Его стало напрягать то, что каждый из канарсийской троицы – двадцатидевятилетний Крис, двадцатичетырехлетний Джоуи и Энтони – зарабатывал не в пример больше него. Доминик полагал, что их успехи были обусловлены не столько способностями, сколько свободой от лицемерных правил Нино, – а ведь, если не считать безжалостности, он обладал ничуть не меньшими способностями, чем любой из них. Особенно бесил его Крис, который чувствовал себя под крылом у Роя значительно лучше, чем он сам под крылом у Нино, и не уставал напоминать ему о том, что если бы он работал на Роя, а не на Нино, то жил бы не хуже него.
Досаждало Доминику и то, что его положение по отношению к Полу не приносило никакой финансовой отдачи. Если Рою нужно было переговорить с Полом или отправить ему сообщение либо деньги, когда Нино был в отъезде, он мог сделать это только через Доминика. Однако важность такой роли не означала ровным счетом ничего (и это было самое обидное для Доминика), а Рой находил еще и унизительной необходимость общаться с «водяным мозгом» таким образом.
Несколько раз Доминику удавалось немножко заработать, покупая несколько граммов кокаина у Реги и продавая их ночным обитателям клуба «Студио 54». Постепенно, чтобы отбить собственные затраты на кокаин, да и просто заработать денег, он начал покупать его у Реги (и, соответственно, продавать) в бо́льших объемах, устанавливая прочные отношения «ты – мне, я – тебе».
Они с Баззи сообщили Реге, чья привычка зарабатывать тысячу долларов в неделю сделала его параноиком, что Генри, который иногда собирал платежи для Роя, и Крис собирались напасть на него, когда он поздно вечером задержится с процентами своего стотысячного долга Нино и Рою.
Рега, имевший более веские причины, нежели паранойя и страх, начал платить Доминику пару сотен за то, чтобы тот просто побыл с ним, когда подходил срок платежей по половинной доле Роя в займе. Он знал, что Доминик никогда не пойдет с ним против Генри, но чувствовал, что вложения в Доминика укрепят его отношения с Нино и Роем. Их займы поддерживали на плаву его автомобильный бизнес и ресторан, обеспечивая роскошный образ жизни. С такими банкирами можно было не беспокоиться о том, где в нужный момент найти деньги на кокаин и прочие злоупотребления, которые начинались, едва он просыпался.
Рега, сын букмекера из Нью-Джерси со связями в мафии, жил сегодняшним днем. Он волновался не столько об отдаче основной суммы своего долга, сколько о своевременном погашении процентов и о том, чтобы в его карточке не стояли прочерки. Нино пришлась бы по душе его логика: «Пока я буду должен, я буду жив» (так Рега однажды сказал Доминику).
Рега имел доступ к неограниченным объемам кокаина, потому что берег отношения с кокаиновым дилером по имени Педро Родригес, которого партнеры по бизнесу звали просто «Пас». Заботясь о привлечении нового клиента, Пас познакомил Регу с кокаином несколькими годами ранее, после того как купил у него машину на Джером-авеню в Южном Бронксе.
При посредничестве Реги с Пасом познакомился и Доминик. Он получил то, в чем нуждался больше всего: неограниченный доступ к дешевому кокаину. Теперь орденоносный ветеран имел на несколько сотен больше, подрабатывая телохранителем на сделках по продаже наркотиков на квартире Паса в Куинсе.
Теперь он не являлся домой не только ночами. Все, о чем просила его Дениз, – это звонить ей каждую ночь и сообщать, что он жив; так он и поступал. Порядок вещей, при котором муж отсутствовал дома по несколько дней, стал для нее обычным, словно она была замужем за коммивояжером. Как только он появлялся на пороге, они занимались любовью, и их чувства вспыхивали с новой силой.
Частенько оказываясь вдали от дома, Доминик тем не менее всегда неукоснительно собирал платежи для Нино и вел дела в «Джемини». По окончании рабочего дня он с Генри, либо с Регой, либо с новым знакомым «западлячком» Мики Физерстоуном направлялся в клуб «Студио 54» или новую дискотеку на Манхэттене под названием «Ксенон». Они познакомились с ее владельцем – им оказался сын покойного Руби Стейна, ростовщика, убитого Дэнни Грилло и «западлячками».
– Если они не из Бруклина, значит, фермеры! – кричал Доминик своим приятелям на кокаине, пока полуобнаженные официантки в трусиках из серебристой ткани наполняли их бокалы.
– Я принесу нам всем миллионы! – орал Рега, перекрикривая пульсирующую музыку.
Быстро скатываясь в пропасть, Доминик снова изменил Дениз – на этот раз с официанткой, с которой познакомился в клубе «Дно бочки».
– Я говорил себе, что этого не повторится, но, понимаешь, изрядно накачался, – сказал он Генри.
– Хватит оправдываться. Ты просто такой же говнюк, как и мы все.
– Что ж, ты прав…
Через несколько дней, 17 июля, в свой тридцать первый день рождения, Доминик получил подарок от Дэнни Грилло – сеанс массажа в шикарном массажном салоне на Манхэттене. Сеанс проводила бывшая королева красоты из Швеции.
