Эта банда уникальна не только своей жестокостью, но и происхождением. На момент присоединения к ней некоторые из участников были еще подростками. Один был чемпионом по автогонкам. Другой успешно сдал экзамен для поступления в полицию; брат третьего был полицейским. Еще один был из приличной еврейской семьи, а его брат был доктором. У предводителя банды раньше имелись все необходимые качества для того, чтобы стать врачом, а его любимый дядюшка был известным в Нью-Йорке юристом.
Наша книга расскажет, кем были члены банды, как они собрались все вместе, как убивали и как предстали перед правосудием. Она поведает об их многочисленных жертвах, включая юную королеву красоты, студента колледжа и отца с сыном, нищих и простодушных.
Сага развернется в декорациях первозданных и коварных пейзажей – от Кувейта до Беверли-Хиллз и от Нью-Йорка до Майами, под аккомпанемент тяжеловесной системы уголовного правосудия, часто дающей осечки – и не только из-за обычной бюрократической несуразицы. В то время как некоторые полицейские и обвинители героически сражались с бандой Демео, иные, напротив, были с ними заодно.
В центре повествования находятся два человека, упомянутых специальным агентом Артуром Раффлзом: Нино и Доминик. Полное имя Нино – Энтони Фрэнк Гаджи; он был тем, кем хотел его видеть Рой Демео, – верховным правителем мафии. Гаджи восходит корнями к Лаки Лучано и рассвету организованной преступности в Америке. Доминик же был, строго говоря, племянником Нино, однако, он был ему скорее как сын.
Именно благодаря Доминику эта история увидела свет. Мы встретили его в здании Федерального суда, в лифте. В нашей предыдущей работе, посвященной Джону Готти, Доминик был упомянут как разбойник, нелегальный ростовщик и наркоман. Основой для такой характеристики послужил официальный документ.
«Так вы те самые парни, которые назвали меня ворюгой, ростовщиком и торчком?» – спросил он.
К счастью, в лифте находились полицейские. Увидев, как мы рады этому обстоятельству, он улыбнулся.
«Это еще не конец», – добавил он.
Таковы были первые секунды общения с Домиником Монтилио, которое позже вылилось в сотни часов беседы. Мы разговаривали с ним в разных городах по всей стране, обязательно заранее договариваясь о времени встречи. Он с готовностью отвечал на все наши вопросы и, как и другие источники информации в этой книге, не получил за это ни цента.
«Единственное, чего я хочу, – это чтобы все знали, что происходило на самом деле, – сказал он на одной из наших встреч. – Тогда, быть может, мои дети поймут, что со мной было».
Все персонажи в данной книге – реальные люди, жившие или живущие. Все их слова происходят из сотен бесед и допросов с одним или несколькими лицами, а также из почти полумиллиона страниц официальных документов, как секретных, так и преданных огласке. Отдельные немногочисленные факты восстановлены по воспоминаниям участников событий. Поскольку память не может считаться стопроцентно надежным источником данных, эта книга не является в полном смысле документальной, но мы постарались сделать ее настолько правдивой, насколько позволяют наш опыт и здравый смысл.
Земля сия полна крови, и город исполнен неправды.
Только мертвые знают Бруклин.
I. Любовь и война
1. Дядя Нино
Доминик рос в просторном доме, но далеко не шикарным – просто кирпичная коробка, зажатая между другими такими же строениями, как и на любой другой, ничем не примечательной улице Бруклина, района церквей и домов. Дядя Нино был главой семейства. Семья Гаджи (в основном представители одного поколения, эмигрировавшего из Сицилии) занимала три этажа, но все пользовались общей кухней и испытывали общую настороженность по отношению к внешнему миру – и называли свой дом «бункером». Начиная с 1947 года, когда Доминик родился, и далее, в годы правления Эйзенхауэра, он жил здесь вместе с матерью, еще одним дядей, дедушкой и бабушкой, различными тетями и двоюродными братьями. Однако главой бункера неизменно оставался дядя Нино, который обо всем имел свое мнение. Раньше отец Доминика тоже жил с ними, но он был пьяницей и лоботрясом – и сбежал, когда Доминику было три года. Во всяком случае, так говорил дядя Нино.
Для незнакомцев и мальчишек Нино Гаджи был успешным продавцом машин. У него не было своих детей до тех пор, пока племяннику не исполнилось девять. Он был любящим и внимательным, но это не мешало ему сквернословить и выражаться резко, чуть ли не агрессивно. «Твой отец был алкашом и относился к твоей матери, моей сестре, как к последнему дерьму», – говорил он мальчику.
Подрастая, Доминик стал пытаться выяснить подробности, но дядя Нино всякий раз пресекал его расспросы последующим наказанием. Его мать, Мария, была нежна к нему, но немногим более откровенна: она говорила только, что ее муж был хорошим человеком, но, когда они жили вместе, у них были трудные времена и брак не сложился. Еще вопросы есть? Уже позже, много позже, она рассказала подробности. Только тогда мальчик узнал, что его отец, Энтони Сантамария, был отличным парнем, который жил по соседству, потом служил в Армейском авиационном корпусе, а когда вернулся с войны героем, полюбил мать Доминика.
