, заведением заинтересовалось ФБР. Телефон Депальмы в театре поставили на прослушку как раз перед тем, как он начал обсуждать новый способ отмывать деньги мафии: подав иск о банкротстве, театр мог бы освободиться от уплаты по счетам, что увеличило бы прибыль с концертов.
Прослушка выявила разговоры с Нино о таких невинных вещах, как ланч, и то нечасто, поскольку, как дядюшка предупреждал Доминика, «если позвонит Грегори Депальма, меня нет дома. Этот парень слишком много болтает где ни попадя». Нино, в прежние времена продававший подержанные машины, вставлял присказку «где ни попадя» чуть ли не в каждую фразу.
Тем не менее из болтовни Депальмы удалось-таки извлечь изобличающие улики о замысле получить наличные для отдачи Полу и Нино путем преднамеренного и мошеннического иска о банкротстве.
6 июня 1978 года федеральное большое жюри в Нью-Йорке предъявило обвинение Нино, Депальме и девяти другим обвиняемым в сговоре с целью банкротства театра с последующим укрывательством прибыли от кредиторов, а также в получении прибыли от концертов во время нахождения учреждения под надзором попечительского совета, что привело к лишению кредиторов и держателей акций возможности хотя бы частично возместить свои потери. Пол избежал обвинения, так как передал все дела, связанные с театром, в руки Нино, так что Депальма ни разу не упоминал имени Пола в телефонных разговорах.
Нино был разъярен. «Этот сраный Депальма и его сраный рот! – орал он Доминику после того, как ему предъявили обвинение и выпустили под залог. – Ублюдок! Я ведь говорил ему не болтать по сраному телефону! Да я его размажу! Чертов мешок дерьма!»
Вена на шее Нино пульсировала, как никогда: сейчас, против его воли, ему придется стать известным членом «семьи». Он понимал, что те же самые газеты, которые растрезвонили о концертах Синатры, устроенных для того, чтобы сделать театр прибыльным, будут теперь освещать судебный процесс.
В действительности помощник окружного прокурора Ник Акерман намеревался утверждать, что Депальма получил пять тысяч долларов за последний из трех концертов Синатры и отдал их некоему калифорнийскому мафиозному деятелю, который использовал их для подкупа официального лица католического братства «Мальтийские рыцари» в целях приема певца в это общество. Правительство не обвиняло Синатру в чем-либо нелицеприятном, но планировало выставить в качестве улик его фотографии за кулисами с Карло, Полом, Депальмой и другими мафиозными персонажами.
Пытаясь быть оптимистом, Доминик заметил, что обвинение не затрагивало ростовщический бизнес Нино.
– Ты ведь ни при чем в деле с этими пятью тысячами – ну, то есть, может, и при чем, но ты ведь не говорил об этом по телефону? Правильно?
– Что ж я, по-твоему, совсем stupido[96]?
– Ну, тогда им тебя не достать.
– Ты что, юрист? Если бы мне давали по десять центов за каждого чувака в каталажке, которого там не должно быть, я бы уже купил проклятого федерального судью. Ну что за отстой… Проклятый Депальма, кусок дерьма!..
Несмотря на то что адвокаты Нино тоже уверяли его, что у него хорошие шансы выйти сухим из воды, следующие полгода принесли с собой сплошную головную боль из-за слушаний и подготовки к судебному процессу. Временами Нино становился необычайно меланхоличен. Семьи Пола Ротенберга, Джорджа Байрума, Винсента Говернары и других вряд ли выказали бы ему сочувствие, но пятидесятитрехлетний семьянин Нино больше всего на свете боялся оставить жену и детей на произвол судьбы; себя же он попросту не мог представить сидящим в клетке.
– Не знаю, как переживу тюрьму, – сказал он отчиму Доминика на семейном собрании, когда вернулся осенью из Флориды. – Некоторые сидят себе и в ус не дуют. А я не такой.
До сего времени Рой и его подельники пользовались тем, что система правосудия не воспринимала бизнес угона автомобилей всерьез. Несмотря на их бурную деятельность, наказания не последовало. Но эта ситуация мало-помалу начала меняться.
Управление полиции Нью-Йорка многие годы прилагало в борьбе с угонами лишь самые слабые усилия. В 1976 году было угнано девяносто тысяч машин, что явилось рекордным показателем, но в том же году численность отдела по борьбе с автопреступлениями была урезана с шестидесяти до сорока человек – из-за финансового кризиса городского масштаба.
Штаб-квартира отдела по борьбе с автопреступлениями находилась в Куинсе. Полицейские по двое осуществляли патрулирование потенциально криминогенных территорий или отвечали на звонки из семидесяти пяти городских участков – обычно в тех случаях, когда патрульный задерживал водителя, чьи свидетельство о праве собственности, паспорт технического средства или серийный номер казались ему подозрительными. Как правило, работа с широко раскинувшимися районами, такими как Куинс и Бруклин, с населением два миллиона жителей каждый, ложилась на плечи всего двоих полицейских за всю смену.
