Очень вовремя Рой уладил дела со своим давним врагом, Федеральной налоговой службой, избежав привлечения к уголовной ответственности. Сделка основывалась на фальшивых письменных показаниях его друзей по бизнесу, которые помогли ему отчитаться за часть дохода. Такие показания дал в том числе и Фредди Диноме, старинный приятель Роя с тех времен, когда он только окончил среднюю школу. Несмотря на то что это было сделано из дружеских побуждений, Фредди преподносил свой поступок так: «Речь шла о том, чтобы солгать или умереть».
В начале 1976 года Рой обратил свое внимание на процесс по делу Генри Борелли и Джоуи Тесты, начавшийся 5 января в Куинсе. На предварительных слушаниях Рой не присутствовал, но однажды был замечен неподалеку от здания суда за оживленной беседой с одним из представителей защиты, своим юристом «со множеством связей» Фредом Абрамсом.
Дело было закрыто, едва открывшись. Виктор Кац был слишком напуган, чтобы давать показания. Улики, которые связали бы Генри либо Джоуи с беспределом, творившимся в «Пэнтри Прайд», отсутствовали. В качестве главного свидетеля выступала Джуди Квестл, находившаяся под стражей – в целях обеспечения ее безопасности, – с тех пор как согласилась давать показания.
Стратегия защиты заключалась в том, чтобы усадить Джуди на скамью подсудимых, проделав бреши в ее репутации, что и было реализовано просто блестяще. Давая показания с сохранением в тайне данных о личности свидетеля, она была начисто разгромлена в суде. Настойчивые вопросы о ее сексуальной жизни, употреблении наркотиков и лечении тревожного расстройства представили ее в самом невыгодном свете – как неуравновешенную распутницу. Кроме нее, свидетелей не имелось, а она даже не была в «Пэнтри Прайд». У присяжных возникло более чем обоснованное сомнение в том, что такие приятные молодые люди, как Генри и Джоуи, могли совершить столь ужасное преступление. На руку защите сыграло также и то, что прокурорам округа Куинс не удалось прибавить к делу обвинение в похищении. Это преступление было совершено на Манхэттене, в округе Нью-Йорк, относящемся к другой юрисдикции. Присяжным не оставалось ничего другого, как вынести вердикт «невиновны».
Празднование состоялось в «Джемини Лаундж». Ничто не омрачало общего веселья. Единственным поводом для сожаления могло служить лишь то, что Генри и Джоуи провели целых полгода в тюрьме. Андрей Кац, спевшийся с полицией, получил то, чего заслуживал. Нино, обычно избегавший «Джемини Лаундж», явился с Домиником. В банду молодых парней, приближенных к Рою, к тому времени вошел некий Питер Ляфроша, которого Крис представил как «одного из крутейших спецов по тачкам в Нью-Йорке».
Доминика тоже представили Генри. Это стало началом его близкой дружбы с человеком из банды Демео. Доминику было двадцать восемь, Генри – двадцать семь; оба были мужьями и отцами; оба когда-то хотели стать полицейскими. Как и Доминик, Генри бывал в экзотических странах – и пусть он не служил в армии, а перевозил наркотики, зато, по крайней мере, видел жизнь за пределами Канарси.
«Один раз в Касабланке меня взяли за жабры, – признался Генри. – Но в другие-то разы я не попадался!»
Через какое-то время Доминик и Генри стали встречаться, чтобы просто выпить и поговорить. Доминику показалось, что из всех, с кем он имел дело в Канарси, Генри был единственным, чье дружелюбие было искренним. Остальные, подозревал он, были с ним учтивы только для того, чтобы хорошо выглядеть в глазах Нино. Поскольку Нино не хотел, чтобы Доминик ошивался в «Джемини» (за исключением тех случаев, когда это было нужно самому Нино), молодые люди встречались на Манхэттене, обычно в «Грушевом дереве», баре и ресторане ближе к центру города, в состоятельном Ист-Сайде.
Однажды Доминику позвонили.
– Генри, – услышал Доминик знакомый голос. – Давай встретимся в «Грушевом дереве». Надо переговорить. Есть одна проблемка.
Персонал ресторана уже узнавал этих двоих в лицо. Генри был настолько хорош собой, что в его сторону неизменно поворачивались женские головы. По правде говоря, некоторые мужские тоже поворачивались, но на этот счет он заверил Доминика: если кто-то из мужиков попробует к нему подойти, он застрелит его на месте. Доминик, разумеется, считал, что и сам способен притягивать восхищенные взгляды. Появляясь на Манхэттене с Генри, он нередко встречал привлекательных женщин, но, будучи предан Дениз, не позволял себе закрутить роман. Тем не менее он был поражен тем, насколько заманчивой казалась некоторым женщинам возможность пообщаться с двумя молодыми мужчинами с повышенным чувством собственного достоинства, о которых только и говорили, что они «из тех самых».
Проблема у Генри была не из простых. Он неправильно оценил глубину чувств Роя к Крису.
– Я пошел к Рою и спросил, можно ли убить Криса, – начал он.
– Ты спятил? С тем же успехом ты мог спросить, нельзя ли убить его сына.
Генри признал свою ошибку и добавил, что Рой рассвирепел не на шутку.
