Доминик отозвал Нино в сторону.
– Угадай, кого я видел.
Нино, Доминик и Рой спустились в подвал. «Нам нужно отлучиться ненадолго», – объяснил Доминик жене.
Дениз не задавала вопросов, на сколько и по какой причине им нужно отлучиться. С той поры, как они вернулись из Калифорнии и Доминик стал работать на своего дядю, она ни о чем не спрашивала. Подобно Роуз Гаджи, она читала между строк, и этого ей было достаточно. И, подобно Роуз, она нашла счастье в том, чтобы быть женой и матерью. Самым главным для нее была ее любовь к мужу и его любовь к ней.
В подвале Нино и Доминик преобразились. Нино наклеил фальшивые усы, нацепил фетровую шляпу и вместо темных очков надел обычные. Доминик нарисовал на щеке линию сырым цементом – при высыхании она должна была стать похожей на шрам. Он надел флотскую фуражку и три пиджака, чтобы казаться толще. Бывший разведчик был экспертом по части введения противника в заблуждение: в джунглях он иногда, к примеру, срезал подошвы своих ботинок, а затем приклеивал их задом наперед, чтобы его следы шли в обратном направлении.
Роя вопросы перевоплощения не заботили. Благодаря своей трикотажной рубашке, свободно висевшей поверх хлопчатобумажных штанов, он выглядел как безобидный провинциальный продавец скобяных изделий.
Из тайника под полом в кухне Нино достал три ствола – два «Смита-Вессона» 38-го калибра и «Ругер» 22-го калибра с глушителем. (У него был и другой тайник – в полу под шкафом в комнате его матери.) Они вышли из дома, никем не замеченные, и проехали на несколько кварталов дальше кондитерского магазина. В машине Нино дал Доминику пистолет с глушителем.
– Возьми вот этот. Работу будешь делать ты.
– Хорошо, – отозвался Доминик.
– Эй, Дом, – сказал Рой, – сколько бы народу ты ни положил во Вьетнаме, это не то же самое.
– Ты это уже говорил, Рой.
– Знаешь, это как сказал в «Крестном отце» Сонни, брат Майкла, когда тот собрался убить копа: «Эй, Майкл, это не то же самое, что стрелять в людей в сотне ярдов от тебя. Тебе нужно подойти вплотную и выпачкаться в мозгах».
– Ты прав, Рой, – резко ответил Доминик. – Это тебе не война. Мы просто пристрелим этого ублюдка, а у него даже сраной рогатки нет!
Они вышли из машины и направились к кондитерскому магазину. Там полным ходом шла очередная игра в кости. Притаившись в тени на другой стороне улицы, они принялись выжидать, когда появится Говернара. Прошел час. Рой снова начал подкалывать Доминика.
– Ни дать ни взять как на войне, Дом, а? Ты готов?
– Пошел ты, Рой.
– Полегче, солдат, полегче. Не нужно оскорблений.
– Заткнитесь, – вдруг скомандовал Нино. – Вот он.
Говернара направился к своей машине. Нино неожиданно отменил свой приказ Доминику и велел ему оставаться на месте и прикрывать его и Роя на случай, если Говернара вооружен; впоследствии они никогда не говорили об этом, но Доминик был уверен – и благодарен за это, – что Нино умышленно сделал так, чтобы ему довелось бы спустить курок только в том случае, если бы дяде грозила непосредственная опасность. Нино и Рой перешли улицу с пистолетами наперевес. Говернара увидел их, когда уже подошел к дверце машины, и бросился бежать, но тут заговорили «Смит-Вессоны», и он упал посреди улицы на глазах у десятков прохожих.
Убийцы зашагали к машине Роя. Некоторые прохожие стали подходить ближе. Рой уже начал было убегать, но тут Нино повернулся, поднял разряженный пистолет и крикнул: «Ложись!» Люди бросились на землю. Нино и Доминик тоже побежали, но Нино (ему как-никак был пятьдесят один год) на полпути к машине перешел на быструю ходьбу. Доминик не отходил далеко от него. Рой же, которому инстинкт самосохранения был заметно ближе ложного героизма, продолжал убегать.
– Ну и где этот хренов Рой? – вопросил Нино.
– На квартал впереди нас.
– Как этому членососу удается так быстро бегать?
– Да уж, он просто чертов заяц.
Рой уже сидел за рулем своего «кадиллака», когда Нино и Доминик подошли и залезли внутрь. Отъезжая, он чуть не столкнулся с другой машиной, водитель которой принялся отчаянно сигналить, опустил окно и осыпал их проклятьями. Рой прокричал из своего окна: «Извините!» – и тут их с Нино обуял истерический хохот. Им показалось очень смешным то, что водитель не знал, на кого кричал.
– Если бы этот придурок знал, что́ мы только что сделали, он вряд ли нажал бы на свою бибикалку! – сквозь смех говорил Нино.
– И ведь не знал, что был на пороге смерти! – вторил ему Рой.
Порой власть велика настолько, насколько ее таковой воспринимают. Нино и Рой иногда ощущали бо́льшую власть, даря жизнь, нежели убивая. Вот и сейчас они позволили рассерженному водителю жить дальше и убраться прочь.
