– Кто? Кому?
– В Лаймхаусе, в Вест-Индских доках, – снова вздохнул король. – Чего-то там варится в тех местах, доложу я вам, доктор Мэллори. Со вчерашнего дня всякие прохиндеи лепят там новёхонькие плакаты по всем стенам и заборам, какие под руку попадутся. Мои ребята совсем уж было думали разобраться с ними насчёт такого наглого вторжения, пока капитан Свинг – это он так себя называет – не решил прибегнуть к нашим услугам.
У Мэллори вспотели подмышки.
– Капитан Свинг?
– Он такой же капитан, как я – папа римский, – фыркнул король. – Ипподромный жучок, если судить по платью. Невысокий, рыжий, косоглазый, и ещё у него шишка на лбу, вот тут. Псих, каких ещё поискать. Хотя довольно вежливый, сразу согласился не лезть в наше расклейное дело, мы объяснили ему обычаи, и он сразу согласился. И денег у него, похоже, куры не клюют.
– Я его знаю! – дрожащим голосом воскликнул Мэллори. – Это – луддитский заговорщик. Возможно, он сейчас самый опасный человек во всей Англии!
– Вот уж никогда бы не подумал, – хмыкнул король.
– Он – страшная угроза общественному спокойствию!
– А по виду не скажешь, – возразил король. – Смешной очкастый коротышка, да ещё сам с собой разговаривает.
– Этот человек – враг государства, заговорщик самого пагубного толка!
– Я-то сам мало слежу за политикой, – сказал король, спокойно откидываясь на подушки. – Закон о расклейке плакатов – вот вам и вся ихняя политика, дурь собачья! Это чёртов закон жёстко ограничивает, где можно вешать плакаты, а где нет. И ведь я же, доктор Мэллори, я же лично знаю члена парламента, который протащил этот закон, я же работал на его избирательную кампанию. Этого типа нимало не трогало, куда лепят его плакаты. Куда бы ни лепили – всё путём, лишь бы на плакатах был он, а не кто другой.
– Господи! – прервал его Мэллори. – Подумать только, что этот негодяй на свободе, в Лондоне, да ещё с деньгами из Бог знает какого источника, и он подстрекает к восстанию и мятежам, да ещё в момент всеобщей беды, да ещё имеет в своём распоряжении машинный печатный станок! Это кошмар! Ужас!
– Да вы же сами себя заводите, доктор Мэллори. – Король укоризненно покачал головой. – Мой дорогой папаша, упокой, Господи, его душу, всегда мне говорил: «Когда все вокруг теряют голову, ты просто вспомни, что в фунте как было двадцать шиллингов, так и осталось».
– Возможно, что и так, – сказал Мэллори, – но только…
– Мой дорогой папаша клеил афиши в смутные времена! Ещё в тридцатых, когда кавалерия топтала рабочих, а потом крючконосого Веллингтона разнесли в клочья. Суровые были времена, сэр, куда суровее нынешних, когда всех-то и неприятностей, что какой-то там смрад! И это вы называете бедой? Лично для меня это удачный шанс, и я стараюсь им воспользоваться.
– Боюсь, вы не совсем сознаёте глубину этого кризиса, – возразил Мэллори.
– Смутные времена – вот когда начали печатать первые плакаты в четыре двухформатных листа! Правительство тори подрядило моего папашу – он был тогда церковным сторожем и расклейщиком в приходе Святого Андрея в Холборне – замазывать плакаты радикалов. Ему приходилось нанимать для этого женщин – вот сколько было работы. Они замазывали плакаты радикалов днём, а ночью расклеивали новые! Во времена революций открывается уйма возможностей! Мэллори вздохнул.
– Мой папаша изобрёл механизм, получивший название «Патентованное раздвижное прижимающее устройство», к которому я потом добавил ряд усовершенствований. Эта штука служит для наклейки плакатов под мостами, мы же и с воды работаем, а не только на суше. Мы, наша семья, все сильно предприимчивые, нос никогда не вешаем.
– Много вы там напредпринимаете, если от Лондона останется одно пепелище, – бросил Мэллори. – Вы же фактически помогаете этому мерзавцу в его анархистских заговорах!
– У вас всё шиворот-навыворот, доктор Мэллори, – коротко хохотнул король. – Когда я видел этого парня в последний раз, это он отдавал мне свои деньги, а не наоборот. Если уж на то пошло, он поручил моим заботам чуть не весь тираж своих плакатов – вон они там, в верхнем ряду. – Король встал, вытащил несколько рулонов и бросил их на пол. – Видите ли, сэр, в действительности вздор, напечатанный на этих листках, не имеет ровно никакого значения. Сокровенная истина заключается в том, что афиши по самой природе своей бесконечны, столь же регулярны и постоянны, как приливы и отливы в Темзе или лондонский дым. Истинные сыны Лондона зовут его «Дым», он же вечный город, подобно Иерусалиму или Риму, или, как сказали бы некоторые, Пандемониуму Сатаны! Вы же видите, что король расклейщиков нимало не беспокоится за дымный Лондон, верно? Ничего с этим городом не сделается!
– Но люди же бежали!
– Преходящая глупость; как бежали, так и вернутся, – с неколебимой уверенностью отозвался король. – Куда они денутся? Здесь – центр мироздания, вот так-то, сэр.
Мэллори молчал.
