Машина смерти — страница 100 из 102

– Их доктор прописал!

– Из-за них ты выглядишь как чертов мафиозо.

– Вы, должно быть, Пергола, – воскликнул Армянин, который никогда раньше не встречался с Фрэнком. Все засмеялись: Доминик, очевидно, точно описал их отношения.

Напряжение, которое он чувствовал, немного спало, пока все болтали, но начало нарастать снова, когда вся компания направилась в зал судьи Коннора. Что бы ни случилось, Доминику не терпелось покончить с этим. С 1985 года маршалы постоянно перемещали его, опасаясь за его жизнь. Его вместе с женщиной, которую он встретил в Альбукерке, отправляли в Шайенн, штат Вайоминг, Денвер, штат Колорадо, Сиэтл, штат Вашингтон. Он находился в программе защиты дольше, чем кто-либо из свидетелей. Он хотел оставить все позади и жить там, где ему хочется, без вмешательства федеральных властей, и надеялся снова встретиться со своими детьми. Он не видел их четыре года.

Судья Коннор пригласил Армянина занять место на скамье защиты вместе с Домиником – это был хороший знак – и открыл слушания. В случае сотрудничества свидетеля судьи обычно определяют наказание, применяя трехуровневый тест. Признал ли свидетель свои преступления и проявил ли раскаяние? В какой степени он реабилитировал себя? Полностью ли сотрудничал с правительством?

Назначенный судом адвокат Доминика, бывший прокурор Ли Ричардс, сразу перешел к этим вопросам:

– По каждому из этих важных пунктов, ваша честь, я должен сказать, что Доминик Монтильо – один из самых образцовых подсудимых, которых я видел в своей жизни. Ни один обвиняемый, которого я когда-либо встречал или о котором я когда-либо слышал, не сталкивался с такими ошибками, не менял свою жизнь столь бесповоротно и не вносил такой большой вклад в работу правоохранительных органов. Ваша честь сегодня утром имеет право поставить на свое место последний элемент головоломки для мистера Монтильо и позволить ему завершить то, что я искренне считаю удивительным преобразованием.

Что касается насилия, совершенного Домиником, Ричардс объяснил это «необычайным влиянием» Нино Гаджи и людей, окружавших Нино.

– Эти люди сделали из Доминика Монтильо того, кого я называю старым Домиником. С тех пор Дом воссоздал себя заново.

Судья Коннор попросил подсудимого высказаться. Доминик встал. Его голос то срывался, то вновь становился ровным.

– Я не оправдываюсь, ваша честь, за преступления, которые я совершил в прошлом здесь, в Нью-Йорке, или после, в Калифорнии. Все, что я сделал, было сделано по моей собственной воле, и я полностью понимаю, что мне придется отвечать за свои действия.

Четыре слова в этом заявлении были взяты непосредственно из девиза воздушно-десантных рейнджеров на латыни – sua sponte, «по моей собственной воле».

Доминик долго переминался с ноги на ногу, возясь с заготовленным заявлением, и наконец начал говорить. Он сказал, что хотел бы особо отметить, как Фрэнк Пергола, Кенни Маккейб, Артур Раффлз, Уолтер Мэк и другие «хорошие парни» помогли ему спасти то, что осталось от его жизни.

Он вспомнил, как Фрэнк сказал ему, что «никто не имеет права убивать», и как Кенни когда-то был «врагом, засевшим у нашего клуба и делающим снимки», а теперь стал «одним из тех немногих людей, которым я доверяю в своей жизни». Он «не мог выразить словами всего» о дяде Арти и сказал, что Уолтер «заключил со мной только одну сделку – говорить правду». Затем добавил:

– От этих людей я узнал, что семья – это не обязательно кровное родство, но всегда доверие и уважение. Они – та семья, которая у меня есть сейчас.

В заключение он просто попросил о милосердии:

– У меня есть хорошая работа, хорошая квартира, есть будущее, на которое я могу рассчитывать. Я прожил с одной женщиной четыре года. Я понимаю, что совершил серьезные преступления. Каким бы ни был ваш приговор, ваша честь, все, чего я хочу, – это чтобы все это закончилось и моя жизнь началась с чистого листа.

Следующим выступил Уолтер. Он сказал судье, что Доминик был «чрезвычайно ценен для Соединенных Штатов» и выполнил все свои обязательства как свидетель. Дядя Арти добавил:

– Я считаю Доминика честным и откровенным во всех делах, которые с ним имел.

Последним выступил Фрэнк Пергола:

– Управление полиции Нью-Йорка и жители города многим обязаны Доминику. Он прояснил множество тайн для семей жертв.

Когда судья Коннор обратился непосредственно к нему, Доминик с каждым словом становился все более расслабленным:

– Я думаю, что вы являетесь тем, кого мы иногда называем ситуативным преступником. Вы попали в криминальную среду из-за ситуации, в которой вас воспитали… Когда вас арестовали, вы сразу же согласились сотрудничать в той степени, которую редко удавалось превзойти. Вы были разлучены со своими детьми и друзьями в течение нескольких лет. На протяжении нескольких лет вы находились в своеобразной тюрьме и будете продолжать находиться в ней в том смысле, что вы всегда будете оглядываться через плечо, гадая, не стали ли известны ваша личность и ваше местонахождение тем, кто, я уверен, хотел бы отомстить вам… Вы изменили свою жизнь. Я думаю, ваша реабилитация состоялась.