Когда у мальчика обнаружились недюжинные спортивные способности, мать подарила ему крохотную боксерскую перчатку из серебра, которую когда-то подарил ей его отец. На ней было выгравировано: «Чемпионат Армейского авиационного корпуса по боксу – 1943».
Доминик дорожил этой вещицей как реликвией, потому что со временем он стал вспоминать об отце так, как вспоминают разрозненные эпизоды давно забытой пьесы. Одно из его самых ранних воспоминаний было о том, как боксер вечером приходит домой, треплет его по щеке, а потом вваливается в ванную комнату и его рвет фонтаном. Позже этот эпизод надолго вылетел у него из головы.
Другое воспоминание было скорее последовательностью нескольких эпизодов, которые, по всей видимости, относились к четвертому году его жизни – 1951-му. Это было вскоре после того, как отец стал жить отдельно и им разрешили видеться по воскресеньям. Отец жил в нескольких кварталах от них, в доме родителей, и каждая их встреча с Домиником заканчивалась в «Волшебном фонаре», шумном местном кабаке, где чемпион Армейского авиационного корпуса громил всех желающих голыми кулаками за деньги и напитки.
Доминик помнил, как однажды, во время одного из таких турниров, отец сказал ему, что предпочел бы жить с ним, но это невозможно, потому что это означало находиться под одной крышей с дядей Нино.
– Он хочет, чтобы я делал кое-что, против чего я возражаю, – сказал он.
– Что?
– Ну, тебе пока не понять.
Узнав о «Волшебном фонаре», мать Доминика, бывшая жена Энтони, и ее брат закатили скандал, после чего Доминик больше никогда не разговаривал с отцом. Боксер еще какое-то время жил в тех местах, и сын иногда видел его на улицах – но, следуя инструкциям дяди Нино и матери Марии, переходил на другую сторону дороги, словно у того была ветряная оспа.
Мальчик чувствовал себя ужасно, но мать утешала его словами о том, что ужасна порой бывает и сама жизнь. «Этот тип – чертов разгильдяй, – добавлял дядя Нино, покачивая ребенка на коленке. – О тебе позабочусь я».
Конечно же, в то время Доминик не обладал ни достаточными силами для протеста, ни достаточными знаниями об истории семьи для того, чтобы оценить, в правильном ли направлении течет его жизнь.
Антонино Гаджи родился летом 1925 года. Он был третьим и последним ребенком Анджело и Мэри Гаджи, живших в квартире без горячей воды в доме без лифта, расположенном в нижнем Ист-Сайде на Манхэттене, где не утихали бури иммигрантских волнений. Со временем имя превратилось в Энтони, а его изначальная форма породила прозвище – Нино.
Некоторые улицы в нижнем Ист-Сайде именовались с помощью букв, поэтому у него тоже было прозвище – «Алфабет-Сити»[2]. Гаджи проживали на 12-й улице, неподалеку от авеню А и парка Томпкинс-сквер[3] – шумного места, к которому вели все окрестные дороги. Анджело Гаджи, мирный уроженец Палермо, держал парикмахерскую. Его жена, отличавшаяся железной волей, была швеей на потогонной фабрике[4]. Она оставила работу ради того, чтобы сидеть дома с Нино и двумя другими детьми – двухлетней Марией и годовалым Розарио, который вскоре будет известен как Рой.
Это была непростая жизнь в непростом окружении. Пара хотела выбраться оттуда как можно скорее, но началась Великая депрессия, и всё стало только хуже. Мужчины заходили в парикмахерскую не так часто, как раньше, и Анджело пришлось уволить нанятых им работников. Как только Нино стал способен помогать по хозяйству, его тут же устроили уборщиком и полировщиком обуви тех, кому с работой повезло.
На густонаселенных улицах, под завязку забитых «семьями», где все смотрели друг на друга с подозрением, то и дело вспыхивали разногласия из-за языкового барьера и отличающихся ценностей. Буквально в каждом квартале дети объединялись в шайки. Если тот, кто не испытывал склонности к дракам, добирался до школы, сохранив свой завтрак, это считалось везением.
В 1932 году семилетний Нино позировал для своей первой фотографии на святом причастии в римско-католической церкви через улицу. Снимок не запечатлел на его лице ни следа трусости, ни свидетельств проигранной борьбы. С фотографии смотрит невероятно симпатичный, в высшей степени дисциплинированный ребенок с совершенно непроницаемым лицом. Очевидно, ему достались от матери несгибаемая воля и сильный характер.
Рой, брат Нино, напротив, унаследовал и внешность, и манеру поведения отца, худощавого человека с выпирающим кадыком и скошенным подбородком. Сестра Нино, Мария, находилась где-то посередине – крепко сбитая и неприметная, как мать, и в то же время сдержанная и смиренная.