– Так вот, сэр, – провозгласил король, – послушайтесь моего совета, потратьте шесть шиллингов на этот рулон, в который вы так вцепились. А если вы готовы расстаться с фунтом, я добавлю к нему и все остальные кошмарно напечатанные плакатики нашего общего друга капитана Свинга. Каких-то двадцать шиллингов, и вы сможете покинуть эти улицы, отдохнуть себе спокойно дома.
– Часть этих плакатов уже расклеена, – заметил Мэллори.
– Я скажу ребятам, чтобы их замазали или заклеили, – улыбнулся король. – Если вы готовы заплатить им за труды.
– И это действительно будет конец? – Мэллори потянулся за бумажником. – Сомневаюсь я что-то.
– Сомневаетесь? – саркастически переспросил король. – А вот этот пистолетик у вас за поясом, он что – лучше вам поможет? Подобный предмет не делает чести джентльмену и учёному.
Мэллори промолчал.
– Послушайтесь моего совета, доктор Мэллори, уберите его подальше, пока не нарвались на неприятности. Я почти уверен, что вы могли бы поранить одного из моих ребят, не заметь я через глазок это оружие и не выйди, чтобы всё уладить. Идите-ка лучше домой, сэр, и поостыньте.
– А вы сами почему не дома, если даёте мне такой совет? – поинтересовался Мэллори.
– Почему? Так это ж и есть мой дом, сэр. – Король сунул деньги Мэллори в карман охотничьей куртки. – В хорошую погоду мы с моей старушкой пьём тут чай и вспоминаем о былом… о стенах, о набережных, о щитах…
– У меня нет в Лондоне дома, да и вообще я спешу в Кенсингтон по делам, – сказал Мэллори.
– Неблизкий путь, доктор Мэллори.
– И то правда, – согласился Мэллори. – Но я тут вдруг подумал, что у нас в Кенсингтоне немало зданий – музеев, дворцов науки, которых никогда не касалась реклама.
– Вот как? – задумчиво произнёс король. – Ну-ка расскажите.
Мэллори распрощался с королём за добрую милю до Дворца палеонтологии, не в силах более выносить запах клея, к тому же непрерывная тряска и раскачивание фургона вызывали у него морскую болезнь. Он потащился пешком с тяжёлыми рулонами пасквильных и анархистских плакатов, то и дело норовившими выскользнуть из потных рук. Где-то позади Джемми и Том принялись рьяно мазать клеем девственный кирпич Дворца политической экономии.
Мэллори прислонил рулоны к фонарному столбу и снова обмотал лицо маской. Голова у него сильно кружилась. Возможно, подумал он, в этом клее содержалось немного мышьяка или в чернилах использовалась какая-то тошнотворная гадость, сейчас ведь чего только из каменного угля не делают; так или не так, но он чувствовал себя отравленным и ужасно слабым. Когда он снова взялся за плакаты, бумага смялась в потных руках, как облезающая кожа утопленника.
Задуманная «капитаном Свингом» дьявольщина напоминала стоглавую гидру, теперь одна из её голов лишилась жала. Но этот скромный триумф представлялся унизительно мелким в сравнении с неистощимыми запасами злобной изобретательности противника. Мэллори блуждал в потёмках – в то время как его рвали невидимые клыки…
И всё же он добыл бесценную информацию: Свинг скрывается в Вест-Индских доках! Возможность схватиться с этим мерзавцем была так близка и при этом так далека – одно уже это могло свести с ума кого угодно.
Мэллори едва не упал, поскользнувшись на лошадиной лепёшке, и перекинул тяжёлые, готовые рассыпаться рулоны на правое плечо. Что смысла в пустых мечтах – разве сможет он, усталый и разбитый, противостоять Свингу в одиночку, безо всякой поддержки? Если даже забыть о том, что этого мерзавца защищают многие мили лондонского хаоса. Мэллори почти уже достиг Дворца, но на это ушли все его силы.
Он заставил себя сосредоточиться на делах первой необходимости. Во-первых, затащить эти проклятые плакаты в сейф. Возможно, они окажутся когда-нибудь полезны в качестве улики, а пока пусть полежат на месте свадебных часов Маделайн. Он заберёт часы, найдёт способ бежать из этого проклятого города и воссоединится с семьёй, давно бы пора. В зелёном Сассексе, на лоне матери-природы, он обретёт и покой, и ясность мысли, и безопасность. И шестерёнки его жизни снова сцепятся, как надо…
Рулоны выскользнули из ослабевших пальцев и посыпались на асфальт, один из них болезненно ударил его по ноге. Мэллори выругался сквозь зубы, собрал проклятые кругляки, взвалил их на другое плечо и побрёл дальше.
Дорогу ему перегородила совершенно неожиданная процессия. Призрачные, размазанные расстоянием и прогорклым туманом, по Найтсбриджу ехали боевые пароходы – приземистые гусеничные чудовища Крымской войны. Туман приглушал тяжёлое пыхтение моторов и слабое, мерное бряцание железных траков. Мэллори стоял, сжимая свою ношу, и смотрел на вереницу машин. Каждая из них тащила на прицепе зарядный ящик.
Укрытые брезентом пушки плотно облеплены солдатами, тускло поблёскивает стальная щетина штыков. Десятка полтора боевых машин, а то и все два. Мэллори недоумённо протёр слезящиеся от дыма глаза.
На Бромптон-Конкорс он увидел троицу в масках и шляпах, стремглав выбежавшую из разбитого дверного проёма; к счастью, его самого никто не трогал.