на бок, чтобы получше рассмотреть его зубцы и шпили, а затем хмуро сказал:
– Не люблю я драться на улицах. Это было единственное место, где русские положили много наших – на улицах Одессы. Перебегали от дома к дому, стреляли с крыш, из-за каждого угла, ну словно бандиты какие. Так цивилизованные люди не воюют.
– А почему они не закрепились на каком-нибудь рубеже, не дали вам честный бой?
Брайан взглянул на брата с удивлением, а затем невесело рассмеялся.
– Ну, по первости они пробовали – при Альме и Инкермане. Но мы им так врезали, что не скоро забудут. Бежали, как наскипидаренные. Тут отчасти и моя заслуга. Королевская артиллерия, Нед.
– Ну-ка расскажи, – заинтересовался Мэллори.
– Мы – самый научный изо всех родов войск. Военные радикалы, они прямо обожают артиллерию. – Брайан лизнул палец и смахнул с рукава очередную искру. – Особая военная наука! Задумчивые очкарики со сплошными цифрами в голове. Никогда не видели обнажённой сабли или штыка. Для победы в современной войне ничего такого и не нужно. Тут всё дело в траекториях и дистанционных трубках.
Он настороженно наблюдал, как по улице крадутся двое мужчин в широких плащах.
– Русские старались как могли. Вспомнить только Редан и Севастополь, какие там были мощные редуты. А под огнём тяжёлой артиллерии они разлетелись в клочья. Тогда русские отступили и засели в окопах, но шрапнель наших многоствольных мортир накрывала их сверху. – Глаза Брайана затуманились, он весь ушёл в воспоминания. – Это нужно было видеть, Нед. Фонтаны земли и белого, как вата, дыма, встающие вдоль линии обстрела через равные промежутки, как деревья в фруктовом саду. Каждый снаряд ложился точно на своё место. А после артподготовки наша пехота – в основном французские союзники, английской пехоты там почти не было – форсировала заграждения и добила бедных иванов из автоматов.
– Газеты писали, что русские вояки нисколько не уважают законов воинской чести.
– Сообразив наконец, что им и близко к нам не подойти, эти ребята совсем озверели, – кивнул Брайан. – Перешли к партизанским действиям, устраивали засады, стреляли по белым флагам и всё такое. Грязная война, бесчестная. Мы не могли с этим мириться. Пришлось принять меры.
– Во всяком случае, всё кончилось быстро, – вставил Мэллори. – Никто не любит войны, но нужно же было преподать царю Николаю урок. Не думаю, чтобы этот тиран рискнул ещё раз дёрнуть льва за хвост.
Брайан кивнул.
– Просто поразительно, на что способны новые зажигательные снаряды. Их можно класть по квадратам, точность как в аптеке. – Его голос упал. – Ты бы посмотрел, как горела Одесса. Это было как огненный ураган. Всесметающий ураган…
– Да, я об этом читал, – кивнул Мэллори. – При осаде Филадельфии тоже была «огненная буря». Очень интересное явление.
– Да уж, – мрачно усмехнулся Брайан, – куда интереснее. Эти янки, они ведь ровно ничего не понимают в военном деле. Это ж какую нужно иметь голову, чтобы делать такое со своими городами!
– Странный они народ, – согласился Мэллори.
– Некоторые народы слишком глупы, чтобы управлять собой сами, это точный факт. – Брайан настороженно огляделся по сторонам; Том как раз вёл «Зефир» мимо тлеющих останков паробуса. – А тебе-то они как, понравились, янки эти?
– Я не имел дела с американцами, только с индейцами. – (И о делах этих лучше помалкивать, добавил про себя Мэллори). – А кстати, что ты думаешь об Индии?
– Ужасная страна, – с готовностью отозвался Брайан. – Ужасная при всех своих чудесах, а чудес там этих столько, что плюнуть некуда, и одно чудеснее другого. В Азии только один народ имеет какие-то начатки здравого смысла – японцы.
– Ты же вроде принимал участие в Индийской кампании, – сказал Мэллори. – А я вот так и не разобрался, кто такие эти сипаи.
– Сипаи – это туземные войска. У нас там были крупные неприятности с мятежниками, всякая мусульманская чушь из-за свиного жира на винтовочных патронах! Чистейшая туземная глупость, но они, видите ли, не едят свинины, а к тому же – крайне суеверны. Паршивая была ситуация, счастье ещё, вице-король Индии не дал туземным полкам современной артиллерии. Одна батарея многоствольных мортир Уолзли способна за пять минут отправить на тот свет целый бенгальский полк в полном боевом составе. – Брайан немного помолчал, а затем пожал плечами. – За время мятежа я насмотрелся всякого варварства, и в Мератхе и в Лакхнау… Трудно поверить, что человек способен на такие жестокости. И ведь всё это делали наши собственные туземные войска, солдаты, которых мы обучали и пытались воспитывать.
– Фанатики, – кивнул Мэллори. – Однако простые индийцы, разумеется, должны быть благодарны нам за разумное управление. За железные дороги, телеграф, акведуки и всё такое.
– Ну, – протянул Брайан, – когда видишь какого-нибудь факира, сидящего в храмовой нише, голого, грязного, вонючего и с цветочком в волосах – ну откуда тебе знать, что там творится в его свихнутом набалдашнике? – Он умолк, а затем вдруг резко ткнул пальцем через плечо Мэллори. – Вон там… Что они там делают, эти мерзавцы?
