– Послушайте, ребята, – рявкнул Фрейзер, – откуда у вас эти маски?
Но мальчишки словно его не слышали.
– Потрясно! – крикнул один из них. – А ну-ка ещё разок, Билл!
Другой исполнил нечто вроде короткого ритуального танца; трижды отставив ногу в сторону, он высоко подпрыгнул и заорал во весь голос:
– Полный кайф!
Шайка откликнулась хохотом и криками «ура».
– А ну-ка стихните! – приказал Фрейзер.
– Кислая харя! – презрительно осклабился колёсник. – Говнюк!
Его дружки разразились издевательским хохотом.
– Где ваши родители? – не унимался Фрейзер. – В такую погоду нужно сидеть дома.
– А ху-ху не хо-хо? – фыркнул всё тот же колёсник. – Вперёд, моя бесстрашная команда! Вас ведёт Пантера Билл!
Он оттолкнулся палками и помчался. Остальные последовали за ним, вопя и улюлюкая.
– Слишком уж хорошо одеты для беспризорников, – заметил Мэллори.
Сорванцы отбежали на некоторое расстояние и теперь, судя по всему, готовились сыграть в «щёлкни кнутом». Каждый из них схватил соседа за руку, образуя цепочку; мальчишка на колёсах занял место в хвосте.
– Не нравится мне это, – пробормотал Мэллори.
Мальчишки помчались гуськом, всё больше набирая скорость, затем передний из них резко свернул, и живая цепочка размахнулась по Камера-сквер, передавая импульс от звена к звену. В конце концов произошло то, из-за чего и затевалась эта игра: мальчишка на колёсах набрал головокружительную скорость и оторвался от цепочки, как выброшенный из пращи камень. Ликующе вопя, он понёсся по мостовой, но вдруг споткнулся о какую-то выбоину и вломился головой в витрину; гильотинными ножами посыпались осколки.
Пантера Билл лежал на мостовой, не то мёртвый, не то оглушённый; какое-то мгновение остальные потрясённо молчали.
– Сокровища! – взвизгнул вдруг один из мальчишек.
С безумными криками вся свора малолетнего хулиганья бросилась в разбитую витрину и принялась хватать всё что ни попадя: телескопы, штативы, химическую посуду…
– Стой! – крикнул Фрейзер. – Полиция!
Он сунул руку в карман, сорвал с лица платок и трижды свистнул в никелированный полицейский свисток.
Мальчишек словно ветром сдуло. Они неслись по улице, как стая вспугнутых павианов, – и уносили почти всю захваченную добычу. Фрейзер пустился в погоню; мгновенье спустя за ним последовал и Мэллори. Пробегая мимо разгромленного магазина, они увидели, что Пантера Билл приподнялся на локте и трясёт окровавленной головой.
– Ты ранен, мальчик? – резко остановился Мэллори.
– Не боись, всё в поряде. – Мальчишка с трудом ворочал языком, голова его была рассечена до кости, по лицу струилась кровь. – Не трогайте меня, вы, замаскированные бандиты!
Мэллори торопливо стянул с лица платок и попытался улыбнуться:
– Ты поранился, мальчик. Тебе нужна помощь. Они с Фрейзером наклонились над Пантерой Биллом.
– На помощь! – заорал тот. – На помощь, моя верная команда!
Мэллори оглянулся. Может быть, кого-нибудь из этой шпаны удастся послать за помощью.
Сверкающий треугольный осколок стекла вылетел, вращаясь, из тумана и вонзился Фрейзеру в спину. Полицейский рывком выпрямился, его глаза наполнились животным ужасом.
Пантера Билл поднялся на четвереньки, затем вскочил. Где-то неподалёку вдребезги разлетелась очередная витрина – из тумана донеслись грохот, звон и ликующие крики.
Стеклянный осколок крепко засел в спине Фрейзера.
– Они же нас убьют! – крикнул Мэллори, хватая инспектора за руку, и бросился бежать. За ними бомбами взрывались витрины, звенели осыпающиеся на тротуар осколки, иногда раздавалось резкое, короткое звяканье куска стекла, брошенного в стену.
– Вот же сволочи, – пробормотал Фрейзер.
– Сокровища! – звенел в тумане крик Пантеры Билла. – Сокровища!
– Теперь держитесь, – сказал Мэллори. Обернув руку платком, он выдернул осколок из спины Фрейзера. К великому его облегчению, осколок не разломался, вышел целиком. Инспектор всем телом передёрнулся от боли.
Мэллори осторожно помог ему снять сюртук. Кровь пропитала рубашку Фрейзера до пояса, но всё выглядело много лучше, чем можно было ожидать. Осколок вонзился в замшевый ремень, удерживавший подмышкой Фрейзера маленький многоствольный пистолет.
– В ремень попало, – сказал Мэллори. – Рана совсем неглубокая, нужно только остановить кровь…
– Полицейский участок, – кивнул бледный, ни кровинки в лице, Фрейзер. – Кингс-роуд Уэст.
Сзади снова посыпались стёкла.
Шли они быстро, каждый шаг заставлял Фрейзера морщиться от боли.
– Вам лучше остаться со мной, – сказал он. – Проведёте ночь в полицейском участке. На улицах плохая обстановка.
