– Абсолютно верно! – поразился Мэллори. – Это что же, Олифант вам рассказал, да?
– Нет, – покачал головой Фрейзер. – Мистер Олифант очень сдержан. Но нам, профессионалам с Боустрит, часто поручают притушить ту или иную семейную неприятность Байрона. Мы, можно сказать, стали специалистами в этой области.
– Но вы угадали почти сразу, мистер Фрейзер! Как это возможно?
– Печальный опыт, сэр. Мне знакомы эти ваши слова, мне знаком этот благоговейный тон – «интересы благородной леди». – Фрейзер оглядел мрачный парк, его изогнутые скамейки из тика и чугуна, заполненные мужчинами с расстёгнутыми воротничками, женщинами, раскрасневшимися, обмахивающимися веерами, ордами вялых, одуревших от зловонного зноя городских детишек. – Все эти герцогини, графини – их роскошные усадьбы сгорели в смутные времена. А радикальные аристократки могут выпендриваться сколько угодно, но никто не назовёт их на прежний манер «благородными леди» – разве что королеву или нашу так называемую королеву машин.
Инспектор осторожно переступил через маленький птичий трупик: посреди посыпанной гравием дорожки лежал, раскинув крылья и выставив сморщенные коготки, мёртвый скворец. Через несколько ярдов им обоим пришлось замедлить шаг, чтобы проложить себе дорогу среди нескольких дюжин подобных трупов.
– Возможно, вам лучше будет начать с самого начала, сэр. С покойного мистера Радвика и той давней истории.
– Ладно. – Мэллори отёр с лица пот и брезгливо взглянул на платок, испещрённый крупицами копоти. – Я – доктор палеонтологии. Из чего следует, что я – преданный сторонник партии. Я родился в семье довольно скромного достатка и только благодаря радикалам смог защитить докторскую. С отличием. Я полностью поддерживаю правительство.
– Продолжайте, – кивнул Фрейзер.
– Два года я провёл в Южной Америке, но это не было самостоятельной работой, руководил раскопками лорд Лаудон. Когда мне предложили возглавить собственную экспедицию, причём щедро финансируемую, я согласился без малейших колебаний. Как выяснилось позднее, то же самое – и по сходным причинам – сделал и несчастный Фрэнсис Радвик.
– Вы оба получили деньги от Комиссии по свободной торговле Королевского общества.
– Не только деньги, но и приказы, мистер Фрейзер. Я провёл через американский фронтир пятнадцать человек. Разумеется, мы вели раскопки и мы сделали великое открытие. Но кроме того, мы провезли контрабандой оружие, чтобы помочь краснокожим сдерживать янки. Мы составили карты дорог от самой Канады, подробно занося на них характер ландшафта. Если когда-нибудь вспыхнет война между Британией и Америкой… – Мэллори запнулся. – Ну, в Америке и так уже идёт самая настоящая война, не так ли? Мы поддерживаем южных конфедератов, хотя и не признаёмся в этом публично.
– И вы даже не подозревали, что эта секретная деятельность чревата опасностями?
– Опасности? Конечно, всем нам грозили опасности. Но не дома, не в Англии… Когда убили Радвика, я был в Вайоминге; я ничего не знал о его смерти, пока не прочёл заметку в канадской газете. Для меня это было настоящим потрясением. Я ожесточённо спорил с Радвиком в вопросах теории, и я знал, что он отправился на раскопки в Мексику, но понятия не имел, что нас объединяет общая тайна. Откуда мне было знать, что Радвик тайно работает на Комиссию; я знал только то, что он добился больших успехов. – Мэллори вздохнул. – Пожалуй, я даже ему завидовал. Он был чуть постарше меня и учился у самого Бакленда[99].
– Бакленда?
– Один из величайших умов в нашей области. Его уже нет на свете. Правду говоря, я не слишком хорошо знал Радвика. Он был малоприятным человеком, холодным и высокомерным. Лучше всего ему давались заморские раскопки, на хорошем расстоянии от добропорядочного общества. – Мэллори отёр платком шею. – Когда я прочёл о его смерти в каком-то притоне, меня это вовсе не удивило.
– Вы не знаете, был ли Радвик знаком с Адой Байрон?
– Нет, – удивился Мэллори, – ничего такого я не знаю. Мы с ним занимали в учёных кругах не слишком высокое положение, никак не на уровне леди Ады! Возможно, они были представлены, но если бы она ему благоволила, я бы об этом услышал.
– Вы назвали его блестящим.
– Блестящий полевой работник, а не в светском смысле.
– Похоже, мистер Олифант полагает, – сменил тему Фрейзер, – что Радвика убили техасцы…
– Я знать не знаю ни о каких техасцах, – раздражённо оборвал его Мэллори. – Да и кто там что знает о том Техасе? Какая-то богом забытая страна! Если техасцы и вправду убили несчастного Радвика, то королевскому флоту следует в порядке возмездия обстрелять их порты или что ещё в этом роде. – Он покачал головой. Всё это грязное дело, которое когда-то казалось столь дерзким и изобретательным, теперь представлялось чем-то подлым и бесславным, на уровне мелкого жульничества. – Дураки мы были, что связались с этой Комиссией, – что Радвик, что я. Горстка богатых лордов плетёт себе тайные интриги, чтобы поизводить янки. А эти янки, их республики и без того рвут друг другу глотку из-за рабства, или местного самоуправления, или ещё какой чёртовой дури! Лордам игрушки, Радвик погиб, когда мог бы жить себе да жить и откапывать новые чудеса. Вспоминать стыдно!
