Издалека казалось, что в здании находится «Кафельная компания Дженовезе». На самом же деле название осталось от предыдущего арендодателя. Желто-черную вывеску шириной в двадцать футов[82], визуально отделявшую коммерческое помещение на первом этаже от расположенных выше квартир, оставили нетронутой на прежнем месте, как и подъемные жалюзи, закрывавшие весь стеклянный фасад и почти никогда не открывавшиеся. На стекле было по трафарету написано название клуба: «Ветераны и друзья».
Для приведения в порядок помещения клуба Нино подрядил Доминика и других молодых людей. Они выкрасили внутренние стены, соорудили барную стойку, расчистили кухню, установили кофемашины и расставили столы для еды и карточных игр. Доминик повесил на стены несколько старых плакатов с изображениями киноактеров – Уильяма Клода Филдса, Джин Харлоу и любимца Нино, Джорджа Рафта. «Твоя бабка росла вместе с ним», – частенько хвастался Нино.
Для того чтобы на законных основаниях торговать едой и напитками, нужна была государственная лицензия. «Мы оформим ее на твое имя, потому что ты у нас единственный ветеран без судимостей», – сказал Нино Доминику, которому предстояло подписывать все необходимые документы.
Клуб был втиснут между 1073-м постом свободы Американского легиона[83] и рестораном «У Томмазо», который члены клуба считали своей территорией – там, действительно, им была отведена уединенная комната, где владелец ресторана, оперный певец, пел для них арии. Пол и Нино проводили там встречи, и Рой тоже, но непременно в другое время.
Согласно уставу мафии, Рою воспрещалось лично встречаться с Полом. «Непосвященному» партнеру нужно было назначать встречу через своего капо. Рой попытался это сделать, но ему было отказано. Среди своих Рой стал называть Пола «Водяным мозгом», подразумевая большой размер головы Пола и свое, все чаще проявлявшееся, неуважение к нему. «Пол не из уличных, – говорил Рой. – Он просто продавец мяса».
И принятые, и непринятые в «семью» члены каждой банды из бруклинской бригады обязаны были «нарисоваться» в клубе «Ветераны и друзья» вечером определенного дня недели. Для банды Нино это был понедельник. Рой исправно «нарисовывался», чтобы сохранить расположение Нино, но считал это пустой тратой времени. Никто не делал столько денег, сколько он, и ему не улыбалось работать с теми, кто только и знает, что жаловаться на невозвратные долги своих клиентов, ничего не предпринимая. Если перед ним не стояло задачи заключить новую сделку, он предпочитал проводить время у себя в Массапека-Парке с Крисом, Генри, Джоуи и Энтони, или в «Джемини Лаундж», где он был настоящей звездой.
Нино тоже не был в восторге от нового клуба. Он так и притягивал к себе внимание властей. Поскольку там всегда проворачивалось какое-нибудь дело, можно было быть уверенным, что несколько человек обязательно находятся под наблюдением, а это значило, что вокруг так и снуют копы и федеральные агенты, фотографируя всех подряд и записывая номера машин, чтобы установить личности их владельцев. Нино же ценил конфиденциальность. Ему было пятьдесят два года; он обладал большим влиянием и до сих пор оставался неизвестен ФБР. В досье Бюро он по-прежнему фигурировал только в одной строчке: «Нино и Рой», – обозначавшей тех, кто когда-то вымогал деньги у распространителя порнофильмов.
В Управлении полиции Нью-Йорка знали о нем не намного больше. В 1973 году Кенни Маккейбу, которому Карло в прежние времена всякий раз предлагал выпить кофе, информатор – женщина, бывшая завсегдатаем в «Джемини Лаундж», – сообщила, что «парень по имени Рой Демео» был «с парнем по имени Нино». В бумагах Кенни была также запись о том, что человек, которого в 1969 году видели выходящим из клуба в компании с капо «семьи» Дженовезе, был опознан как ростовщик Энтони Гаджи. В ходе бесконечного наблюдения за сходками Мафии, в том числе в бруклинском клубе водителя покойного Карло, Кенни и другие полицейские Энтони Гаджи не видели. Лишь немногие люди в определенных кругах знали, что Энтони и Нино – это одно и то же лицо.
Нино оставался в тени. Он проводил много времени во Флориде, а в Бруклине ему не было особой нужды покидать бункер – кроме как затем, чтобы выполнить повседневные дела, а отчеты обо всех нелегальных делишках приходили к нему сами в лице Роя. Кроме того, он безумно любил Роуз и своих детей. Нино, как и Рой, пытался строить из себя неприметного гражданина, насколько это возможно для того, кого соседи никогда не видели за работой. Он жертвовал деньги для Американского легиона – правда, не в том пункте, который находился рядом с клубом, – и покупал форму для Малой лиги бейсбола[84], спонсируемой местной церковью. С его точки зрения, клуб «Ветераны и друзья» грозил свести к нулю все его усилия. В те редкие минуты, когда дядюшку одолевали дурные предчувствия, он говорил Доминику: «Этот клуб доведет меня до тюрьмы, а то и до могилы».
