– Да, сэр, – кивнул Фрейзер. – Они тут повсюду. Взломан Музей практической геологии. Королевское общество гудит, как осиное гнездо, и этот проклятый Эгремонт будет завтра кричать во всех утренних выпусках о новой луддитской вылазке. Если нам в чём и повезло, так это что доктор Мэллори вовремя уехал в Китай.
– Мэллори? А он-то тут каким боком?
– Сухопутный левиафан. Миссис Бартлетт и её бандиты попытались стащить его череп.
Они обогнули одну из брезентовых загородок; грубая ткань через равные промежутки была проштампована клеймом Артиллерийского управления.
Завалившийся набок кэб, чёрная лакированная обшивка прошита строчками пулевых пробоин; рядом, в широко расплывшейся луже крови – мёртвая лошадь.
– С ней было двое мужчин, – сказал Фрейзер. – Трое, если считать труп в музее. Кэбом правил американский беженец по фамилии Рассел, здоровенный громила, проживавший в «Семи циферблатах». Второй – Генри Дис из Ливерпуля, опытный взломщик. Я сам раз десять брал этого Диса, когда ещё служил, но в последнее время он куда-то пропал. Их положили туда, сэр. – Он кивнул вправо. – Судя по всему, Рассел ввязался в ссору с настоящим кэбменом – не поделили, кто кому уступит дорогу. Уличный регулировщик попытался вмешаться, и тогда Рассел вытащил пистолет.
Олифант не мог отвести взгляда от перевёрнутого кэба.
– Регулировщик был без оружия, к счастью, мимо проходили двое детективов с Боу-стрит…
– Но что стало с кэбом, Фрейзер…
– Это уж армейский броневик постарался, сэр. Последний из временных гарнизонов стоит как раз у Холборнского виадука. – Он помедлил. – У Диса была русская картечница…
Олифант потрясённо покачал головой.
– Восемь гражданских отправлены в больницу, – продолжил инспектор. – Один детектив убит. Идёмте, сэр, лучше уж закончить с этим поскорее.
– А к чему загородки?
– По требованию «Криминальной антропометрии».
Олифанта охватило странное оцепенение, всё происходящее казалось кошмарным сном. Он позволил провести себя туда, где стояли трое прикрытых брезентом носилок.
Лицо Флоренс Бартлетт превратилось в сплошное месиво.
– Серная кислота, – пояснил Фрейзер. – Пуля разбила бутылку, или что уж там у неё было.
Олифант торопливо отвернулся и прикрыл рот платком, еле сдерживая позыв тошноты.
– Прошу прощения, сэр, – сказал инспектор. – Вам не стоит смотреть на остальных.
– Беттередж, Фрейзер. Вы его видели?
– Нет, сэр. Вот череп, сэр, вернее, что от него осталось.
– Череп?
На полированном складном столике было разложено с полдюжины массивных осколков окаменелой кости и подкрашенного под кость гипса.
– Какой-то мистер Рикс из Музея пришёл забрать их назад, – продолжал докладывать Фрейзер. – Говорит, они не так сильно повреждены, как могло бы показаться. Вы бы не хотели присесть, сэр? Я могу найти вам стул…
– Нет. А с чего это сюда сбежалась чуть не половина «Криминальной антропометрии»?
– Ну, сэр, вам об этом лучше судить, – сказал Фрейзер, понизив голос. – Хотя я слышал, что мистер Эгремонт и лорд Гальтон проявляют последнее время большое сходство взглядов.
– Лорд Гальтон? Теоретик евгеники?
– А ещё кузен лорда Дарвина. Он – человек «Антропометрии» в Палате лордов. Имеет серьёзное влияние в Королевском обществе. – В руках Фрейзера появился блокнот. – Взгляните, почему я решил, что вам следует прибыть сюда, сэр, и чем скорее, тем лучше.
Он отвёл Олифанта за останки кэба, осторожно оглянулся и вынул из кармана сложенный листок голубоватой бумаги.
– Я нашёл это в ридикюле Бартлетт.
У записки не было ни даты, ни подписи:
«То, что вы так хотели получить, обнаружено, хотя и в крайне необычном месте. Наш общий знакомый по дерби, доктор Мэллори, сообщил мне, что этот предмет спрятан в черепе его сухопутного левиафана. Хочу надеяться, что вы воспримете эти чрезвычайно ценные сведения как полное возмещение всех моих вам долгов. Вследствие недавних политических событий, моё положение стало довольно опасным и, без сомнения, за мной внимательно наблюдают определённые силы в правительстве. Прошу вас подумать об этом прежде, чем предпринимать какие-либо новые попытки связаться со мной. Я сделала всё, что было в моих силах, клянусь в этом».
Изящный почерк, знакомый как Олифанту, так и Фрейзеру, принадлежал Аде Байрон.
– Никто, кроме нас с вами, этого не видел, – негромко сказал Фрейзер вполголоса.
Олифант сложил бумагу вчетверо и спрятал её в портсигар.
– А что это было, Фрейзер? Что было в черепе?
– Я провожу вас назад за заграждение, сэр. Решительно раздвигая шакалью стаю репортёров, Фрейзер провёл Олифанта к скоплению полицейских и дальше, в самую его гущу; по дороге он дружески здоровался со многими из своих бывших сослуживцев.
– Так вот, мистер Олифант, насчёт вашего вопроса, – сказал Фрейзер, когда горланящая толпа осталась за стеной голубой саржи и медных пуговиц. – Я не знаю, что это за предмет, но мы оставили его у себя.
