По стене побежали трещины, зеркальное покрытие с тихим звоном осыпалось на пол.
Шагнувший к арке Стив обернулся на шум.
Поль невнятно выругался и сел в ближайшее кресло, руки у него слегка дрожали.
– Хорошо, что мы Ивену с собой не взяли, – прошептал он после паузы. – Еще б она это увидела…
– Да он все время порнуху рисует, – сказала Тина. – Сколько раз он меня в аналогичном виде изображал… Неужели ты ждал от него чего-то другого?
– Он ведь попросил нас о помощи и все равно не удержался от гадости! – Поль смотрел на нее, недоуменно морщась. – Вот чего я не понимаю!
– А он просто не смог удержаться – это выше его сил, сколько бы он ни хвалился своим самообладанием. – Помолчав, Тина добавила, чтобы хоть немного разрядить обстановку: – Зато он поесть нам оставил.
– Да меня тошнит после этого образчика его творчества! Ты видела, какое выражение лица у меня было на этой картинке?
– Так ведь это не твое лицо, а плод его воображения.
Поль овладел собой достаточно быстро. Как обычно: сначала всплеск эмоций, а затем переход в состояние, когда доминирует рассудок, и эмоции, какими бы они ни были, не мешают ни думать, ни действовать.
К оставленному в холодильнике угощению никто интереса не проявил, и они прошли в комнату с «коконом». Лейла, или Дина Вански, как ее звали раньше, или, по новым документам, восемнадцатилетняя иммигрантка с Яхины Фелита Нирок, лежала под прозрачной крышкой неподвижно, с закрытыми глазами. Фарфорово-бледная кожа, прямые черные волосы, тонкие черты лица. Если в Месеодге время остановилось, то погруженная в бессрочную летаргию Лейла находилась в сердцевине этого окаменевшего куска времени и вместе с ним никуда не двигалась.
– Поль, последнее слово за тобой, – сказала Тина. – Я хотела бы ей помочь, но боюсь сделать ошибку. Попробуй почувствовать будущее и определить: если мы ей поможем, не закончится ли это для кого-нибудь очень плохо?
Стив взглянул на нее с оттенком удивления и кивнул – как будто собирался предложить то же самое, но Тина его опередила.
Поль подошел к «кокону», постоял около него несколько минут, потом повернулся и произнес:
– Не могу сказать, что она мне нравится, но если мы ей поможем, вреда не будет.
– Вот и хорошо, а то все-таки жалко девочку.
– Это будет сложно, – добавил Поль. – Даже не знаю, как описать словами то, что с ней случилось…
– Я понимаю, о чем ты, – отозвался Стив. – Но попробовать можно.
Поль смоделировал на компьютере трехмерную схему. Выглядело это как абстракция: свернутый, буквально спрессованный объект, оплетенный пульсирующей красной паутиной.
– Вот приблизительно то, что я вижу, – пояснил он. – Эта красная пакость – гипноблок, что-то вроде компьютерного вируса. Пока он не уничтожен, выводить Лейлу из комы бесполезно.
– Когда есть наглядный материал, работать проще, – заметил Стив. – Я начинаю.
Ничего не менялось. Он стоял возле «кокона», телепортированного вместе с пациенткой в Хенуду, такой же неподвижный, как Лейла, похожая на белый пластолитовый манекен в черном парике. Но если посмотреть глазами Полины Вердал, открывалась совсем другая картина: столб слепящего цветного пламени, который был Стивом, выбросил пылающий протуберанец, и Лейлу тоже охватило пламя, а через некоторое время нити «паутины» начали исчезать, одна за другой, и намертво спеленутое существо пошевелилось.
– Есть активизация жизненных процессов, – сообщила Тина, сидевшая перед мониторами, подключенными к системам «кокона».
«Паутина» горела – и не только «паутина»: некоторые из омертвелых перемычек, появившихся у Стива после нападения на орбите Гелхэ, тоже исчезали без остатка. Помогая Лейле, он одновременно лечился сам и вряд ли сознавал это. Тина рассказывала, что у Стива очередной прорыв способностей происходил всякий раз, когда ситуация становилась критической и требовалось совершить невозможное. Уничтожить хитросплетения лярнийского гипноблока – это была непростая задача; Стив делал то, чем никогда раньше не занимался, и параллельно его силы возрастали.
Вряд ли Лиргисо имел в виду такой эффект, когда подсунул Стиву эту задачку. Узнай он об этом, он бы локти кусал от досады, – эта мысль заставила Поля мстительно усмехнуться.
Поль вышел из комнаты до того, как «паутина» сгорела дотла и Лейла открыла глаза. Он по себе знал, каково это: лежать обнаженным и беззащитным, в то время как над тобой стоит одержавший верх противник, и не хотел находиться рядом с Лейлой, когда та очнется.
Стив и Тина этого момента не учли. Глядя сквозь приоткрытые жалюзи на полурастворенные в тумане горы, Поль слушал, как Тина терпеливо объясняет Лейле, какова ситуация на самом деле. К нему присоединился Стив:
– Она испугалась, когда увидела нас.
– Это логично. Как ты себя чувствуешь?
– Вроде бы неплохо.
– Часть тех тусклых перемычек исчезла, ты не заметил?
Стив прикрыл веки, прислушиваясь к внутренним ощущениям, потом согласился:
– Похоже, что так.