– Некоторые скажут, что это был ваш патриотический долг. Что вы боролись за интересы Англии.
– Так или не так, – вздохнул Мэллори, – но знали бы вы, какое это облегчение, говорить обо всём этом открыто после долгого молчания.
Мэллори чувствовал, что его рассказ не произвёл на Фрейзера особого впечатления. Скорее всего, для инспектора Особого отдела это была старая, навязшая на зубах история, а может – крошечный фрагмент злодеяний куда более мрачных и серьёзных. Как бы там ни было, Фрейзер не стал вдаваться в политику, сосредоточив всё своё внимание на подробностях сугубо криминального свойства.
– Расскажите мне о первом нападении на вас.
– Это произошло на дерби. Я увидел, как некая дама с вуалью в наёмном экипаже подвергается самому грубому и неподобающему обращению со стороны своих спутников, мужчины и женщины, каковых я счёл за преступников; позднее выяснилось, что имя этой женщины Флоренс Рассел Бартлетт – как вам, скорее всего, уже известно.
– Да. Мы весьма активно разыскиваем эту миссис Бартлетт.
– Мне не удалось идентифицировать её напарника. Но я вроде бы краем уха слышал его имя: Свинг. Или капитан Свинг.
Брови Фрейзера чуть приподнялись.
– Вы сказали об этом мистеру Олифанту?
– Нет. – Мэллори чувствовал, что идёт по тонкому льду.
Фрейзер задумался.
– Может, оно и к лучшему, – сказал он в конце концов. – У мистера Олифанта иногда разыгрывается фантазия, а «капитан Свинг» весьма популярен в среде заговорщиков. Мифическая личность, вроде Неда Лудда – «генерала Лудда». Когда-то банды Свинга были, так сказать, сельскими луддитами. Мелкие вредители – сено поджигали и всё такое прочее. Но в смутные времена они совсем распоясались, перебили уйму дворян, пожгли дотла их усадьбы.
– Понятно, – кивнул Мэллори. – Так вы что, думаете, этот малый луддит?
– Луддитов больше нет. – В голосе Фрейзера звучала лёгкая насмешка. – Они вымерли, как ваши динозавры. Я скорее подозреваю, что это какой-то зловредный любитель старины. У нас есть его описание, есть собственные методы – когда мы его возьмём, непременно поинтересуемся, с чего бы это такой странный псевдоним.
– И этот парень был ничуть не похож на батрака – этакий тебе ипподромный щёголь, подделывающийся под француза. Когда я вступился за леди, он выхватил стилет! Зацепил меня по ноге. Слава ещё Богу, что клинок не был отравленный.
– Возможно, и был, – заметил Фрейзер. – Яды – распространённые яды – вовсе не так сильны, как принято думать…
– Так вот, я сбил мерзавца с ног, после чего он и его сообщница сбежали, оставив свою жертву в кэбе. Сукин сын дважды поклялся, что убьёт меня. «Уничтожит», так вот красиво он выражался… Затем я понял, что загадочная дама не кто иная, как леди Ада Байрон. Она говорила весьма странным образом – словно была чем-то опоена или потеряла разум от страха… Она просила меня проводить её к королевской ложе, но, когда мы туда подошли, сбежала без единого слова благодарности.
Мэллори немного помолчал.
– Вот, в общем-то, и всё. Вскоре после этого я выиграл значительную сумму денег, поставив на гоночный пароход, построенный одним из моих друзей. Он дал мне очень полезную информацию, и в один миг она превратила меня из скромного учёного в состоятельного человека. – Он подёргал себя за бороду. – При всей разительности этого превращения, в то время оно казалось меньшим из чудес.
– Понимаю. – Фрейзер надолго замолчал. Они вышли на уголок Ораторов, где потные, раскрасневшиеся мужчины поливали скептически настроенную толпу потоками пламенного красноречия; трибунами им служили ящики из-под мыла.
Всё так же молча они пересекли шумный, суматошный Найтсбридж. Мэллори ждал, что Фрейзер заговорит, но тот молчал. У высоких кованых ворот Грин-парка полицейский повернулся и несколько секунд изучал улицу, по которой они только что прошли.
– Мы можем срезать через Уайтхолл, – сказал он наконец. – Я знаю, как там пройти.
Мэллори согласно кивнул.
У Букингемского дворца менялся караул. Королевская семья по обычаю проводила лето в Шотландии, но гвардейская бригада отправляла свой ежедневный ритуал и в отсутствие королевы. На горделиво вышагивающих лейб-гвардейцах было крымское полевое обмундирование – бесформенные тускло-коричневые куртки и брюки, беспорядочно заляпанные тёмными и светлыми пятнами. Новейшая, разработанная британскими учёными ткань делала солдат почти невидимками и, судя по восторженным отзывам военных корреспондентов, приводила русских в полное замешательство. Вслед за гвардейцами упряжка артиллерийских лошадей тащила большую армейскую каллиопу; весёлые трели альтов и воодушевляющее гудение басов звучали в гнилом, неподвиж