– Да? По чьим указаниям?
– Безо всяких указаний. Вот он, Харрис, он обнаружил эту штуку в кэбе, ещё до того, как набежала «Антропометрия». – Фрейзер почти улыбался. – Ребята из столичной полиции не слишком жалуют «Антропометрию». Дилетанты чёртовы, верно, Харрис?
– Точно так, сэр, – подтвердил полицейский со светлыми бачками. – Такие они и есть.
– Так где же это? – спросил Олифант.
– Здесь, сэр. – Харрис протянул ему дешёвую чёрную сумку. – Вот так мы это и нашли.
– Мистер Олифант, я думаю, вам бы лучше увезти это отсюда поскорее, – сказал Фрейзер.
– Конечно, Фрейзер, я сам так думаю. Скажите парню, который сидит в этой хитрой машине, что он мне больше не понадобится. Благодарю вас, Харрис. Всего хорошего.
Полицейские расступились. Олифант с сумкой в руке протиснулся сквозь толпу зевак, толкавшихся в поисках места, откуда получше видно солдат и брезентовые заграждения.
– Пардон, начальник, медяка лишнего не найдётся?
Олифант посмотрел в прищуренные карие глаза нищего; можно было поспорить на что угодно, что этот щуплый, хромой человек в прежней своей жизни был жокеем. Ни хромым, ни жокеем Бутс не был. Олифант бросил ему пенни. Бутс ловко поймал монету, но не ушёл, а, наоборот, придвинулся к Олифанту вплотную, со стуком переставляя коротенький костыль. От него воняло сырой фланелью и копчёной скумбрией.
– Заморочки, начальник. Бекки всё скажет.
Бутс развернулся на своём костыле и решительно заковылял прочь, бормоча что-то на ходу, – типичный попрошайка, недовольный добычей.
Он был одним из двоих самых талантливых наблюдателей Олифанта.
Другая – Бекки Дин – догнала его на углу Чансери-лейн. Выглядела она как преуспевающая шлюха – и по одежде, и по наглым манерам.
– Что там с Беттереджем? – пробормотал Олифант, словно разговаривая сам с собой.
– Повинтили, – ответила Бекки. – Часа три назад.
– Кто повинтил?
– Двое в кэбе. Они следили за вами. Беттередж засёк их и поставил нас наблюдать за наблюдателями[145].
– Я ничего не знал.
– Это было позавчера.
– Кто были эти двое?
– Один – сальный, плюгавый прощелыга, частный детектив по фамилии Веласко. Другой, судя по виду, из правительственных.
– Так они что, взяли его прямо среди бела дня? Силой?
– А вы будто не знаете, как это делается, – пожала плечами Бекки.
Табачная лавка располагалась на углу Чансери-лейн и Кэри-стрит; задняя её комната, где хранились запасы товара, насквозь пропиталась крепким, умиротворяющим запахом. Глубоко вздохнув, Олифант поднёс уголок голубого листка к невысокому пламени бронзовой зажигалки, выполненной в виде сидящего турка.
Через пару секунд бумага превратилась в хрупкий розоватый пепел.
Сумка содержала автоматический револьвер «баллестер-молина», посеребрённую латунную фляжку, до половины наполненную каким-то липким, приторно пахнущим зельем, и деревянный ящик. Судя по гипсовой корке, именно этот ящик и был целью ночного налёта на Геологический музей. В нём лежала большая колода перфокарт формата «Наполеон», изготовленных из какого-то молочно-белого, очень скользкого материала.
– Этот пакет, – сказал Олифант мистеру Бидону, владельцу лавки, – останется у вас на хранение.
– Хорошо, сэр.
– Я заберу его сам или пришлю своего слугу Блая.
– Как пожелаете, сэр.
– Если у вас возникнут какие-нибудь неясности, будьте любезны известить об этом Блая.
– Непременно, сэр.
– Благодарю вас, Бидон. Вы не могли бы дать мне сорок фунтов наличными и занести эту сумму на мой счёт?
– Сорок, сэр?
– Да.
– Пожалуй, что смогу, сэр. С удовольствием, мистер Олифант.
Мистер Бидон вынул из кармана кольцо с ключами и пошёл открывать наисовременнейший сейф.
– И дюжину лучших гаванских сигар. И вот ещё что…
– Да, сэр?
– Я бы попросил вас хранить этот пакет в сейфе.
– Конечно, сэр.
– Вы не скажете, Бидон, «Лэмбс», это же где-то здесь, неподалёку? Обеденный клуб.
– Да, сэр. Это на Холборн, сэр. Пять минут пешком.
В воздухе кружился первый снег; сухой и зернистый, он не прилипал к промёрзшей мостовой, а ложился тонким, подвижным слоем, как белый песок.
Бутс и Бекки исчезли – можно быть уверенным, что они заняты обычным своим незаметным делом.
«А вы будто не знаете, как это делается».
Знал, ещё как знал. Скольких людей стёрли с лица земли, стёрли бесследно, как карандашную закорючку с листа ватмана, и это только здесь, в одном лишь Лондоне. Как можно сидеть с друзьями, попивать себе мозельское да слушать беспечную болтовню, если тебя тяготит невыносимое бремя подобного знания?
Он хотел, чтобы Коллинз был последним, самым последним, а теперь исчез Беттередж, исчез стараниями другой стороны.
Поначалу в этом виделся некий жутковато изящный смысл.
Поначалу это было его идеей.