– Я теперь кто – заложница? – донесся из соседней комнаты голос Лейлы.
– Вы свободны, – ответила Тина. – Лиргисо передал мне для вас достаточно большую сумму денег. Правда, ниарское гражданство вы потеряли вместе с прежним телом, сейчас вы находитесь в теле нелегальной иммигрантки с Яхины, но если заплатить въездную пошлину, вы получите статус туристки.
– Я хочу посмотреть на себя. Можно зеркало? – спросила Лейла и после паузы отметила: – Прелесть, я похожа на Веронику Ло, вашего донора!
Поль чуть поморщился и направился к выходу. Лейла копировала характерные интонации Лиргисо, и вообще она внушала ему неприязнь – не настолько сильную, чтобы это прорвалось наружу, но достаточную для того, чтобы ему не хотелось с ней общаться.
Стив вышел следом: он свою работу завершил. В коридоре их ждала Ивена.
– Получилось? – спросила она шепотом.
– Да. Сейчас Тина с ней разговаривает.
– А что мы будем делать дальше?
– Полетим на одну необитаемую планету, у которой даже имени нет, – улыбнулся Стив. – Там спрятан корабль, принадлежавший раньше «Конторе Игрек».
Вспоминать всю свою жизнь от начала до конца и прощаться с воспоминаниями Саймон не собирался. А вот не станет он этого делать! Может быть, тогда он сумеет перехитрить преисподнюю и его казнь будет снова и снова отодвигаться в будущее, с той же неизменной скоростью, с какой настоящее превращается в прошлое?
Пока он не попрощался, его нельзя переселять в тело кудонского келнисуаца. Это непременное условие, Лиргисо не посмеет пренебречь столь важным правилом. Иногда на дне души начинали копошиться сомнения, но Саймон сразу их давил: если они подточат его представления о том, что может, а что не может случиться, он попросту сойдет с ума.
Да и нет для них никаких оснований. Лиргисо ведь сказал, что переместит его в тело келнисуаца после того, как он простится со своей человеческой памятью? Теперь уже не вспомнить, что он в точности сказал, но смысл вроде был именно такой. Значит, лазейка есть.
Несколько раз Саймону снилось, что он сидит в ниарской тюрьме, отбывает свой пожизненный срок и никто не собирается выгонять его на волю. Это были счастливые сны, однако стоило открыть глаза – и ощущение, что жизнь более-менее сносная штука, уходило, как теплая вода из ванны с выдернутой пробкой.
Лиргисо не появлялся. Может быть, он забыл про Саймона Клисса? Два раза в день медицинский робот кормил узника питательной кашицей через зонд (есть Саймон по-прежнему не мог, зато желудок перестал выворачиваться наизнанку при малейшем намеке на присутствие пищи), а больше ничего не происходило.
Клисс часами сидел съежившись на матрасе и старался ни о чем не думать, ничего не вспоминать: пока его память неподвижна, то отвратительное будущее, к которому приговорил его Лиргисо, не может осуществиться, но стоит что-нибудь неосторожно задеть – и все поползет, как лавина в горах, тогда уж катастрофы не миновать. Как бывший эксцессер, Саймон знал кое-что о катастрофах!
Приставленный стеречь его «цербер» – черная, хищно-прилизанная механическая тварь – тоже хранил неподвижность. Саймон с горечью подумал, что Лиргисо тот еще перестраховщик: ну зачем, скажите на милость, нужен сторожевой робот экстра-класса, если охраняемый объект – несчастный, раздавленный, до полусмерти замученный маленький человек, ни в чем вдобавок не виноватый?
Так все и продолжалось изо дня в день, но однажды Саймон услышал голоса. В коридоре за дверью нецензурно ругались, роняли какие-то предметы, топали, кто-то отрывисто отдавал команды и спрашивал, «где эта сволочь». Ага, опять по его душу пришли, опять хотят, чтобы он за что-то отвечал! Взгляд Саймона заметался по круглой комнате с тошнотворными кровавыми разводами на нежно-перламутровых стенах: даже спрятаться негде, ничего тут нет, кроме «цербера» и матраса…
И лишь потом до него дошло, что речь идет не о нем. Эти, в коридоре, ищут другую сволочь, им нужен не Саймон Клисс, а Лиргисо.
Господи, да это же спецназ!
Саймон настолько ослаб, что с первого раза его услышал только «цербер», угрожающе пошевеливший манипуляторами.
– Помогите! – срывая надтреснутый голос, снова позвал Клисс. – Заберите меня отсюда!
Теперь услышали.
– За этой дверью кто-то есть! – донеслось из коридора. – Энзо, проверь!
Видимо, у Энзо был биосканер, и чуть погодя другой голос подтвердил:
– Там кто-то живой.
Саймон на четвереньках подполз к двери. «Цербера» такое проявление активности пленника насторожило, он придвинулся ближе, неслышно переступая суставчатыми лапами на присосках.
– Эй, кто там? – спросили снаружи.
– Я! – отозвался Клисс. – Спасите меня!
Главное, ни слова про «цербера», а то они сюда не сунутся, потому что «цербер» – это серьезно. Из их обрывочных реплик Саймон понял, что Лиргисо они все-таки упустили; значит, тем более нельзя тут оставаться.
Характер шума внезапно изменился. Возгласы, ругань.