– Ерунда, – отмахнулся Мэллори. – В Лондоне такое может случиться с каждым.
Фрейзер скептически приподнял бровь.
– Я очень сожалею, мистер Фрейзер, что эта досадная неприятность прибавила вам хлопот.
– Не стоит беспокойства, сэр. – Фрейзер открыл кожаный блокнот и извлек из кармана по-квакерски скромного сюртука самописку. – Вы бы не отказались ответить мне на несколько вопросов?
– Правду говоря, сейчас я несколько занят…
Бесстрастный взгляд Фрейзера заставил его умолкнуть.
– Я здесь уже три часа, сэр. Ожидал удобного момента для беседы.
Бессвязные извинения Мэллори Фрейзер пропустил мимо ушей.
– Часов в шесть утра прямо у входа во дворец я стал свидетелем любопытной сцены. Мальчишка-газетчик кричал, что левиафанный Мэллори арестован за убийство.
– Я? Эдвард Мэллори?
Фрейзер кивнул.
– Ничего не понимаю. Зачем газетчику выкрикивать такую идиотскую ложь?
– Газеты шли отлично, – сухо заметил Фрейзер. – Я вот тоже купил.
– И что, скажите на милость, имеет сказать обо мне эта газета?
– Ни слова о каком бы то ни было Мэллори. Вот, взгляните сами. – Фрейзер уронил на стол лондонскую «Дейли-экспресс».
Мэллори взял газету, положил ее в корзинку.
– Какая-то дикая шутка, – неуверенно предположил он. – От уличных мальчишек можно ждать чего угодно…
– Когда я снова вышел на улицу, маленький негодник уже сделал ноги, – продолжал Фрейзер. – Но многие из ваших коллег слышали его вопли. Здесь все утро только об этом и говорят.
– Ясненько, – протянул Мэллори. – Это объясняет некоторые… Да уж! – Он кашлянул, прочищая горло.
Фрейзер бесстрастно за ним наблюдал.
– А теперь взгляните на это, сэр. – Полицейский вынул из своего блокнота лист бумаги, развернул его и пододвинул к Мэллори.
Машинный оттиск дагеротипа. Труп, лежащий на прозекторском столе, половые органы скромно прикрыты тряпочкой, живот вспорот до самой грудины, судя по всему, одним кошмарной силы ножевым ударом. Мраморно-бледная кожа груди, ног и вздувшегося живота жутковато контрастирует с глубоким загаром рук и лица.
Это был Фрэнсис Радвик.
Под снимком стояла подпись: «НАУЧНОЕ ВСКРЫТИЕ БРЮШНОЙ ПОЛОСТИ. „БАТРАХИАЛЬНЫЙ“ ИНДИВИД ЗАРЕЗАН И ВСКРЫТ В ПРОЦЕССЕ КАТАСТРОФИЧЕСКОЙ АУТОПСИИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ».
– Силы небесные! – вырвалось у Мэллори.
– Из официального полицейского досье, – пояснил Фрейзер. – Судя по всему, снимок попал в руки какого-то шутника.
Страшно. Страшно и странно.
– И что бы это значило?
Фрейзер открутил колпачок самописки.
– Сэр, что такое «батрахиальный»?
– Относящийся к земноводным, в первую очередь – к лягушкам и жабам, – неохотно ответил Мэллори. – От греческого «батрахос», «лягушка». – Он с трудом подыскивал слова. – Однажды – несколько лет назад, во время дискуссии – я сказал, что его теории… что геологические теории Радвика…
– Я слышал эту историю сегодня утром, сэр. Складывается впечатление, что среди ваших коллег она достаточно широко известна. – Фрейзер перелистнул блокнот. – Вы сказали мистеру Радвику: «И вы напрасно приписываете ходу эволюции батрахиальную медлительность вашего собственного интеллекта». – Он сделал паузу. – В покойнике действительно было что-то лягушачье, не так ли, сэр?
– Это произошло в Кембридже, во время публичных дебатов, – медленно проговорил Мэллори. – Мы были очень возбуждены…
– Радвик тогда заявил, что вы «сумасшедший, как шляпник», – задумчиво заметил Фрейзер. – Говорят, вы восприняли это замечание весьма болезненно.
Мэллори побагровел:
– Он не имел права так говорить, да еще с этаким аристократическим апломбом…
– Вы были врагами?
– Да, но… – Мэллори отер пот со лба. – Не думаете же вы, что я имею какое-либо отношение…
– Не по собственному умыслу, в этом я уверен, – заверил его Фрейзер. – Но ведь вы, сэр, родом из Сассекса? Из города под названием Льюис?
– Ну и что?
– Насколько я понимаю, десятки подобных снимков были отосланы из почтовой конторы Льюиса.
– Десятки? – потрясенно переспросил Мэллори.
– Да, разосланы вашим коллегам по Королевскому обществу, сэр. Анонимно.
– Господи боже, – выдохнул Мэллори. – Они хотят меня уничтожить!
Фрейзер промолчал.
Мэллори снова взглянул на снимок – и вдруг его сердце сжалось от сострадания.
– Ох, Радвик, Радвик, несчастный ты сукин сын! Это что же они с ним сделали!
Фрейзер наблюдал за ним с вежливым интересом.
– Он был одним из нас! – Мэллори захлестнул неподдельный гнев. – Хреновый теоретик, но блестящий полевой работник. А какое несчастье его семье!
Фрейзер сделал пометку в блокноте:
– Семья… Нужно будет сделать запрос. Возможно, им тоже указали на вас как на убийцу.
