У ворот Дворца палеонтологии появилось заграждение, но эти баррикады никто не защищал. Было совсем не трудно проскользнуть мимо них, а затем, по скользким от тумана ступеням, к главному входу. Огромные двустворчатые двери Дворца были защищены мокрой парусиной, свешивавшейся с кирпичной арки до самого низа; от ткани резко пахло хлорной известью. За этой вонючей портьерой двери Дворца были слегка приоткрыты; Мэллори протиснулся внутрь.
В вестибюле и гостиной слуги укрывали мебель белыми муслиновыми чехлами. Другие, целая толпа, старательно подметали и мыли полы, обмахивали карнизы длинными метёлками из перьев. Лондонские женщины и значительное число разнокалиберных детей, все – в стандартных фартуках дворцовых уборщиц, работали не покладая рук; виду них был возбуждённый и озабоченный.
В конце концов Мэллори догадался, что это жёны, дети и прочие родственники дворцовых служителей, пришедшие в поисках убежища и защиты сюда, к наиболее представительному, в их глазах, зданию. И кто-то, скорее всего – Келли, комендант здания, с помощью тех учёных, кто ещё остался во Дворце, приставил беженцев к делу.
Мэллори направился к столу дежурного, сгибаясь под тяжестью своей бумажной ноши. А ведь это, подумал он вдруг, наш рабочий класс. При всей скромности своего общественного положения каждый из них – британец до мозга костей. И эти люди не поддались страху, они инстинктивно встали на защиту своих научных учреждений, на защиту закона и собственности. Такой нацией можно гордиться! Мэллори воспрянул духом, осознав, что грозное безумие хаоса достигло предела, упёрлось в непреодолимую преграду. В стихающем водовороте возникло ядро спонтанного порядка! Теперь всё изменится и организуется – подобно тому, как муть, оседающая на дно лабораторной колбы, принимает правильную кристаллическую структуру.
Мэллори забросил ненавистную ношу за пустующую конторку дежурного. На дальнем её конце судорожно отстукивал телеграф, змеилась на пол свежепробитая лента. Взглянув на это маленькое, но знаменательное чудо, Мэллори вздохнул, как ныряльщик, чья голова вышла наконец из-под воды.
Воздух Дворца насквозь пропитался дезинфицирующими средствами, но всё-таки здесь можно было вздохнуть полной грудью; Мэллори снял грязную маску и запихнул её в карман. Где-то в этом благословенном приюте можно найти еду. Тазик, мыло и серную присыпку от блох – проклятые твари совсем распоясались. Яйца. Ветчина. Вино для поднятия сил… Почтовые марки, прачки, чистильщики обуви – вся волшебная взаимосвязанная сеть цивилизации.
К Мэллори приближался незнакомец, британский офицер, субалтерн артиллерийских войск в элегантном мундире. Синий двубортный китель сверкал нашивками, медными пуговицами и золотом эполет, на безукоризненно отглаженных брюках краснели узкие лампасы. Фуражку офицера украшал золотой галун, с белого лакированного ремня свисала кобура, великолепная осанка, гордо вскинутая голова, чёткая армейская походка, вид решительный и целеустремлённый. Мэллори торопливо выпрямился, болезненно ощущая, как ужасно выглядит его измятая, насквозь пропотевшая одежда рядом с этим образчиком армейского совершенства. В лице офицера было что-то знакомое.
– Брайан! – крикнул Мэллори. – Брайан, детка! Офицер вздрогнул и припустил бегом, как самый обыкновенный деревенский мальчишка.
– Нед! Да это же и вправду ты! – воскликнул брат Мэллори; над короткой, по крымской моде, бородкой расцвела радостная улыбка. Мэллори протянул брату руку и болезненно сморщился, его пальцы словно попали в медвежий капкан.
Военная дисциплина и научная диета прибавили Брайану и дюймов, и фунтов. Шестой ребёнок в семье, он зачастую казался робким тихоней, но теперь этот младший братик возвышался на добрых шесть футов четыре дюйма, а взгляд окружённых морщинками голубых глаз говорил о том, что он успел повидать мир.
– А мы всё ждём тебя и ждём, – сказал Брайан.
В его мужественном уверенном голосе нет-нет да прорывались прежние интонации, отзвук тех далёких лет, когда шумная, вечно чего-то требующая орава мелюзги не давала своему старшему брату Неду ни сна, ни отдыха. Как ни странно, сейчас это напоминание о не слишком весёлом прошлом вдохнуло в Мэллори новые силы. Смятение рассеялось, как дым, и он почувствовал себя сильнее, решительнее; появление юного Брайана вернуло ему самого себя.
– Ну как же здорово, что ты здесь! – счастливо улыбнулся Мэллори.
– Здорово, что ты вернулся, – поправил его Брайан. – Мы слышали о пожаре в твоей комнате – а потом ты ушёл и пропал, как в воду канул! Мы с Томом прямо не знали, что и думать!
– Так что, Том тоже тут?
– Мы оба приехали в Лондон в машине Тома, – объяснил Брайан и тут же сник. – У нас ужасные новости, Нед, и обиняками ничего не выйдет, придётся сказать тебе напрямую.
– В чём дело? – спросил Мэллори, готовясь к самому худшему. – Это… это отец?
– Нет, Нед. С отцом всё в порядке, то есть как обычно, не хуже, не лучше. Дело в бедняжке Маделайн!
– Только не это, – застонал Мэллори. – Что с ней?
