– Здесь ничего нет, – в конце концов сказал он.
– Посмотри везде, – попросила Мишель.
Потакая ей, Доминик на локтях и коленях облазил каждый уголок и осветил его фонариком. Он вылез из подпола весь в поту и колючих волокнах изоляции.
– Ну хватит, иди спать, – промолвил он. С тех пор при Мишель лучше было не говорить о Доминике ничего плохого.
Как и Доминику, никто никогда не объяснял Мишель, кем работает и на что живет дядя Нино, однако к шестнадцати годам для описания его рода занятий она тоже использовала выражение «такая жизнь». В то лето Доминик пригласил ее погостить на каникулах у них с Дениз в Бат-Бич. Ей там очень понравилось. Это был единственный раз, когда она приехала повидать бабушку, но в то же время она была слегка обижена. С тех пор как умерла Мария Монтильо, Нино не удосужился навестить «семью» Монтильо в Левиттауне. Он даже ни разу не позвонил.
– Как будто он король, а мы слуги какие-то, – жаловалась она Доминику.
– Ну, это же Нино, – отвечал он.
Мишель испытывала симпатию к Дениз, а от Роуз была не в восторге.
– Она прямо как первая леди, – говорила она.
– Это Роуз, – улыбался в ответ Доминик.
Иногда клиентам Нино было позволено приносить деньги непосредственно в бункер. Однажды, когда Дениз не было дома, Доминик попросил Мишель открыть, если кто-нибудь позвонит в дверь, пока он будет в душе: могли принести очередной пакет с деньгами.
– Кто бы это ни был, скажи, что я велел отдать посылку тебе.
Через несколько минут раздался звонок. Пришедший с сомнением оглядел Мишель с ног до головы.
– Доминик в ду́ше. Он велел взять то, что вы принесли, – жизнерадостно сообщила она. – Все в порядке, я его сестра.
Незнакомец передал ей толстый конверт. По ощущениям, это были деньги. С этого момента она была уверена, что ее герой тоже стал мафиозо.
Осенью 1976 года команда юристов и докторов Карло Гамбино сражалась против его депортации как нежелательного иностранца. У Карло случился еще один сердечный приступ – во всяком случае, так заявили его врачи, в том числе его зять, кардиолог Том Синатра (однофамилец известного певца). Власти колебались. Карло лишь укрепил их сомнения, разыграв представление перед следователем Кеннетом Маккейбом, приписанным к кабинету окружного прокурора и явившимся в городскую квартиру Карло для вручения повестки о вызове в суд с предписанием предстать перед большим жюри.
Маккейб был высоким крепким мужчиной двадцати восьми лет, серьезным и сдержанным по натуре. Он с презрением относился к «посвященным», как иногда называли людей, живущих «такой жизнью». За семь лет работы следователем Кенни, так его часто называли, повидал таких немало. На них он специализировался. Следователь считал, что бандиты не способны заниматься добропорядочными делами исключительно из-за своей лени. Однако к Карло он испытывал, пусть и во многом против своей воли, определенное уважение. Ранее он уже приносил старику повестки. В отличие от прочих «посвященных», поднявшихся на высокие ступени в мафиозной иерархии, Карло был неизменно учтив и внимателен. Он понимал, что Кенни всего лишь выполнял свою работу, и всегда приглашал его на чашечку кофе.
Когда Кенни постучал в его дверь на этот раз, ее отворил доктор Синатра – отворил и сразу захлопнул. Кенни слышал, как внутри Карло отчитывал доктора. Затем дверь открыл сам Карло.
– Как поживаете, мистер Гамбино? – осведомился следователь.
Карло достал из халата коробочку с разными таблетками.
– Посмотрите, сколько лекарств я принимаю. Как, по-вашему, я могу себя чувствовать?
– У меня для вас повестка.
– Не хотите ли кофейку?
– Нет, спасибо, мне нужно вручить еще одну повестку. Адресат живет на Статен-Айленде. Как думаете, я ведь не напрасно смотаюсь туда?
Кенни знал, что Карло поймет намек: он имел в виду одного из капитанов преступной «семьи» Гамбино, проживавшего именно там.
– Нет, – ответил Карло. – Не напрасно.
Карло протянул руку и взял повестку. Когда Кенни повернулся, чтобы уйти, Карло усмехнулся. Он снова приподнял коробочку повыше двумя пальцами и стал потряхивать ее, словно хотел сказать следователю: я придуриваюсь, и никто ничего не может с этим поделать.
Между тем Карло было семьдесят четыре, и у него действительно было слабое сердце. 15 октября босс боссов, который когда-то приплыл в Америку на корабле «зайцем», скончался в своей постели. Он «мирно отошел», как сообщил родственникам преподобный Доминик Склафани. Чувствуя приближение конца, Карло попросил позвать священника, и именно Склафани провел обряд соборования.
Тело было выставлено для прощания в зале похоронного бюро «Кузимано и Руссо» – там же, где проходило прощание с Марией Монтильо, – и находилось там в течение двух дней. Согласно традиции, дневное время отводилось для прощания родственникам и близким друзьям семьи – Кастеллано, Гаджи, Монтильо и некоторым другим. Ночью же отдать дань уважения Карло могли уже все остальные члены расширенной «семьи» Карло и других «семей». Поэтому на ночное мероприятие Пол, Нино и Доминик явились снова – уже без жен, – присоединившись к собранию преступников, уступавшему по численности разве что населению городской тюрьмы. Банда Роя, членам которой он разъяснил важность посещения этих поминок, была в полном составе.
