К антивоенному движению, расцветшему пышным цветом во всем мире, он был равнодушен, как и его сослуживцы. Солдаты в других подразделениях начали приветствовать друг друга словом «Мир!» Рейнджеры, в отличие от них, говорили: «Война!» В длительных переходах по глинистым равнинам Джорджии они распевали армейские песни с таким воодушевлением, о котором генералам остается только мечтать: «Я рейнджер, в воздухе лечу! Дружить с опасностью хочу!»
Чтобы вознаградить себя в конце таких походов, они повторяли наизусть клятву рейнджера, ползя по траншее длиной в сотню ярдов[36], полной нечистот, грязи и мусора: «Я осознаю, чего моя страна ожидает от меня как от рейнджера: двигаться быстрее, идти дальше и сражаться с большей отвагой, чем любой другой солдат. С готовностью проявлю я внутреннюю стойкость, необходимую для выполнения задач рейнджера и завершения миссии, пусть даже в живых останусь я один».
«Пусть даже в живых останусь я один» – эту фразу Доминик стал цитировать в общении с окружающими по возвращении домой.
Через семьдесят семь дней пыток и надругательств над психикой парень из Бруклина и Левиттауна окончил школу рейнджеров, став стройным и подтянутым, уверенным в себе и приобретя привычку выкуривать по две пачки «Кэмел» в день. Его товарищи дали ему кличку «Кряж» – при своем росте в пять футов восемь дюймов[37] он был крепок, как ствол векового дерева.
Затем был Центр специальной военной подготовки им. Джона Ф. Кеннеди в Форт-Брагг в штате Северная Каролина. Там он научился метать топор и использовать еще двести шестьдесят семь орудий убийства, от удавки до пулемета 50-го калибра. Его тренировали сразу по двум дисциплинам – легкое вооружение и бесшумное ведение боевых действий. Когда Доминик наконец получил свой зеленый берет, он был уже полноценным сухопутным воином-невидимкой.
В аэропорту в Нью-Джерси в день, когда он улетал в Южный Вьетнам, его провожали исключительно представители «семьи» Монтильо – никто из Гаджи не приехал. Прощание было трогательным вдвойне, потому что его матери, Марии, незадолго до этого диагностировали болезнь Ходжкина – разновидность раковой опухоли, которая в то время считалась неизлечимой. Врачи давали ей несколько лет, а может быть, и меньше – точно никто ничего сказать не мог.
– Ты не можешь умереть раньше меня, – сказала она сыну.
– Пусть даже в живых останусь я один, мам, – ответил он. – Я обещаю.
В то время карательные акции и борьба с повстанцами были в основном делом «зеленых беретов». Их забрасывали на вражескую территорию, где они взрывали автоколонны, захватывали пленных и распространяли дезинформацию. В одной из таких миссий двумя месяцами позже Доминик спас одну жизнь и, насколько он мог судить, впервые отнял другую. Когда он бежал к вертолету, еще один боец из «зеленых беретов» был ранен снайперским выстрелом. Он обернулся и увидел снайпера, намеревавшегося прикончить его товарища. Он ринулся назад, застрелил снайпера и унес раненого на себе. Его товарищ остался жив, а Доминика наградили первой в его жизни медалью, «Серебряной звездой».
Позже он получил «Бронзовую звезду» за спасение патруля, попавшего в засаду, и помощь в ликвидации пулеметной огневой точки под шквальным огнем. Корреспондент одного журнала узнал об этом и назвал его в своей статье «грубым, как сыромятная плеть», что было затем повторено в местной газете. Чем больше боев он видел, тем меньше значили для него медали. Единственной из них, которую Доминик носил без смущения, был знак пехотинца «За участие в боевых действиях», потому что он был награжден им за то, что находился под огнем тридцать дней кряду. Для Доминика это был больший подвиг, чем единичный геройский поступок.
Он остался в живых. После войны вступил добровольцем в особый патруль 173-й воздушно-десантной бригады, своего родного подразделения. Участники этого патруля были известны как РПДД («разведывательный патруль дальнего действия»). В бытность свою «зеленым беретом» Доминик выполнял задания, во многом схожие с миссиями РПДД.
Он сблизился с пятерыми членами команды РПДД и после возвращения из второй поездки записался на третью вместе с ними. Приехав домой на побывку, он огорошил своим решением мать, но она не стала причитать по этому поводу, ведь сын добавил и кое-что еще: дескать, он собирается сделать карьеру в армии, оставшись на службе по меньшей мере еще на двадцать лет. При ее болезни в последней стадии ей легче было обрести душевный покой, зная, что он будет воевать, нежели беспокоясь о его приключениях в мире Нино.
Нино же, разумеется, пришел в ужас. «Ты и вправду идиот, – сказал он племяннику, – но, видать, везучий!»
Колкости Нино больше не задевали Доминика, ибо теперь он был уверен в том, что заслужил дядюшкино уважение. Нино мог не отвечать ни на одно из шести писем, которые Доминик писал ему из Вьетнама, но племянник расслышал восхищение в дядином тоне, когда тот стал расспрашивать о подробностях, касавшихся выживания в боях и получения наград.