Судья заключил, что надлежащим наказанием будет пять лет условно.

На этом суд удалился, пожелав Доминику здоровья и безопасности. Уолтер, Кенни, дядя Арти и Армянин по очереди подходили, хлопали его по спине и жали руку. В заключение Фрэнк Пергола и Доминик стояли обнявшись, как братья, выросшие вместе в обычном доме в Бат-Бич в Бруклине, на фоне Большой печати Соединенных Штатов[140].

Эпилог

Глэдис Демео сказала только одно слово, когда ее попросили дать интервью по поводу ее покойного мужа. «Нет», – вот что она сказала, закрыв дверь в свой новый дом и эту часть своей жизни, как она всегда и делала.

Роуз Гаджи тоже нечего было сказать. Когда корреспонденты подошли к ней в коридоре суда после слушаний по ее иску к правительству о халатности в связи со смертью мужа в тюрьме, она была более саркастичной, чем, возможно, хотела. Улыбнувшись, она процедила сквозь стиснутые зубы: «Дело говорит само за себя». Спустя несколько месяцев иск о халатности был мирно урегулирован. Подробности держались в секрете, но источники сообщили, что Роуз получила то, чего хотела больше всего: обещание Федерального бюро тюрем внедрить новые правила оказания медицинской помощи в экстренных случаях, включая требование о постоянном дежурстве врача в «Метрополитене».

– Роуз настаивала на том, что не заинтересована в финансовом урегулировании, – рассказал один из участников слушаний. – Она просила лишь о том, чтобы были введены процедуры, которые позволят снизить вероятность того, что кто-то пострадает так же, как Нино. Таким образом, Нино благодаря Роуз в конечном счете внес свой вклад в общество.

Дениз Монтильо тоже не хотела, чтобы ее беспокоили.

– Я больше не буду участвовать в том, что является позором для меня и моей семьи, – сказала она.

Вряд ли стоит удивляться тому, что все эти женщины не хотели ворошить скелеты в шкафу. Кроме того, все они выросли в Бруклине, где люди не лезут не в свое дело, – особенно в районах, в которых орудовала банда Демео.

В начале 1991 года один из авторов этой книги, Джерри Капечи, посетил бывший клуб «Джемини Лаундж» во Флэтлендсе; его сопровождали Ричард Шеслингер и Алан Голдберг из телевизионной программы CBS «48 часов», готовившие сюжет, посвященный этой истории. Трое журналистов нашли человека, готового к разговору, – Дебби Дойл, которая переехала в старую клубную квартиру «Дракулы» рядом с баром. На некоторых стенах в ее квартире все еще были видны следы повреждений в результате обыска, проведенного оперативной группой несколько лет назад.

Уже после переезда она узнала историю этой квартиры из газетной статьи. Тем не менее, по ее словам, жить там было тревожно только в одном смысле, а именно:

– Вся эта кровь, которая стекала в канализацию с трупов… Знаете, мне было жутковато, когда я принимала душ. Но, кроме этого, меня ничего не беспокоило, потому что я считаю: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я имею в виду, что такое случается. Знаете, это жизнь.

Пока интервью проходило на улице возле квартиры, из прежнего ресторана «Джемини Лаундж», ныне «Джастинс Паб», вышла еще одна женщина и с интересом принялась слушать комментарии Дебби Дойл. Затем она представилась как бывшая посетительница «Джемини» и барменша. Она знала Роя, Джоуи, Энтони и всех остальных и что их обвиняли в ужасных преступлениях, но они всегда были приятны в общении, а она всегда занималась своими делами.

– Вы знаете, как это бывает, – говорила она. – Это Бруклин.

(Примерно через два года в Бруклине, после того как старший брат, Джозеф Теста, был приговорен к пожизненному заключению, Патрик Теста, бывший вундеркинд по части машин, отсидевший всего несколько месяцев за свою деятельность в банде Демео, а затем присоединившийся к преступной семье Луккезе, был застрелен неизвестным в своей автомастерской.)

Когда к печати готовилось издание этой книги, Джерри Капечи, на этот раз в сопровождении репортера Стива Данливи и продюсера Синтии Фаген из программы A Current Affair телекомпании «Фокс», снова наведался в этот бар. Владелец того заведения, которое теперь называлось «Джастинс Паб», был не слишком рад их видеть. Он пытался помешать операторам снимать снаружи и кричал Фаген в лицо: «Я не имею ничего общего с этими парнями!»

Вызвали полицию из участка «шесть-три», чтобы всех успокоить. Дебби Дойл вышла из своего дома с привидениями и произнесла:

– Ну, убили в моей квартире сто человек – и что в этом такого?

В конце концов Дойл пригласила Данливи и Фаген внутрь, и для телеаудитории национального масштаба была проведена экскурсия по разделочным цехам Дракулы. Правда, старая клубная квартира банды Демео выглядела к тому времени уже слишком банально для всего того ужаса, который там творился.

Тем временем полицейские, агенты и адвокаты, работавшие в оперативной группе по делам Теста, Демео, Гаджи и Кастеллано, собрались в ресторане «Таверн он зе Грин» в Центральном парке отпраздновать победу. Уолтер раздал всем красные футболки с белой надписью «Я работал в зоомагазине Уолли» спереди и «США против Кастеллано» сзади.