Мэллори обернулся. На поперечной улице возле самого перекрёстка раскинулось большое кольцо игроков.
– Кости кидают, – объяснил он брату.
Под навесом разгромленного магазина гнусного вида оборванцы по очереди прикладывались к бутылке. Один из них, жирный и всклокоченный, сделал вслед «Зефиру» непристойный жест, дружки поддержали его нестройными угрожающими воплями.
Брайан упал на брезент ничком, а затем осторожно поднял голову над деревянным бортом тендера.
– Они вооружены?
– А какая разница, – пожал плечами Мэллори. – Нас же никто не трогает.
– Они за нами гонятся, – объявил Брайан.
Мэллори удивлённо взглянул на брата, но тут же к немалому своему изумлению обнаружил, что Брайан совершенно прав. Оборванцы преследовали «Зефир», они неслись по пустынной улице, потрясая кулаками и расплёскивая из бутылки остатки джина. Деревенские собаки, считающие своим долгом облаять каждую проезжающую телегу, – вот кого напоминал этот озлобленный, дико вопящий сброд. Брайан привстал на колено, расстегнул кобуру, положил руку на рукоятку странного, необычно большого пистолета…
И чуть не вылетел на мостовую, когда Томас резко прибавил скорость. Мэллори схватил брата за ремень, втащил его назад и бросил на брезентовое ложе, жёсткое, но безопасное. Вот так и с тобою было бы, думал он, слыша, как стучит по мостовой уголь, просыпавшийся при рывке. Оборванцы прекратили бесполезную погоню и даже перестали кричать; они нагибались, поднимали куски угля и тупо их рассматривали.
– Откуда ты знал, что они собираются напасть? – спросил Мэллори.
Брайан вынул носовой платок и начал отряхивать с коленей угольную пыль.
– Просто знал.
– Но почему они так?
– Наверное, потому, что мы тут, а они – там. Потому, что мы едем, а они идут пешком! – Брайан явно недоумевал, ну как же можно не понимать таких простых вещей!
Мэллори отвёл взгляд и сел.
– Возьми маску, – мягко сказал он, протягивая брату матерчатый квадрат. – Для тебя же брал.
Брайан застенчиво улыбнулся и начал возиться с завязками.
На всех перекрёстках Пикадилли маячили фигуры в пятнистом обмундировании, тускло поблёскивала сталь примкнутых штыков. Некоторые сидели, поставив на колени жестяные котелки, и завтракали положенной по рациону овсянкой. При первой встрече с патрулём Мэллори приветственно помахал рукой, однако отважные защитники отечества смотрели на проносящуюся мимо машину с таким агрессивным недоверием, что больше он этого эксперимента не повторял. Чуть подальше, на углу Лонгакр-стрит и Друри-лейн, солдаты активно учили уму-разуму небольшой отряд растерянных лондонских полицейских. Полицейские бестолково суетились со своими ни на что не годными дубинками. Некоторые успели лишиться шлемов, у многих были забинтованы руки и головы.
Том остановил «Зефир», чтобы подбросить в топку уголь, тем временем Фрейзер и Мэллори пошли наводить справки. По сведениям битых лондонских фараонов, ситуация к югу от реки полностью вышла из-под контроля. По всему Ламбету бушевали схватки; главным оружием пролетариата были булыжники и кирпичи, но слышалась и стрельба. Многие улицы были перекрыты баррикадами. По сводкам, кто-то открыл ворота Бедлама и выпустил сумасшедших на свободу.
Грязные, как трубочисты, полицейские непрерывно кашляли и валились с ног от усталости. Всех их подняли по тревоге и бросили патрулировать улицы, затем Комитет по чрезвычайному положению ввёл в столицу войска и объявил комендантский час. В Вест-Энде создаются отряды самообороны, добровольцев – из приличной, конечно же, публики – вооружают не только дубинками, но и винтовками. Нет худа без добра, думал Мэллори, слушая это горестное повествование. Уж теперь-то не приходится сомневаться в законности и уместности похода в Вест-Индские доки. Фрейзер молча повернулся и зашагал к «Зефиру», на его лице застыло выражение мрачной решимости.
Том поехал дальше. За не очень определённой границей территории, охраняемой силами правопорядка, обстановка начала быстро меняться к худшему. День близился к полудню, с грязного, как вода в сточной канаве, неба светило болезненное тускло-оранжевое пятнышко. Помоечными мухами роились на перекрёстках люди; любопытные и озабоченные, голодные и отчаявшиеся, они толклись безо всякой видимой цели, однако в воздухе отчётливо ощущался грозовой запах зреющего мятежа. Весёлые гудки «Зефира» прорезали аморфную толпу; люди по привычке расступались.
По Чипсайду раскатывала пара невесть откуда взявшихся паробусов, битком набитых мрачными громилами. Из разбитых окон громоздких, пьяно виляющих машин торчали винтовочные стволы, на подножках висели размахивающие пистолетами люди, крыши щетинились ножками краденой мебели. Огибая неожиданное препятствие, Томас выехал на тротуар; под колёсами «Зефира» захрустело стекло.
В Уайтчепеле грязные босые дети облепили крашенную суриком стрелу подъёмного крана, висевшую на высоте четвёртого этажа.