– Теперь он говорит, что, даже если у Криса случится просто сердечный приступ, отвечать буду я.
То, что причина была в деньгах, удивления не вызывала. Чем глубже Доминик погружался в мир Нино, тем циничнее он становился. Несмотря на предостережение Нино, Рой по-прежнему участвовал в распространении тошнотворных порнофильмов, часть прибыли от которого получал сам Нино. Дядюшка не желал знать подробности. Оглядываясь назад, Доминик пришел к выводу, что покушение на жизнь Винсента Говернары преподнесло ему урок не только относительно мести, но и денег. Если бы кто-нибудь покинул свой пост, как тогда это сделал Рой, он был бы сурово наказан, если не убит. Однако Рой приносил для этого слишком много денег. Деньги оправдывали всё и стоили больше, чем преданность.
– Это из-за Криса я сидел в тюрьме, – продолжал Генри. – Из-за него мы убили того парня. Пока я сидел в камере, он не позаботился о моей семье. Он не давал денег моей жене и детям.
По логике, Генри должен был злиться на Роя – Андрея Каца убили из-за Роя в неменьшей степени, чем из-за Криса, – но Генри никогда не осмелился бы даже предположить, что Рой настолько не заслуживает его уважения. Сейчас он пытался вернуть свое положение в возобновившемся бизнесе по угону машин. Пока Генри отсутствовал, Рой назначил на управляющие должности Пэтти Тесту и одного его друга.
Доминик убеждал Генри наладить мирные отношения с Крисом. Учитывая темперамент Криса, тот неминуемо должен был совершить какой-нибудь необдуманный поступок и тем самым вырыть себе могилу своими руками.
– Просто жди благоприятного момента, – прозвучал совет бывшего разведчика.
Благодаря своему выгодному положению, Доминик стал свидетелем множества тайных происков. Через несколько месяцев к дому Нино прибыл Рой. Он был в темных очках, несмотря на то что на дворе стояла ночь.
– Какого черта ты их нацепил? – спросил Роя Доминик, ведя его в переговорную комнату в подвале.
Рой снял очки. Его левый глаз распух и почернел. Это было прямым результатом его перепалки с Джозефом Броккини, деятелем порнобизнеса, который был членом другой «семьи».
– Один ушлепок поднес, – произнес он, – но это станет одной из его последних выходок, скажу тебе так. Придется немножко заморочиться, только и всего.
Согласно четко сформулированным правилам мафии, член «семьи» не мог быть предан смерти без разрешения его босса.
Рой спросил Нино:
– Нам ведь не дадут разрешения, правда?
Ответ Нино продемонстрировал, что дядюшка следовал правилам выборочно:
– Нет, но сделай так, чтобы это выглядело не тем, чем является.
Через несколько недель, 20 мая 1976 года, Джозеф Броккини, который был позже опознан как продавец подержанных машин, получавший также доход с трех магазинов, торгующих журналами и фильмами для взрослых на Таймс-сквер на Манхэттене, был застрелен в своем офисе. По мнению полиции, мотивом послужило ограбление, поскольку двум сотрудникам Броккини завязали глаза и сковали руки наручниками, а в самом офисе все было перевернуто вверх дном. Однако посвященные в Бат-Бич и Канарси знали, что на самом деле это Рой «немножко заморочился».
В ходе этого дела Генри проложил свой путь к сердцу Роя и доказал, что он, хотя и был против расчленения, рядовое убийство способен был исполнить без колебаний.
– Это сделал я, – с довольным видом сообщил он Доминику несколькими днями позже. – Ну, то есть я и Рой. Остальные парни взяли на себя сотрудников, а потом мы ворвались к этому парню и всадили пять пуль в затылок.
Позже, в беседах с Нино, Рой расхваливал то, как вел себя тогда Генри:
– Этот Генри, он был абсолютно хладнокровен. И глазом не моргнул! Это же самородок! Прямо как Джо Ди Маджо[71]!
Подбитый глаз Роя был таким же поводом для мести, как сломанный Винсентом Говернарой нос Нино.
Через пятнадцать месяцев после того памятного взрыва гранаты, уничтожившего его машину, Говернара наконец оправился от перелома ноги. Он не знал, что за покушением стоял Нино, и оставался во Флориде до тех пор, пока не убедился, что человек, которого он подозревал, не держит на него зла. Это было роковым недоразумением, что и выяснилось 12 июня 1976 года в Бенсонхёрсте.
Говернара ездил на автомобиле того же производителя и той же марки, только теперь его «плимут» был серебристым, как доложил Нино один из знакомых Говернары по азартным играм. Практически повторив случайную встречу с машиной Говернары в прошлом году, Доминик, шагая от газетного киоска по направлению к дому, однажды увидел серебристый «плимут», припаркованный у кондитерского магазина на 20-й авеню, между 85-й и 86-й улицами. Магазин находился в паре кварталов от того места, где происходила прошлогодняя игра в кости. Говернара снова сам шел в руки Нино.
В доме Нино, в квартире его матери, праздновали день рождения Дениз Монтильо. Дни рождения всех членов «семьи» здесь считались важными событиями и отмечались неукоснительно. На этом празднике в числе приглашенных был Рой.