По воскресеньям Нино чувствовал себя в клубе не в своей тарелке. Пол считал этот день самым подходящим для того, чтобы члены всех группировок явились и воздали дань уважения своим предводителям. Однако клуб был слишком мал, чтобы вместить всех, и на 86-й улице неизбежно образовывалась толпа.
Прохожие не могли не видеть, что «посвященные», или «славные парни», как их еще называли, собрались на очередную встречу. Нино предпочитал носить консервативные костюмы, Рой – отдавал предпочтение трикотажным рубашкам и хлопчатобумажным штанам, банда Роя и Доминик являлись в самых ослепительных нарядах. Они предпочитали расклешенные брюки, спортивные пиджаки и шелковые рубашки ярких цветов с воротниками настолько широкими, что они закрывали лацканы пиджака. Рубашки были расстегнуты до середины груди, чтобы были видны золотые цепи. Этот стиль был незадолго до того описан в журнальной статье, посвященной культурным особенностям 86-й улицы. Там говорилось о сюжете и отдельных эпизодах фильма «Лихорадка субботнего вечера»[85] (истории Тони Манеро, короля бруклинских дискотек в белоснежном костюме), снимавшегося в пиццерии по соседству с клубом и в других местах Бенсонхёрста.
В то время самой популярной темой разговоров в клубе были газетные заметки с цитатами из речей официальных представителей правоохранительных органов, утверждавших, что Аньелло Деллакроче отныне являлся боссом организации, которую они называли «криминальной семьей Гамбино». Посетители клуба высмеивали власти за их неосведомленность и особенно – за выражение «криминальная семья Гамбино», которое с удовольствием подхватила пресса. Члены «семьи» называли ее просто «семьей» или «организацией». Представители старой школы говорили и вовсе «наше дело», по-итальянски Cosa Nostra.
Поначалу Пол, босс старой школы, приходил в клуб почти каждый день. Он любил вершить дела за сигарой в помещении кухни. С тех пор как один из его разговоров тайно записал его собственный племянник, тот самый биржевой аферист, ему везде мерещились подслушивающие устройства. Поэтому при обсуждении важных дел он пускал воду из-под крана и включал радиоприемник. Уже в начале 1977 года посетители клуба стали замечать подозрительные машины, проезжавшие мимо или припаркованные рядом, – поэтому, приходя и уходя, они принялись напоминать друг другу «улыбнуться копам в камеру». Нино и Рой, поняв, что уже «засветились в кадре», продолжали приходить в клуб. Пол, однако, встревожился и начал избегать своего детища.
Один из автомобилей, осуществлявших наблюдение за клубом «Ветераны и друзья» в начале его существования, был незабываем для любого, кто его видел: невзрачный, видавший виды синий «форд пинто» с желтым капотом. Следователь Кенни Маккейб гордился своим автомобилем, который с виду напоминал ушибленного попугая. Не беда, что он привлекал внимание, – иногда в этом и состояла главная идея. Если следователю нужно было остаться незамеченным, он пользовался казенной машиной, но когда он хотел быть на виду, чтобы испортить день тому или иному «посвященному», лучше «укрытия» было не найти. Сам Кенни в такой машине тоже смотрелся довольно необычно: когда-то он играл за сборную своего колледжа по баскетболу и был достаточно крупным – мог бы играть в линии защиты в американском футболе.
Клуб привлек внимание следователя после того, как они с Энтони Нельсоном, специальным агентом ФБР, часто составлявшим ему компанию во время слежки, «сели на хвост» нескольким посетителям другого клуба – «Вест-Сайд Сивик Центр», принадлежавшего бывшему водителю Карло. С тех пор как Кенни стал детективом в 1969 году, он часто занимался слежкой в свободное время – иногда с другими заинтересованными копами или с другом из ФБР, но чаще всего – в одиночку. Слежка была для него и профессией, и хобби. Обычно ему удавалось разжиться лишь фрагментами информации – такими, как новое имя или, наоборот, знакомое лицо в новой обстановке, – но дела как раз из фрагментов и складывались. Поэтому любые обнаруженные подробности, касавшиеся объекта наблюдения: манеры, привычные занятия, машина, жена или подруга, – тщательно фиксировались. В 1973 году, когда ему сообщили о Рое Демео, который держал бар во Флэтлендсе, Кенни поехал к «Джемини Лаундж» и ждал снаружи, пока человек, подходящий под описание Роя, не сел в «кадиллак», подходящий под описание его машины.
Как выяснилось при «пробитии» номера по базе, «кадиллак» был зарегистрирован на имя Элеанор Демео, шестидесятилетней женщины, проживавшей в Массапека-Парке. Так имена Роя и его матери попали в отчет, а точнее – в целую кипу документов, громоздившуюся в подвале дома Кенни. Справедливости ради надо отметить, что овдовевшая Элеанор жила не со своим сыном, а с подругой – миссис Профачи.
Досье Кенни Маккейба насчитывало сотни имен и фотографий. К 1977 году, когда в них начала фигурировать Мафия, архив Кенни являл собой основной источник данных для окружной прокуратуры Бруклина. Это было закономерно, поскольку отец Кенни, Кеннет Маккейб-старший, некогда был заместителем окружного прокурора.