Естественно, в голове у каждого вертелся вопрос: кто же придет на смену Карло? И тут сыграл тот дальновидный ход, который Карло сделал, когда пришел к власти: он тогда назначил протеже Альберта Анастазиа своим заместителем, но при этом ограничил его власть несколькими бандами. Перед смертью Карло выразил желание, чтобы его преемником стал Пол. Нино и бруклинская бригада, разумеется, согласились и провели срочное голосование среди капо «семьи». Однако некоторые капитаны выразили намерение подождать, пока из тюрьмы выйдет Аньелло Деллакроче, руководитель манхэттенской бригады. Он отбывал срок за неуплату налогов и должен был освободиться в конце года.
Кроме того, Полу вскоре надлежало предстать перед судом по обвинению в ростовщичестве, под которое его подвел его же племянник, биржевой аферист. Большинство полицейских и федеральных агентов, осуществлявших наблюдение за поминками, были уверены, что новым боссом станет Деллакроче как человек более известный; капитаны же решили подождать. Впрочем, что бы ни принесло будущее, на поминках все капитаны выказывали Полу уважение традиционным образом – целовали его в щеку.
На похоронах Доминику и Дениз было велено сесть с Нино и Роуз во втором ряду, рядом с Полом и его женой. Это было символическим признанием их важного положения в «семье», которое также продемонстрировало, насколько низко ценились Рой и его банда, сидевшие на задних рядах.
После прощальной службы Нино и Доминик были приглашены занять места в одном лимузине с Полом – первом лимузине, ехавшем сразу за катафалком с телом Карло. Высокое положение Доминика особенно задевало Криса, но не только потому, что он завидовал близости Доминика к средоточию мафиозной власти. Незадолго до этого он пожаловался Рою на то, что Доминик облил его грязью в разговоре с Мэтти Регой – продавцом автомобилей в Нью-Йорке и Нью-Джерси, а также клиентом Нино и Роя.
«Он сказал, что я все время пытаюсь доказать, что я крутой, – заявил тогда Крис. – Да пожалуйста, я готов в любое время! Мне не страшен его зеленый берет».
Доминик и не догадывался, что его новый друг Рега, оказывается, тут же передал Крису его замечание о «комплексе Наполеона», которое тот имел неосторожность высказать в ответ на жалобы самого Реги. Крис никогда не припоминал эти слова Доминику, но забывать о них тоже не собирался. Что касается Реги, то он не в первый и не в последний раз играл в подобные игры.
Крис прикусил язык, потому что ему приказал Рой. Роя же гораздо сильнее заботил собственный статус. Нино всегда говорил, что «семья» откроет книги[78] и примет в свои ряды множество новых солдат после смерти главы «семьи», который в последние годы остерегался увеличения ее численности. Рой упустил свой шанс быть принятым в «семью» Луккезе, полагая, что его связь с Нино проложит ему дорогу в самую могущественную «семью» в городе. Рою казалось, что это вот-вот произойдет, тем более если боссом станет Пол. Поэтому конфронтация между его протеже и протеже Нино была для него нежелательной.
Рой стал приносить больше денег Нино, поэтому Нино мог теперь приносить больше денег Полу. Если бы пришлось, Рой приспособился бы работать на манхэттенскую бригаду, но сейчас пришло время продемонстрировать свою приверженность бруклинской бригаде.
Спустя месяц, 16 ноября, дело о ростовщической деятельности Пола развалилось прямо посреди процесса. Его племянник Артур Берарделли, заняв свидетельское место для дачи показаний, забыл абсолютно всё. Он понятия не имел, о чем говорит прокурор. Какое такое ростовщичество?
Пол вышел из зала суда с улыбкой. Сам покойный Карло не мог бы обставить все лучше. Федеральный прокурор Питер Садлер жаловался судье, который должен был вынести Берарделли приговор за неуважение к суду своим отказом от дачи показаний: «На свидетеля явно кто-то надавил. Все это было спланировано».
Берарделли, который все же дал показания против другого биржевого афериста, получил пять лет. Он тоже покинул зал суда с улыбкой и отправился отбывать свой срок с миром, довольный, что остался в живых.
В День благодарения того же года, буквально через несколько дней после оправдания Пола, из тюрьмы вышел Аньелло Деллакроче. На Манхэттене находились не все его подельники – самая известная банда базировалась в Куинсе. С Манхэттеном же его бригада ассоциировалась из-за того, что он держал клуб на Малберри-стрит в Маленькой Италии. Что касается его банды в Куинсе, то в нее входили, в частности, известные своей жестокостью братья Готти. Самый умный и самый злобный из них, Джон Готти, бывший житель Браунсвилла и Канарси, в то время отбывал небольшой срок за убийство (которое стараниями его «посвященного» адвоката Роя Кона было низведено до уровня всего лишь «покушения» на убийство), но и в его отсутствие в распоряжении Деллакроче оставалось множество стрелков. Учитывая, что за Полом стояли Нино, Рой и его банда, в случае если бы новый босс не был избран мирным путем, кровавая распря была практически неизбежной.