– Да уж, – согласился Мэллори. – Но вы за меня не беспокойтесь.
– Я серьёзно говорю, Мэллори.
– Разумеется.
Два часа спустя Мэллори был в Креморнских садах.
Подвергнутый экспертизе документ представляет собой письмо, написанное от руки на листе бумаги с оторванным верхним краем. Лист дважды сложен пополам, судя по всему – в спешке. Дата отсутствует, однако экспертиза установила, что это подлинный автограф Эдварда Мэллори. Почерк торопливый, некоторые особенности почерка указывают на частичную утрату мышечной координации.
Бумага среднего качества, типичная для официальных бланков середины 1850-х годов; исследованный образец сильно пожелтел от времени. Вероятное происхождение бланка – полицейский участок Кингс-роуд Уэст.
Текст, нанесённый сильно поблекшими чернилами и пером, сношенным от долгого пользования, гласит следующее:
МАДАМ!
Я никому не сказал. Но кому-то всё же должен сказать. Я решил, что моей конфиденткой будете Вы, поскольку иных вариантов нет.
Взяв на хранение Вашу собственность, я сделал это по доброй воле. Ваша просьба равносильна для меня королевскому приказу, и Ваши враги – мои враги. Исполнять роль Вашего паладина – высочайшая привилегия в моей жизни.
Я прошу вас не беспокоиться о моей безопасности. Умоляю, не предпринимайте ради меня никаких шагов, могущих подвергнуть опасности Вас самоё. Любой риск в этой схватке я принимаю с радостью, но есть и другой риск. Если со мной случится худшее, Вашу собственность едва ли когда-нибудь найдут.
Я изучил перфокарты. Я смутно догадываюсь об их назначении, хотя смысл программы лежит далеко за пределами моих скудных познаний. Простите меня, если я позволил себе лишнее.
Я надёжно обернул перфокарты в полотно и собственноручно запечатал их в герметичный гипсовый контейнер. Контейнер этот – череп бронтозавруса, выставленного в Музее практической геологии на Джермин-стрит. Ваша собственность сейчас пребывает в полной безопасности на высоте тридцати футов от пола. Об этом не знает ни одна живая душа, за исключением Вас и смиреннейшего слуги Вашей светлости,
Итерация четвёртаяСемь проклятий
Объект, массивный фаянсовый овал, представляет собой патриотическую мемориальную табличку. Выпуском подобных табличек отмечали смерть членов королевской семьи и глав государства. Под первоначально бесцветной глазурью, потрескавшейся и пожелтевшей от времени, можно различить черты лорда Байрона.
После смерти премьер-министра в Англии было продано несколько десятков тысяч таких предметов. Фаянсовые заготовки производились массовым способом и постоянно хранились на складах на случай кончины достаточно заметной персоны. Портрет Байрона, окружённый гирляндами, свитками и картинами из ранней истории Промышленной радикальной партии, отпечатан на прозрачной плёнке, а затем перенесён на фаянс, покрыт глазурью и обожжён.
Слева от Байрона, среди пышных свитков, венценосный британский лев поднялся на задние лапы над кольцами поверженного змея, символизирующего, нужно понимать, луддитское движение.
Как до, так и после прихода Байрона к власти многие авторы отмечали, что одно из первых его выступлений в Палате лордов – февральская речь 1812 года – было посвящено защите луддитов. Согласно широко распространённой легенде сам Байрон высказался по этому поводу следующим образом: «Но ведь были луддиты, сэр, и были луддиты». При всей апокрифичности этой фразы она полностью соответствует тому, что известно о личности премьер-министра и отчасти объясняет крайнюю жестокость, с какой он подавил массовое антипромышленное движение Уолтера Джерарда, вспыхнувшее позднее в Манчестере. Ведь этот луддизм боролся не со старым режимом, а с новым, с тем, который был установлен самими радикалами.
Настоящий объект был в своё время собственностью Эбенезера Фрейзера, инспектора Особого отдела Боу-стрит.
Мэллори околачивался рядом с Фрейзером, наблюдая, как полицейский врач орудует сомнительной чистоты губкой и бинтами, пока не убедился, что инспектор полностью ушёл в свои страдания. Чтобы ещё более усыпить его подозрения, Мэллори позаимствовал у стражей закона лист бумаги и уселся за составление письма.
Тем временем участок на Кингс-роуд понемногу наполнялся горланящими пьяницами и дебоширами. Как социальный феномен это представляло несомненный интерес, однако Мэллори был далеко не в настроении провести ночь на топчане в шумной мужской компании. Он наметил совершенно иную программу действий и упорно её придерживался, а потому вежливо расспросил запыхавшегося и издёрганного сержанта о дороге, аккуратно записал его указания в блокнот и выскользнул из участка. Креморнские сады он нашёл без труда.
Царящая здесь атмосфера отлично демонстрировала динамику кризиса. Никто в садах, казалось, не сознавал, что творится чуть дальше, ударные волны локализованного разложения не распространились ещё по всей системе.
И воняло здесь не так сильно. Сады располагались в Челси, намного выше самого грязного участка Темзы. Вечерний бриз приносил с реки лёгкий, даже приятный запах рыбы; древние раскидистые вязы почти скрывали от глаз завладевший городом туман. Солнце село, и на радость почтеннейшей публики в сгущающейся т