Доминик мог сколько угодно приводить в пример свои тренировки, ссылаться на благоразумие и умение работать в команде, приплетать везение – но никогда не говорил о своем тайном заклинании, помогавшем ему выжить. В трудные времена, когда он прятался в каких-то норах, скрываясь от врага и надеясь, что следующий снаряд врежется в землю где-нибудь подальше, он натягивал на себя пончо, как маленький мальчик натягивает на голову одеяло, и, вспоминая, что когда-то говорил дядя Карло, повторял себе снова и снова: «Я лев, и я лиса. Я лев, и я лиса».
Летом 1967 года двадцатилетний сержант вновь отправился на фронт. Теперь его подразделение дислоцировалось в горных массивах Южного Вьетнама. В холмистые джунгли к западу от Дакто[38] стягивались части Северовьетнамской армии в количестве двенадцати тысяч человек. Их целью было вовлечь американские войска в вооруженный конфликт, и ближе к концу лета им это удалось.
Из всех боев этот был наихудшим. Вражеская армия испещрила холмы туннелями и бункерами, позволившими выдерживать натиск передового американского вооружения и устраивать коварные артобстрелы и пешие вылазки. Личный состав 173-й воздушно-десантной уменьшился со 164 до 44 человек: многих просто разорвало в клочья во время артобстрелов. После одного из них Доминик и те его товарищи, которые могли узнать своих друзей по татуировкам, были направлены в передвижной морг для опознания фрагментов тел.
Его мучали призраки войны. Он никак не мог избавиться ни от страшных образов, которые его преследовали, ни от чувства вины за то, что у него остались обе руки и обе ноги. После еще нескольких коротких боев он был награжден крестом «За выдающиеся заслуги», который был приколот к его мундиру на церемонии, представлявшей собой жуткое зрелище: сто двадцать шесть пар рейнджерских ботинок, выставленных стройными рядами как дань памяти павшим.
К осени командование Соединенных Штатов получило достоверные данные о том, что Северовьетнамская армия отступила в районы ограниченного применения оружия в Лаосе и Камбодже. В ноябре команде РПДД из шести человек, в которую входил и Доминик, был дан приказ обследовать возвышенность, на которой остатки неприятельских подразделений, предположительно, прикрывали отступление. Возвышенность находилась на западной границе Камбоджи и поднималась на восемьсот семьдесят пять метров над уровнем моря, вследствие чего была известна как высота 875[39].
Отряды РПДД нередко оставались в джунглях на срок до двух недель, прежде чем их эвакуировали на вертолете. В их задачу входили сбор информации и по возможности устройство засад на вражеские патрули.
Неотъемлемую часть походной жизни отряда составляла постоянная напряженность, остро приправленная вспышками животного страха, заставлявшего забыть о сорокаградусной жаре, муравьях, пиявках, комарах и ста тридцати одном виде ядовитых змей, обитающих в джунглях и безвредных до тех пор, пока не почувствуют движение.
Доминик был головным дозорным в группе – тем, кто обозревает местность впереди по курсу в поисках признаков жизни или того, что ей угрожает. Он был вооружен обрезом, так как у обреза широкая зона поражения на близком расстоянии. Доминик высматривал наклоненные не в ту сторону кусты, недавно перевернутые камни, неестественно расположенные ветви деревьев. Свою работу он описывал сослуживцам как «чтение между строк» – подарок дяди Нино, о ком он никогда не говорил.
18 ноября 1967 года, на десятый день пребывания патруля на высоте 875, за очередным поворотом тропинки Доминик увидел уступы, явно сделанные рукой человека: короткие стволы бамбука, перевязанные лозой, выложенные друг за другом и уходящие в сторону от тропинки, в заросли. Они казались изготовленными совсем недавно. Противник применял такие дорожные покрытия для спешной переброски людей и техники вверх и вниз по склонам.
Следуя по этим уступам, группа вскоре обнаружила пустой бункер. Очевидно, он был соединен с туннелем, который, скорее всего, вел к пещерам, которые были вырыты неприятелем во время американских артобстрелов. Доминик рассудил, что в данный момент противник скрывается, и повел отряд вверх по склону. Главе группы, дяде Бену, он сказал:
– Они не будут атаковать нас. Им это, черт подери, не надо.
– Не сейчас, – согласился дядя Бен.
– Плохая энергетика здесь, – заявил Боунз, связист.
Двигаясь вверх по склону, патруль обнаружил множество пустых бункеров, туннелей и, наконец, вражеский лагерь, покинутый совсем недавно, судя по пеплу на кострище. Оценивая эти находки, командование в Дакто решило, что вражеские силы остались наверху или внизу горы для прикрытия отхода через границу. 2-й батальон 503-го воздушно-десантного пехотного полка в количестве тысячи человек получил приказ сосредоточиться у основания холма. Утром они должны были начать движение вверх по склону и вступить в бой. Гр