Они направились к Манхэттену. Проезжая по Бруклинскому мосту, они выбросили пистолеты в Ист-Ривер. На Манхэттене дядя и племянник избавились от своих маскарадных костюмов, отдав их нищим и наркоманам, населявшим район под традиционным названием Скид Роу[72] на углу Деланси-стрит и Бауэри. Затем они поехали назад в Бруклин и как ни в чем не бывало вернулись на празднование дня рождения Дениз.
Бывший одноклассник Доминика скончался спустя неделю, так и не сумев опознать никого из нападавших. Баллистическая экспертиза показала, что пули, оказавшиеся смертельными, были 38-го, а не 22-го калибра. Доминик не нажимал на спусковой крючок, но, согласно закону, он тоже мог считаться убийцей. Он не раз думал о том, что́ сделал бы, если бы все пошло наперекосяк, и приходил к одному и тому же выводу: из-за преданности Нино он превратил бы улицу в высоту 875.
Это было время мести. Через пару недель босс еще одной мафиозной семьи сообщил Нино, что кое-кто слышал, как двое вооруженных грабителей из Флориды хвастались, будто некий электрик, работавший по подряду, сболтнул им, что большая шишка из Нью-Йорка хранит кучу денег в своем новом зимнем доме близ Халландейла. Наводка была качественная, да вот только объект оказался дома, и им пришлось настучать ему по голове рукояткой пистолета.
В свое время Нино дал обет – убить грабителей, вломившихся в дом к нему и Роуз год назад. Теперь же он рассудил, что более тяжкое преступление совершил подрядчик. Его звали Джордж Байрум. Он руководил прокладкой кабелей по всему дому.
Через месяц после убийства Говернары Нино и Рой отдельно друг от друга поехали во Флориду. Рой летел под именем Джон Холланд – это была скрытая дань уважения выпускника школы «Джеймс Мэдисон» голландцам, основавшим Флэтлендс. Во Флориде Рой позвонил Байруму и изобразил потенциального клиента: якобы он строил дом и предлагал тому посмотреть чертежи и составить смету. После встречи в офисе Байрума электрик согласился повторно встретиться в мотеле «Оушн Шор» около Майами. Едва он вошел в номер Роя, как сразу же был застрелен.
Рой выстрелил еще несколько раз. Нино и солдат из «семьи» Гамбино, который был из местных, вышли из ванной, где прятались все это время. Они затащили тело в ванну и принялись ждать, пока свернется кровь: впереди была еще одна «ночь ножей», как в «Пэнтри Прайд». Рой отчасти перенял свою убежденность в том, что в разрезании мертвого тела на части нет ничего ненормального, у Нино, который сжег тело убийцы Фрэнка Скализе в печи.
Нино вовсе не был в восторге от расчленения. Он снова предпочел бы печь, но за неимением таковой, а также исходя из опасений Роя по поводу того, что их видели вместе с Байрумом, он и солдат «семьи» Гамбино пришли к единому мнению: придется избавиться от тела так, как предлагает Рой. План состоял в том, чтобы вынести тело по кусочкам в чемоданах.
Рой успел отпилить голову Байрума только наполовину, когда солдат Гамбино переполошился из-за шума, который производили строительные рабочие снаружи мотеля, и настоял на том, чтобы все покинули мотель. В результате 14 июля 1976 года тело с частично отрезанной головой обнаружила горничная – и вскоре ей пришлось лечить последствия психической травмы. Убийцы не оставили никаких улик, и дело, открытое полицией округа Дэйд, так и осталось нераскрытым.
В итоге подбитый глаз, сломанный нос и наводка на богатый дом стали причиной убийств в Куинсе, Бруклине и Флориде – и все они произошли меньше чем за два месяца. Согласно официальной версии, убийства Броккини, Говернары и Байрума оставались не связанными между собой – во всяком случае, так полагал Рой Демео.
7. Коронация
В то бесконечное лето 1976 года со стороны могло показаться, что Доминик Монтильо простой посредник, если не считать той неторопливой, даже расслабленной манеры, с которой он вел дела Нино. День ото дня он, подобно дядюшке, поздно вставал, долго завтракал и старательно выполнял свои обязанности по сбору процентов. В собственных глазах он обрел определенный статус, и далее его ожидали блестящие перспективы. Жизнь дала ему гораздо больше, чем мог ожидать от нее скромный двадцатидевятилетний мужчина без диплома об окончании колледжа и без какой-либо квалификации, за исключением навыков обращения с бесшумными видами вооружения и легким стрелковым оружием.
Министерство по делам ветеранов заключило, что ему не полагаются льготы по инвалидности. Поскольку на медосмотре по случаю увольнения он ни на что не жаловался, не было и никаких доказательств того, что его ночные кошмары были следствием прохождения военной службы, – классический прием, который был применен против многих ветеранов войны во Вьетнаме, включая жертв дефолианта[73] «Оранжевый агент», чьи симптомы проявлялись многие годы спустя.
«Я так и знал, что правительство тебя поимеет», – сказал племяннику Нино.
Мрачные видения, однако, не становились реже. Лечащий врач Доминика выписал ему сильный препарат «Торазин»[74]. Как отметил Доминик в своем автобиографическом рассказе, который он написал в минуты душевного кризиса, «Торазин» был неким способом «прополоть мозг», «унять гнетущее чувство от плохих мыслей».