К концу лета Доминик, жизнь которого из просто отвратительной успела превратиться в мерзко деградирующую, употреблял один грамм кокаина и выпивал бутылку[98] «Джека Дэниелса» в день. Для таких привычек требовалось крепкое здоровье – и таким здоровьем бывший воздушный рейнджер и «зеленый берет» гордился, будучи в нем совершенно уверенным.
Еще во время учебы в колледже, а потом и будучи с Домиником в Калифорнии, Дениз видела, как люди принимают наркотики. Знала она и о его растущем пристрастии к кокаину – он, Генри и Дэнни на вечеринках выкладывали дорожки для всех желающих, – но не представляла, как далеко все зашло, поскольку дома он почти не бывал. «Кокс – это не LSD, – говорил он ей, – это социальный препарат. Я могу принимать кокс днями напролет и спокойно делать свои дела. Все под контролем».
Тем не менее Доминик начал терять вес, что было заметно по лицу и верхней половине тела. Коротко подстригшись и начав зачесывать волосы вперед, он вновь продемонстрировал свою способность к перевоплощению. Как ни странно, чем менее внушительными делались его плечи и грудь, тем опаснее он становился с виду из-за новой прически и обострившихся черт лица. Одевался он теперь почти всегда во все черное, и когда он входил в ресторан, посетители начинали перешептываться: «Вот идет мафиозо».
Когда осенью 1978 года Энтони Гаджи вернулся в Бат-Бич и не застал племянника на месте, он обвинил Доминика в том, что тот стал каким-то панком, а не членом мафиозной семьи. Он еще не знал всей правды о кокаине, чтобы всмотреться как следует в очевидные признаки регулярного употребления – такие, как сопливый нос, потеря аппетита, внезапная смена настроения. Его больше беспокоило то, что Доминик пьет и что он не появляется ежедневно в клубе «Ветераны и друзья».
– Если ты будешь продолжать пить, как сейчас, ты себя угробишь! – кричал Нино во время часто повторявшихся ссор. – Не будь идиотом, каким был твой отец!
– Да, он пил, но он был чемпионом Армейского авиационного корпуса!
– Он был лоботрясом!
– Другие видят мир не таким, как ты.
– Я тебе не другие! Ты бы лучше нарисовался в клубе. Слышишь, ходи туда каждый день!
– Чтобы хренов Маккейб срисовал мою рожу? Помнится, ты говорил, что этот клуб тебя доконает. Если он мне ничего не приносит, я не хочу, чтобы он доконал и меня.
– Да пошли эти копы, ни черта они не знают…
После таких перепалок Доминик несколько дней послушно появлялся в клубе, а потом снова делал все, что вздумается, то есть попросту проводил время с друзьями, с собственной «группировкой». После всех лет, проведенных под колпаком у Нино, он наконец решил для себя, что дядя, как говорится, страшнее лает, чем кусает. Поскольку Нино не хотел помогать ему в увеличении капитала и положения, он не имел и права управлять его жизнью. Однако Доминик исправно продолжал делать то, за что Нино платил ему: присматривал за бандой Демео и собирал платежи для дядюшки, пусть бизнес и был не очень прибыльный. Его отношения с Нино тоже постепенно становились похожими на схему «ты – мне, я – тебе».
В те дни он не особо беспокоился об этической стороне вопроса или традиционных семейных ценностях. Однажды на своем наклонном пути вниз он встретил женщину, которая стала действительно что-то значить для него, какими бы странными ни были их отношения.
Все началось, когда они с Баззи и Генри уже собирались уйти из квартиры продавца кокаина, с которым познакомились в клубе «Студио 54». Направляясь к выходу, Доминик увидел женщину, раскинувшуюся на кровати в одной из комнат и читавшую журнал «Космополитен».
Приободрившись, он спросил:
– Ну что, останешься с этим уродом или пойдешь с нами?
– Только вещи свои возьму, – ответила она.
Черил Андерсон, как выяснилось, уже видела в клубе Доминика и его приятелей. Ей было двадцать пять лет. Она была дочерью преуспевающего владельца строительной компании на Лонг-Айленде. Стройная, привлекательная, с зелеными глазами и длинными прямыми волосами цвета осенней пшеницы, она приехала в город, чтобы попробовать все доступное молодым людям. В результате она сделалась главным дилером куаалюда – препарата, отпускавшегося строго по рецепту; его седативный и одурманивающий эффект помогал любителям кокаина выходить из состояния нервного возбуждения более плавно. Таблетки «люда» Черил покупала тысячами у Фрэнка Элмана, фармацевта из Гринвич-Вилледж, которому был семьдесят один год и который был без памяти влюблен в нее. Вскоре она, Доминик и остальная компания вовсю продавали эти таблетки в клубах «Студио 54», «Ксенон» и множестве других заведений. В знак признательности парни подарили девушке копию таблетки самой популярной разновидности куаалюда – «Lemmon 714», сделанную из золота.
Находясь рядом с Черил, Доминик взялся убеждать себя в том, что можно любить двух женщин сразу. Дениз была прекрасной женой и матерью; Черил была превосходной любовницей. Она представляла собой выдающееся явление, обладая всеми преимуществами респектабельности американского среднего класса и при этом демонстрируя все признаки такой же жажды саморазрушения, какая была у Доминика. Она была и вероотступницей, и шлюхой, и товарищем, и у нее, что называется, «были яйца».