый «себя» отчаянно сопротивлялся. Слишком много всего произошло, слишком быстро и слишком неправильного.
Он судорожно вздохнул, когда в мыслях его вдруг посетил один образ. Какое-то воспоминание. О чем-то зеленом. Он припомнил дом своих родителей летом, постарался представить гардении, что вырастали такими огромными, и ирисы, которые его мать привезла оттуда, где прошло ее детство, – эти изначально лиловые цветы под солнцем выгорали почти до белизны; попытался вообразить, как свет льется через окна и падает на стол в отцовском кабинете. «Да. У него еще был журнал учета в зеленом кожаном переплете с бронзовыми гвоздиками; когда ты писал в нем, следовало нажимать на ручку очень мягко, чтобы не повредить обложку». Купер осознал, что, хотя все эти вещи по-прежнему существуют, они больше не принадлежат ему.
– Эшер, что с этим человеком? – спросил он, поспешая за спутником и стараясь не выпускать его руки. «Откуда он узнал мое имя? И как там он меня еще назвал? Гомо Фал? Что это значит?»
– Забудь, – отрезал Эшер. – Не о чем волноваться. Обычный уличный кидала. Небось тащился за нами следом, подслушивал, ну или что-то вроде того. Чтобы ни случилось, не позволяй всяким чудикам заставить тебя усомниться в собственном здравом рассудке. Именно так они обычно и добиваются своего.
– Почему все здесь хотят умереть?
Эшер только покачал головой. Его взгляд метался по сторонам, словно серый человек просчитывал путь к бегству.
– Выискивай других шизиков. – Они прошли мимо двух чумазых мужчин, играющих в карты на крышке мусорного бака. Эшер кивнул в их направлении и добавил: – И осторожнее с такими пронырами. Не позволяй им выудить у тебя деньги.
Купер усмехнулся:
– Я не настолько идиот. Деньги есть деньги. Но во что они играют?
– «Три шлюхи». Полный отстой. Выиграть невозможно.
– Ясно, – произнес Купер, когда они свернули на другую улицу. – Но зачем же тогда играть?
– А зачем вообще нужны азартные игры? – Эшер искоса взглянул на спутника. – Разве твой народ не получает удовольствия от таких вещей, которые приносят только вред?
Когда Купер не ответил, Эшер вновь посмотрел на него, на сей раз внимательнее, будто что-то выискивая. Купер невольно залюбовался идеальными пропорциями лица и могучими мышцами серого человека.
– А что случилось с тобой, Купер? – с некоторым нажимом в голосе спросил Эшер.
– Почем мне знать? – развел руками тот. – Это я тут ничего не понимаю, помнишь? Где бы это тут ни находилось.
Внезапно из-за их спин донесся грохот колес. Эшер отшвырнул Купера в сторону и прижал лицом к каменной стене, удерживая так, пока мимо них по мостовой не промчалось нечто огромное, быстрое и громкое. Ошарашенный Купер слегка повернул голову и увидел массивную карету, покрытую черным лаком, бегущую по улице подобно разъяренному быку из золота и тиковой древесины. Торговцам и прохожим оставалось лишь разбегаться в стороны, если они не планировали оказаться под ее красными, как вишня, колесами. Наблюдая за стремительно удаляющейся каретой, Купер увидел, как из ее занавешенного алыми шторками оконца высунулась женская рука с сине-зелеными ногтями. Рука взметнулась, и вдруг ее палец указал прямо в сердце Купера.
Он стоял и смотрел на этот исчезающий вдали обвиняющий палец, а Эшер прищурился, и на лице его читалась явная неприязнь. Забрызганный с ног до головы жидкими помоями рикша, чье тело покрывали татуировки, потрясал кулаком и посылал вдогонку карете нечленораздельные ругательства. На другой стороне дороги тучная женщина схватилась за голову и с отчаянием в глазах смотрела на опрокинутую корзину с ярко-зелеными яблоками – рассыпавшиеся плоды драгоценными камнями сверкали в грязи.
– Мертвые боги, трахнутые, сожранные и размазанные! – выругался Эшер, оскалив зубы.
– Это еще что за хрень была? – спросил Купер.
– Лалловё Тьюи, вторая жена маркиза Окснарда Теренс-де’Гиса, «управляющего» этим районом. – Глаза Эшера покраснели от ненависти, он стоял неподвижно, провожая взглядом роскошный черный экипаж. – Больное порождение чистого зла.
– Ну и ну, – пробормотал Купер, которому не очень-то хотелось влезать в местные политические дрязги. – К слову сказать, это твое чистое зло только что ткнуло в мою сторону пальцем.
Палец в самом деле указывал именно на него, он это чувствовал.
Эшер задумался и окинул Купера странным взглядом, в котором одновременно читались и некоторое осуждение, и надежда.
– Ты этого не заметил? – спросил Купер.
– Разумеется, заметил, вот только ты переоцениваешь собственную значимость. – Эшер подобрал с земли несколько яблок и возвратил их расстроенно ворчавшей женщине. Та протянула одно обратно, благодарно кивнув. – Она просто не может знать о твоем существовании.
– Тогда на кого она указывала, на тебя?
Эшер спрятал лицо за яблоком.
– Нет, конечно же. Ей нет никакого дела и до моего существования тоже. – Прозвучало это не слишком убедительно. – Яблоко будешь?
– Тогда в чем причина? – Купер поймал брошенный ему зеленый плод, и Эшер стремительно развернулся, продолжив свой путь.