Отдел был сформирован лишь несколько лет назад, после того как внезапный скачок цен на новые автомобили и запчасти спровоцировал резкий рост угонов. Многие полицейские, которым наскучило рутинное патрулирование, добровольно перешли в новое подразделение. Одним из них был Джон Мерфи, выходец из Бронкса, американский ирландец, имевший обыкновение говорить с таким глухим бурчанием, что его было сложно расслышать. Этот голос очень подходил его натуре. Благочестивый семьянин в личной жизни, он был закоренелым циником на работе. Он чувствовал, что все козыри на руках у противника, но свою работу любил. Для него не было скучных смен. Весь город был его участком.
Мерфи поступил в полицию сравнительно поздно, в тридцать четыре года, после того как отслужил в 1-й дивизии морской пехоты в Корее и подразделении гражданской безопасности военно-воздушных сил во Вьетнаме. В 1977-м ему исполнилось сорок три. Мужчина среднего роста с честным лицом, умудренный жизненным опытом, он был готов взвалить на себя ответственную работу. Такой шанс представился ему в том же году, когда его попросили стать старшим офицером разведки в отделе по борьбе с автопреступлениями. Его начальник Фрэнк Хьюберт хотел определить, были ли задержанные в разное время угонщики связаны друг с другом и не работали ли они случайно на одни и те же авторазборки и свалки.
«А я ведь много лет говорю о том, что Гамбино и Луккезе контролируют всех этих идиотов», – напомнил боссу Мерфи.
Он начал изучать протоколы о задержании и посещать полицейские участки и следственные изоляторы, расспрашивая полицейских, подозреваемых и информаторов. Ему уже было известно о деятельности покойного Джона Куинна и явлении под названием «бумаги Куинна», и он стал пытаться связать имя Куинна с другими именами. Чаще всех встречалось имя Пэтти Тесты. Младшему брату Джоуи был только двадцать один год, но большинство тех угонщиков, которые беседовали с Мерфи, называли Пэтти самым крупным клиентом Куинна. Наблюдение за «Патрик Теста Моторкарз» выявило большой оборот новейших моделей автомобилей премиум-класса.
Чем глубже Джон Мерфи изучал этот вопрос, тем больше убеждался, что Пэтти был «общим знаменателем» для целой сети угонщиков, авторазборок и свалок. Он даже нарисовал схему, на которой к Пэтти сходились связующие линии со многих направлений. Некоторые коллеги Джона считали его одержимым. Они шутили, что стоит спросить у него совета по любому делу, и он не раздумывая скажет: «Пэтти Теста. О Пэтти еще не думал? Это он толкал все машины Куинна». Поначалу Мерфи еще не знал о том, что Пэтти связан с Роем.
У стола Джона Мерфи почти каждый день останавливались еще два полицейских из отдела автопреступлений. Джон Доэрти и Питер Калабро всегда интересовались тем, что общего находил Мерфи в разных делах и какие авторазборки и свалки рекомендовал для рейдов. Он считал их просто любознательными полицейскими; из них двоих он чуть лучше знал Доэрти. Тремя годами ранее они были поставлены напарниками, но вскоре жена Доэрти заболела, и его временно перевели на кабинетную работу – а Мерфи назначили другого напарника.
Однако все-таки он не знал Доэрти достаточно хорошо. Ему было неведомо, что тот являлся одним из братьев Доэрти с авеню Пи во Флэтлендсе и что он рос в трех кварталах от дома родителей Роя Демео и был его одноклассником в школе св. Фомы Аквинского. Не знал Мерфи и того, что другой брат, Дэниел, работал барменом в «Джемини», а еще один, Чарльз, был формальным владельцем бара, прикрывая Роя. Мерфи понятия не имел, что напарник Доэрти, Питер Калабро, стал другом Роя после того, как Доэрти представил их друг другу. И уж точно он не мог знать того, что Калабро был именно тем полицейским, который в 1974 году появился в тени около «Джемини» и сообщил Рою, что Андрей Кац затевает что-то против Криса Розенберга.
Управление полиции Нью-Йорка насчитывает примерно двадцать шесть тысяч сотрудников – больше, чем численность армии некоторых стран, – а по степени бюрократизации может сравниться с Пентагоном. В дополнение к семидесяти пяти участкам в распоряжении управления имеются десятки особых общегородских подразделений (как, например, отдел по борьбе с автопреступлениями) и другие отряды специального назначения, занимающиеся расследованием преступлений в специфических областях – таких, как ограбления и убийства – и действующие в пределах отдельных участков, районов или других географических единиц.
Когда Джон Мерфи только начинал проникать в джунгли автомобильного мира Канарси, отряду уголовной полиции, отвечавшей за районы Флэтлендс и Канарси, было поручено расследовать убийства Джона Костелло и Дэниела Конти, наемных угонщиков, которых убили из-за того, что банда опасалась, как бы они не раскололись в ходе расследования неумелого угона. Результаты нельзя было назвать впечатляющими, за исключением одного: отряд выяснил, что Конти был шурином Питера Ляфроша.
Тем временем некий информатор позвонил следователю еще одного специального отряда Управления полиции Нью-Йорка, который работал на окружного прокурора Бруклина и в котором служил эксперт по делам мафии Кенни Маккейб. «Вам стоит проверить, что происходит в Канарси, – шепнул информатор следователю Джозефу Уэндлингу. – Люди мрут как мухи, а никого еще не посадили».