– Когда убили Радвика, я был в Вайоминге. Это все знают!
– Богатый человек может использовать наемников.
– Я не богатый человек.
Фрейзер снова промолчал.
– Не был богатым, – поправился Мэллори, – в то время не был…
Фрейзер неспешно листал блокнот.
– Я выиграл деньги.
Фрейзер вскинул на секунду глаза и снова занялся своим блокнотом.
– Понятно, – горько усмехнулся Мэллори. – Драгоценные коллеги успели заметить, что я слишком уж много трачу. И заинтересовались, с чего бы это вдруг. И начали строить догадки.
– У зависти длинный язык, сэр.
Мэллори ощутил приступ головокружительного страха, опасность повисла в воздухе, словно осиный рой. Мгновение спустя – под тактичное молчание Фрейзера – он снова взял себя в руки. Нет, они его не запугают, не лишат рассудка. Надо что-то делать. Свидетельством чему – эта мерзость. Мэллори мрачно склонился над жуткой полицейской фотографией.
– Здесь написано: «Продолжение следует». Это угроза, мистер Фрейзер. Намек, что последуют аналогичные убийства. «Катастрофическая аутопсия» – это выражение отсылает к нашему научному спору. Можно подумать, что Радвик погиб из-за этого спора!
– Ученые воспринимают свои разногласия очень серьезно, – заметил Фрейзер.
– Если я верно вас понял, мои коллеги считают, что эти снимки разослал я, да? Что я, подобно беспринципным политикам, нанимаю убийц? Что я опасный маньяк, который похваляется убийством своих соперников?
Фрейзер молчал.
– Боже мой! – обреченно вздохнул Мэллори. – Ну и что же мне делать?
– Мое руководство предоставило мне в этой операции полную свободу действий, – официальным тоном объявил Фрейзер. – Мне придется просить вас, доктор Мэллори, довериться моему благоразумию.
– Но что мне делать с уроном, нанесенным моей репутации? Мне что, подходить к каждому человеку в этом здании и умолять его о прощении? И говорить… говорить ему, что я не какой-то там изверг?
– Правительство не допустит, чтобы видный ученый подвергался подобным издевательствам, – бесстрастно заверил его Фрейзер. – Не далее как завтра комиссар полиции сообщит Королевскому обществу, что вы стали жертвой злонамеренной клеветы и свободны от каких-либо подозрений по делу Радвика.
Мэллори потер подбородок.
– Вы думаете, это поможет?
– В случае необходимости мы сделаем публичное заявление для газет.
– А не может ли статься, что подобная огласка возбудит против меня еще большие подозрения?
– Доктор Мэллори, – вздохнул Фрейзер, – мое бюро существует для раскрытия и уничтожения заговоров. У нас есть немалый опыт. У нас большие возможности. Неужели вы думаете, что мы не справимся с какой-то жалкой кучкой преступников? Мы схватим всех причастных к этому заговору, и рядовых исполнителей, и главарей, и сделаем это скорее, если вы, сэр, будете со мной откровенны и расскажете все, что вам известно.
Мэллори откинулся на спинку кресла.
– Как правило, мистер Фрейзер, я человек откровенный. И если бы эта история не была такой темной и скандальной…
– Положитесь на мой здравый смысл.
Мэллори взглянул на стеллажи красного дерева, на подшивки журналов, на переплетенные в кожу тома и огромные атласы. В воздухе библиотеки висел едкий запашок недоверия, подозрительности. Вчера, после уличной стычки, Дворец казался ему спасительным убежищем, теперь же здесь стало тесно и душно, как в крысиной норе.
– Здесь не место ее рассказывать, – пробормотал Мэллори.
– Да, сэр, – согласился Фрейзер. – Но вы занимайтесь своими делами как обычно. Ведите себя уверенно, словно ничего не случилось, и тогда ваши враги могут решить, что их маневр не удался.
Совет казался вполне разумным. По крайней мере, это было какое-то реальное действие. Мэллори встал:
– Заниматься повседневными делами? Да, пожалуй, что и так.
Фрейзер тоже поднялся:
– С вашего разрешения, я буду сопровождать вас, сэр. Думаю, мы решительно покончим с вашими неприятностями.
– Знай вы всю эту проклятую историю, вы бы так не говорили, – проворчал Мэллори.
– Мистер Олифант полностью меня проинформировал.
– Сомневаюсь, – фыркнул Мэллори. – Он предпочел закрыть глаза на худшую ее часть.
– Я не лезу во всю эту чертову политику, – все так же мягко заметил Фрейзер. – Идемте, сэр?
Лондон накрыло пологом желтой мглы.
Он висел над городом в мрачном величии, подобный студенистому, с грозовой плотью военному кораблю. Его щупальцы – грязь, поднимающаяся из дымовых труб, – скручивались и извивались в полном безветрии, чтобы расплескаться о мерцающую облачную крышу. Невидимое солнце лило тусклый, жидкий свет.
Мэллори изучал улицу; было что-то зловещее в этом лондонском летнем утре – должно быть, из-за жутковатого янтарного света.
– Мистер Фрейзер, насколько я понимаю, вы родились и выросли в Лондоне?
– Да, сэр.
– Вам хоть когда-нибудь случалось видеть такое?
Фрейзер взглянул на небо:
– Разве что в детстве, сэр, в те времена угольные туманы были просто страшные. Но радикалы построили высокие дымовые трубы, теперь всю эту гадость уносит в провинцию. Обычно уносит.