– Ну… Тут всё дело в моём приятеле, Джерри Ролингзе, – смущённо пробормотал Брайан. – Джерри вёл себя очень порядочно, он только о Маделайн и говорил, никогда, ну, не гулял на сторону. Но потом он получил это письмо, Нед, такое жуткое и грязное! Оно его совсем убило.
– Да не тяни ты, Христа ради! Какое ещё письмо?
– Ну, оно было подписано не именем, а просто: «Тот, кто знает». Но этот, который его послал, вправду знает о нас буквально всё – о семье, я хочу сказать, все наши мельчайшие дела, и вот он написал, что Маделайн была… ну… нецеломудренная. Только более грубыми словами.
Мэллори почувствовал, как его захлёстывает жаркая волна гнева.
– Понимаю, – выдавил он тихим, придушенным голосом. – Продолжай.
– Ну, как ты можешь догадаться, их помолвка расторгнута. Бедная Маделайн, она впала в такую меланхолию, что ты и представить себе не можешь. Поначалу вообще хотела руки на себя наложить, а теперь забросила все дела, только сидит на кухне и ревёт в три ручья.
Мэллори молчал, всё это просто не укладывалось в голове.
– Меня тут долго не было. Индия, потом Крым. – Брайан говорил еле слышно, запинаясь на каждом слове. – Я не знаю обстановку. Скажи мне правду – ты ведь не думаешь, что в этой сплетне что-то есть? Ведь не думаешь?
– Что? Наша Маделайн? Господи, Брайан, да она же из рода Мэллори! – Мэллори с грохотом опустил кулак на конторку. – Нет, всё это грязная клевета. Подлые нападки на честь нашей семьи!
– Как… но кто… зачем?..
– Я знаю, почему… И знаю, какой негодяй это сделал.
Глаза Брайана расширились.
– Знаешь?
– Да. Это тот же человек, который устроил мне пожар. И я знаю, где он сейчас прячется! Брайан потрясённо молчал.
– Он ненавидит меня, хочет меня уничтожить. – Мэллори старался не сказать лишнего. – Это связано с одной тёмной историей. С делом государственной важности. Я теперь обладаю некоторым весом, Брайан; и я открыл такой секрет, такой тайный заговор, честный солдат, вроде тебя, может и не поверить!..
– Я видел в Индии изощрённые языческие жестокости, от которых мутило самых крепких мужчин, – покачал головой Брайан. – Но знать, что подобное творится у нас в Англии, – это невыносимо! – Брайан подёргал себя за бороду – жест, показавшийся Мэллори до странности знакомым. – Я знал, что нужно идти прямо к тебе, Нед. Ты всегда всё понимаешь. Ну, так что же? Как нам быть с этим кошмаром? Мы можем что-нибудь сделать?
– Этот твой пистолет – он в рабочем состояний? Глаза Брайана вспыхнули.
– По правде говоря, это не табельное оружие. Трофейный, я его с русского офицера снял… – Он начал расстёгивать кобуру.
Мэллори опасливо оглянулся и покачал головой.
– Ты не побоишься использовать его при необходимости?
– Побоюсь? – переспросил Брайан. – Не будь ты штатским, Нед, я бы воспринял этот вопрос как оскорбление.
Мэллори молчал.
– Это ведь ради семьи, верно? – Брайан явно сожалел о своей нечаянной резкости. – Как раз за это мы и воевали с русскими – за спокойствие тех, кто остался дома.
– Где Томас?
– Он обедает в… ну, я тебе покажу.
Брайан повёл брата в гостиную Дворца. Академические владения были переполнены шумными, хриплоголосыми обедающими – по большей части, из рабочих, – которые жадно сметали с дворцового фарфора плебейскую варёную картошку. Том Мэллори, принарядившийся в короткую полотняную куртку и клетчатые брюки, скучал над остатками жареной рыбы и недопитым стаканом лимонада.
Рядом с ним сидел Эбенезер Фрейзер.
– Нед! – воскликнул Том. – Я же знал, что ты придёшь! – Он вскочил и придвинул ещё один стул. – Присаживайся к нам, присаживайся! Нас угощает твой друг, мистер Фрейзер.
– Ну и как оно, доктор Мэллори? – мрачно осведомился Фрейзер.
– Немного устал, – неопределённо ответил Мэллори, – но вот подкреплюсь, глотну хакл-баффа, и всё придёт в норму. А как вы, Фрейзер? Надеюсь, вполне оправились? – Он понизил голос: – И что вы тут понарассказывали моим несчастным братьям?
Фрейзер гордо промолчал.
– Сержант Фрейзер – лондонский полицейский, – пояснил Мэллори. – А точнее – рыцарь плаща и кинжала.
– Правда? – встревожился Том.
К столу пробрался официант – настоящий, из постоянного персонала; виду него был задёрганный и виноватый.
– Извините, доктор Мэллори, но запасы Дворца несколько истощились. Я бы посоветовал вам заказать рыбу с жареной картошкой – если, конечно же, вы не возражаете.
– Прекрасно. И не могли бы вы смешать мне хакл-бафф… Ладно, забудем. Принесите тогда кофе. Чёрный и покрепче.
– Ночью вы, похоже, не скучали, – заметил Фрейзер, когда официант отошёл достаточно далеко.
Теперь Том и Брайан смотрели на полицейского с плохо скрываемой неприязнью.
– Я узнал, что тот тип с ипподрома – капитан Свинг – скрывается в Вест-Индских доках, – сказал Мэллори. – Он пытается организовать настоящий мятеж.
Рот Фрейзера плотно сжался.